Штуцер и тесак (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 48

– Не будет наград, – вздохнул Спешнев. – Князь нас только отругал.

– За что? – изумился Неверовский.

– За то, что покинули Смоленск без его приказа. Хорошо еще наказывать не стал.

– Как же так? – растерялся Неверовский. – Не наградить за столь славный подвиг? Я непременно поговорю с Багратионом еще раз.

– Не стоит, – сказал лекарь. – Награда – не главное. Сочтемся славой, ведь мы свои же люди, – внезапно продекламировал он, приняв забавную позу. – Пускай нам общим памятником будет бегущий из России Бонапарт [102]!

Офицеры засмеялись, Неверовский, помедлив, присоединился.

– Присаживайтесь к столу, ваше превосходительство! – предложил командир батальона. – Угощение у нас простое, но чем богаты… – он развел руками.

– Благодарю, подполковник, – кивнул Неверовский. – Есть и пить не стану – сыт. А вот песни послушал бы. Если Платон Сергеевич не откажет, – он посмотрел на лекаря.

– Для вас, ваше превосходительство, хоть всю ночь! – заверил тот и вернулся к лавке у стены. Там, взяв гитару, сел и пробежался пальцами по струнам. Офицеры, дождавшись, когда сядет генерал, разместились по лавкам.

Четвертые сутки пылают зарницы,
горит под ногами родная земля,

– начал лекарь звучным голосом.

Не падайте духом, поручик Голицын,
корнет Оболенский, налейте вина…

Офицеры за столом заулыбались, устремив взгляды на поручика, сидевшего напротив певца. Тот заерзал на лавке и покраснел.

– Его фамилия Голицын, – шепнул на ухо командующему адъютант.

– Мелькают Москвою знакомые лица, цыганки заходят в пустые дома, – продолжил певец. – Подайте бокалы, поручик Голицын, корнет Оболенский, налейте вина…

Неверовский ощутил сладкое томление в груди. Песня была необычной, даже диковинной, но слушать ее было приятно. По лицам офицеров было видно, что и им – тоже.

Гусары Мюрата проносятся яро,

– продолжил певец.

С чего загрустили, мой юный корнет?
Ты помнишь, как били в степях янычаров?
Теперь же французы… Нам разницы нет!

«Это он про нас, – понял Неверовский. – И про Москву правильно – там дивизия формировалась. Когда только успел сочинить?» Лекарь сильнее ударил по струнам.

На поле единой мы встанем колонной.
На бой вдохновляет Россия-страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
корнет Оболенский, надеть ордена…

Окончание песни офицеры встретили аплодисментами, Неверовский присоединился. Руцкий встал и поклонился.

– Добрая песня, – сказал генерал, когда хлопки стихли. – Хотя видно, что статский сочинил. Поручики не раздают патронов, для этого унтера есть, а у корнета не может быть много орденов – после первого же получил бы повышение в чине. Но все равно слушать приятно. Так, господа?

Офицеры дружными возгласами подтвердили слова генерала.

– Кстати, – сощурился Неверовский, – с чего такая честь поручику? – он указал на Голицына. – Не про каждого генерала песню сочинят, а тут рядовой офицер.

– Поручик Голицын в сражении в Красном заменил погибшего командира роты, и командовал ей умело и отважно, – поспешил командир батальона. – Отбил натиск французов и исправно вывел из города остатки роты. Достоин награды.

– Подайте рапорт по команде, – кивнул Неверовский. – И других отличившихся не забудьте. А вас, поручик, – улыбнулся он Голицыну, – уже можно поздравить. С такой-то славой! Не сомневаюсь, что эту песню переймут и будут распевать повсеместно. А Платон Сергеевич, возможно, и другую сочинит. Так? – он посмотрел на лекаря.

– Запросто! – кивнул тот и стал задумчиво перебирать струны. В доме установилась тишина. Все смотрели на лекаря, понимая, что видят незнакомое для себя действо – рождение песни.

Светилась, падая, ракета,

– тихо начал Руцкий,

как догоревшая звезда.
Кто хоть однажды видел это,
тот не забудет никогда.
Он не забудет, не забудет,
атаки яростные те.
Под Красным в поле за Смоленском,
и на Смоленском большаке [103]…

Как-то так, – сказал, прервавшись. – Далее пока не сочинилось, но я этим займусь.

– Постарайтесь! – попросил Неверовский. – Нельзя, чтобы забыли о подвиге солдат и офицеров, тех жертв, что они принесли на алтарь Отечества.

– Сколько их еще будет! – вздохнул Руцкий. – Неприятель силен. Под началом Бонапарта лучшая армия Европы. Побить-то мы их побьем, но кровью умоемся. Принесло же этих шаромыжников!

– Как вы сказали? – удивился генерал. – Шаромыжников?

– Ну, так шер ами, шер ами, – передразнил лекарь французский говор.

Офицеры засмеялись.

– Забавное слово, – улыбнулся Неверовский. – Кстати, Платон Сергеевич. Показывал вашу пулю в штабе армии. Не заинтересовались. Сомневаются, что от нее выйдет толк.

– Но вы-то видели результат?

– Да, – кивнул Неверовский. – И уже приказал отлить такие для своей дивизии – пока для егерей.

– А другим и не нужно.

– Почему? – удивился генерал.

– Линейную пехоту учат стрелять на дальность до ста шагов. На такой дистанции и круглая пуля смертельна. К тому же солдаты палят по колоннам противника, не слишком целясь. А вот егерей обучают стрелять метко и издалека. Им и нужны пули, которые поражают за триста шагов.

– Неверно рассуждаете, Платон Сергеевич! – покачал головой Неверовский. – Если вся армия станет поражать колонны врага с дальней дистанции…

– Для этого следует ее переучить, – не согласился Руцкий. – Пуля с выемкой на донце по-другому летит. У нее более настильная траектория.

– Что? – удивился генерал. Выслушав объяснение, покачал головой. – Не ожидал таких познаний от лекаря.

– Было время изучить, – сказал Руцкий. – Новую пулю мы на деле опробовали. С ней целиться нужно по-другому, иначе на большой дистанции промахнешься.

– Точно так, ваше превосходительство! – подтвердил Спешнев.

– Подскажете моим егерям, как нужно? – спросил Неверовский.

– Всенепременно! – заверил штабс-капитан.

– Благодарю, господа! – сказал генерал, вставая. Офицеры вскочили следом. – Веселитесь, заслужили. Боюсь ошибиться, но как бы завтра не началось. Я только что из штаба армии. Высланные на разведку казаки сообщили, что основные силы Бонапарта в дне пути от Смоленска. Нашей армии приказано дать им бой и задержать насколько возможно.

– А Барклай? – спросил командир батальона.

– Будет отступать далее, – скривился Неверовский. – А мы – следом. Военный министр заявил, что неприятель слишком силен, а государь поручил ему беречь армию. Она у него одна.

Офицеры возмущенно загомонили. Увлеченные, они не заметили, как лекарь произнес вполголоса: «Умница!» Он единственный из всех не выглядел расстроенным. После ухода Неверовского раздосадованные офицеры расселись за столом.

– Спеть вам еще, господа? – спросил лекарь. – Или настроения нет?

– Давайте! – согласился командир батальона. – Хоть какая-то радость.

Офицеры закивали. Руцкий охватил пальцами гриф гитары.

– Отшумели песни нашего полка, отзвенели звонкие копыта…

Глава 14

– Слушаю вас, полковник! – сказал Даву, глянув на вошедшего в избу начальника разведки. – Что-то срочное?