Самый счастливый день - Алексин Анатолий Георгиевич. Страница 7
— Я на улицу бегал…
— Зачем же ты бегал? Ведь мы тебе не разрешаем!
— Я больше не буду!.. — произнес Петя свою любимую фразу и быстро прошел в комнату.
Миша рылся за шкафом. «Все еще ищет!» — подумал Петя. И от волнения присел на корточки… Но потом поборол страх, выпрямился, подошел к столу и положил на него свой кораблик.
— Вот… Вот она — твоя газета! — тихо сказал он.
Миша выскочил из-за шкафа и схватил кораблик.
Несколько минут он молчал, словно голос исчез куда-то. А потом сказал:
— Тут же только одна половина… А где другая?
— Ее Димка утопил…
— Как утопил?
— Устроил бурю — и утопил…
Миша уставился на Петю и молчал.
«Уж лучше бы ругал… — думал Петя, — а то молчит!»
Миша положил кораблик на стол и медленно проговорил:
— Так ты, значит, из моей газеты корабликов понаделал?
— Всего только два… — пробормотал Петя.
— А почему сразу не сказал?
— Я… я… ну… побоялся.
И тут словно что-то взорвалось у Миши внутри.
— То, что взял без спроса, — это еще ничего. А зачем же наврал? Ведь я же тебя как человека спрашивал! Побоялся?.. Сказать правду — побоялся? А наврать, значит, не побоялся?
Миша остановился… А потом закричал еще громче:
— Да что ты на абажур-то уставился?! Отвечай что-нибудь!
Петя, и правда, смотрел все время в одну точку: на шелковый абажур, которым была накрыта настольная лампа. Абажур был красный. Но по вечерам, когда горела лампочка, он казался оранжевым. И сейчас, под лучами солнца, абажур тоже был золотисто-оранжевого цвета. А Пете и солнце не помогало. Наверно, не хотело ему помогать. Щеки горели… Мама и папа стояли рядом. Но Петя боялся взглянуть на них.
Наступило молчание. Ох, какая это была неприятная тишина!.. «Хоть бы пришел кто-нибудь! — подумал Петя. — И тогда бы все про меня забыли».
И сразу, будто по его просьбе, раздался короткий звонок.
Это пришел Костя Волчков. В руках он держал целую кипу газет.
— Вот тут все последние «Пионерки», — сказал Костя. — Я их по числам подбираю.
Миша кинулся к нему.
— Спасибо, Костя! Вот уж выручил!..
— Чего ж тут особенного? — ответил Костя. — Трудно мне, что ли?
«Вот и хорошо! Теперь обо мне забудут», — подумал Петя.
Но Миша нахмурился и спросил у Кости:
— А знаешь, кто взял газету?
— Кто?
— Наш уважаемый Петя!..
— Зачем же?
— На кораблики! Взял, а сам говорит: «Не брал! Ничего не знаю…»
— Так и сказал? Ай-я-яй! — покачал головой Костя.
«Подумаешь, удивляется! Будто сам никогда не врет! — подумал Петя. — Вот убегу сейчас и никогда-никогда не вернусь. Тогда все пожалеют: и папа, и Миша… и даже Костя Волчков!»
Но убегать ему не пришлось. Папа взял его за руку и подвел к столу, словно пригласил получше разглядеть бумажный кораблик.
— Как он весь помялся и съежился, будто в шторме побывал! — сказал папа. Он осторожно взял кораблик в руки. — А название у него — очень хорошее!..
— Какое название? — не понял Петя.
— А вот! — Папа указал на слово «ПРАВДА», которое было напечатано большими красными буквами на борту маленького корабля…
Много прошло дней… Много дождей пролилось на землю, и много прожурчало ручьев. Много корабликов смастерил Петя. На каждом из них он аккуратно выводил печатными буквами: «ПРАВДА». И это было первое слово, которое он научился писать…
1951 г.
ПРО СЕСТРЕНКУ
ОЯ МЛАДШАЯ сестра Полинка очень любит подхватывать и повторять то, что говорят старшие. Это у всех маленьких такая манера… Я думаю, у них это от недостатка собственных мыслей происходит. Мама говорит, что даже я, когда был маленьким, тоже любил чужие слова повторять. Проверить это, конечно, трудно, но я верю маме… Впрочем, дело совсем не в этом. Дело в том, что однажды Полинка услышала, как мама говорила обо мне по телефону:— Я Севой в основном довольна! — Мама всегда довольна мною только «в основном». — Но одно меня огорчает… Это его пренебрежительное отношение к сестре. Что вы там ни говорите, а он, к сожалению, пока что плохой брат!
Полинка подхватила эти слова (маленькие почему-то прежде всего подхватывают дурное!) и с тех пор так и стала меня называть — «Плохой брат». Прихожу, например, я из школы, а она кричит: «Ура! Плохой брат пришел!» Звонит мне кто-нибудь, а она отвечает: «Плохого брата дома нет».
Так бы это безобразие и продолжалось до сих пор, если бы не Колька Орешкин. Колька — наш сосед. Он живет в квартире напротив. Мы с Колькой родились в один год и даже в один месяц. Только я родился на двенадцать дней раньше.
Значит, я все-таки старше! Но Колька этого не понимает и все норовит меня в чем-нибудь обскакать.
Вот, например, он первым выучился ходить на руках и прошел вверх ногами во дворе от одной скамейки до другой. Я три дня упорно тренировался и прошел на руках от скамейки до самого нашего подъезда. Побил Колькин рекорд! Однажды Колька, ни слова не говоря, взял да и решил десять арифметических задач, которых нам «на дом» не задавали. Ну, я два дня просидел — и решил двадцать задач! Опять Кольке не уступил. Мама говорит, что у нас получается «Очень полезное соревнование».
Вы, наверное, думаете: какое это имеет отношение к моей младшей сестре Полинке? Сейчас узнаете.
Однажды Колька приходит ко мне и, победоносно поглядывая по сторонам, сообщает:
— А я, между прочим, своего Павлика читать научил! Он сегодня три с половиной сказки сам прочитал.
Павлик — это Колькин братишка. Ему недавно шесть лет исполнилось. А нашей Полинке всего пять! Но я почему-то очень огорчился: «Как же так? Колькин брат уже умеет читать, а моя сестра еще нет?!»
В тот же день я усадил Полинку за алфавит.
Первое время дело у нас подвигалось очень медленно. Полинка из-за своей несознательности все еще продолжала увлекаться куклами, зайцами… Я даже пытался один раз спрятать ее игрушки. Но она подняла рев и крик на всю нашу квартиру. Полчаса повторяла она одно и то же слово: «Отдай! Отдай!..» Мама сказала, что я мучаю ребенка, — и пришлось игрушки отдать.
Целый день я ломал себе голову над тем, как бы мне обучить Полинку грамоте «скоростным методом» и заткнуть за пояс Колькиного братца. Наконец, я придумал!
Полинка хочет играть? Очень хорошо. Мы будем с ней играть в школу!
С того дня все шло как по маслу. Полинка набивала мой портфель разными книжками и, походив с ним немного по улице, возвращалась домой. Только это был уже не дом, а школа, Полинка садилась за парту, я давал звонок… И урок начинался! Я расхаживал по комнате, как наш учитель… Поглаживал воображаемые усы, вызывал Полинку к доске, ставил ей отметки и даже предупреждал, чтобы она не слушала подсказки, хотя в комнате нас было двое.
Полинка приходила в восторг! И мне было интересно (Кольке я, конечно, в этом никогда не сознаюсь!). Когда я садился за свои собственные, уже взаправдашние, уроки, Полинка все еще продолжала играть в школу. Только учительницей была она сама, а учениками — куклы, зайцы и мишки.
Колька не догадался учить Павлика по моему методу. И поэтому, когда мы устроили экзамен на быстроту чтения, моя Полинка на первой же странице обогнала Павлика…