Самый счастливый день - Алексин Анатолий Георгиевич. Страница 8
Потом уж я поделился с Колькой своим «скоростным методом».
Так я научил Полинку читать. И сам очень привык с ней возиться… Мы продолжали играть в школу. Но появились у нас и другие игры. Например, мы стали играть в больницу. Я был известным хирургом. Сестра приводила ко мне своих кукол, зайцев и мишек, — я пришивал им головы, уши, заново рисовал им глаза, которые были смыты водой или попросту стерлись.
Так Полинка перестала называть меня «плохим братом». Правда, и «хорошим братом» она меня называть не стала, а зовет просто по имени — Севой… И мне это нравится!
1957 г.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Шурик еще не умел читать, но уже знал эти стихи наизусть. Их читала ему мама. Стихи были грустные. И Шурик очень удивился, когда узнал, что Пушкин, оказывается, любил осень.
Шурик осени не любил. Не любил за то, что облетали листья и «реже солнышко блистало». А больше всего за то, что осенью часто шли дожди и мама не пускала его на улицу.
Но вот наступило такое утро, когда все окна были в извилистых водяных тропинках, дождь бесчисленными молоточками заколачивал что-то в крышу, и все-таки мама не удерживала Шурика дома. Она даже поторапливала его. И Шурик почувствовал, что теперь он совсем большой: ведь и папа тоже ходит на работу в любую погоду!
Мама вынула из шкафа зонтик и приятно похрустывающий белый плащ, который Шурик тайком надевал вместо халата, когда они с ребятами играли в докторов.
— Ты куда? — удивился Шурик.
— Тебя провожу.
— Меня… провожать? Да еще с зонтиком? Что ты?!
Мама вздохнула и положила вещи обратно в шкаф.
Шурику очень нравилось бежать в школу под дождем…
Один раз он обернулся — и вдруг на другой стороне улицы увидел маму. На улице было много плащей и зонтиков, но маму он узнал сразу. А она, заметив, что Шурик обернулся, спряталась за углом старого двухэтажного дома.
«Прячется! Как маленькая!..» — сердито подумал Шурик. И побежал еще быстрей, чтобы мама не вздумала догонять его.
Возле самой школы он обернулся еще раз, но мамы уже не было. «Вернулась», — с облегчением подумал Шурик.
Ребята строились по классам. Молодая учительница проворно смахивала с лица мокрые прядки волос и кричала:
— Первый «В»! Первый «В»!
Шурик знал, что первый «В» — это он. Учительница повела ребят на четвертый этаж.
Еще дома Шурик решил, что ни за что не сядет за парту с девчонкой. Но учительница как-то очень просто и весело спросила его: «А ты, наверно, хочешь сесть с Черновой, да?» И Шурику показалось, будто он и правда всегда мечтал сидеть рядом с Черновой.
Учительница раскрыла журнал и начала перекличку. Ребята откликались не сразу: они не привыкли, чтобы их называли по фамилии. И смущались, конечно.
— А что вам смущаться? — удивилась учительница. — Это когда один новичок в классе, ему сперва трудно бывает, а вы все в одинаковом положении — все новички. Давайте знакомиться!
После переклички учительница сказала:
— Орлов, прикрой, пожалуйста, окно.
Шурика уже второй раз в жизни назвали по фамилии. Он сразу вскочил и подошел к окну. Дотянуться до ручки ему было нелегко. Он приподнялся — и вдруг замер на цыпочках. За окном, на улице, он увидел маму. Она стояла, закрыв зонтик, не обращая внимания на дождь, который струями стекал с плаща, и водила глазами по окнам школы. Мама, наверно, хотела угадать, в каком классе сидит ее Шурик.
И тут Шурик не смог рассердиться. Наоборот, ему захотелось высунуться на улицу, помахать маме и громко, чтобы не заглушил дождь, крикнуть ей: «Не волнуйся! Не волнуйся, мамочка… Все хорошо!» Но крикнуть он не мог, потому что на уроке кричать не полагается.
1955 г.
ВАЖНЫЙ ЗВОНОК
— Ну, теперь ты полная хозяйка в квартире, — сказала мама. — Довольна?
Но Маринка не была довольна. Наоборот, она была очень и очень огорчена. Сперва мама не догадалась, в чем дело. А потом поняла: Маринка боялась одна оставаться дома. Днем было еще ничего… Но вот ночью, когда мама дежурила в больнице, Маринка места себе не находила. Верней сказать, она находила себе место, но в другом доме: убегала ночевать к своей подружке Тане.
Мама приходила с ночного дежурства рано утром, а Маринка возвращалась от Тани попозже. Однажды, вернувшись, она увидела, что мама легла спать, а на столе лежала записка: «Ты, значит, у меня отчаянная трусиха?! А ведь уже в пятый класс перешла!»
Маринка и сама не знала, чего именно она боится. Сколько раз она давала себе слово, что выдержит, не убежит к Тане, — и каждый раз убегала.
Однажды, уходя на ночное дежурство, мама сказала:
— Следи за телефоном, Маринка. Должен быть один звонок! Очень важный!..
— Понимаю… — сказала Маринка. Маме часто звонили от разных больных, которых она лечила. Звонили даже по ночам. И каждый раз, кончая разговор, мама говорила: «Вы звоните, когда нужно будет. В любое время… Пожалуйста, не стесняйтесь!»
Мама ушла, а Маринка стала читать книжку и время от времени поглядывала на телефон. Она думала, что важный звонок раздастся очень скоро… А его все не было и не было.
Когда спустились сумерки, Маринка заволновалась. Она глядела на телефон умоляющими глазами, и, словно сжалившись, он зазвонил.
— Это автобаза? — раздался в трубке хриплый, неторопливый голос.
— Да нет! — с досадой ответила Маринка и бросила трубку.
«Хоть бы еще зазвонил! — думала она. — Я бы узнала, в чем дело, сообщила маме на работу и потом побежала к Тане!»
Но телефон не звонил.
Откуда-то сверху раздались мужские голоса. Они то затихали, то становились громче. Это показалось Маринке очень таинственным… «Странно!» — со страхом подумала она. Подошла к окну и внимательно оглядела подоконник, потом высунулась и осмотрела карниз. Ни на карнизе, ни на подоконнике никого не было. «Так это же радио у соседей… наверху!» — вдруг догадалась Маринка. На миг ей даже стало смешно. Но только на один миг, потому что в следующий момент было уже не до смеха: ей показалось, что в коридоре скребутся мыши.
Бледная Маринка прислушалась к шороху. Хлопнула металлическая крышка, — и она поняла: это почтальон опустил что-то в почтовый ящик. Маринка открыла ящик — там лежала «Вечерка» и письмо ворчливой соседке. Маринка положила его обратно: соседка не любила, чтобы ее письма вынимали из ящика.
Вдруг Маринке почудилось, что мыши действительно скребутся, но только не под полом, а где-то наверху, на потолке. «Что за ерунда! Мыши живут в подполье… и не могут быть наверху!» — рассуждала Маринка. Эти рассуждения, однако, не успокоили ее, и она стала чутко прислушиваться к странному шороху. Тогда до нее донеслись и звуки музыки. «Вальс!.. „Дунайские волны“! — с радостью узнала Маринка, словно услышала голос старого знакомого. — Это же соседи танцуют и шаркают…» Но и тут она успокоилась ненадолго. Каждый скрип половиц заставлял ее вздрагивать и прислушиваться.