К нам осень не придёт (СИ) - Шелкова Ксения. Страница 6

Он не представлял, сколько ещё сможет получать в долг: даже знакомые ростовщики последнее время косились и встречали его не очень любезно — медлить с выгодной женитьбой больше уж было нельзя.

Владимир Левашёв, несмотря на молодость — ему шёл двадцать шестой год — не без оснований считал себя зрелым и циничным человеком, достаточно потрёпанным жизнью. В детстве он насмотрелся на то, как куролесили его отец и дядья, не раз наблюдал слёзы и истерики матери, которой папаша изменял направо и налево… Отец пил, играл в карты, заводил любовниц, впрочем, быстро расставался с ними — одна из его дам даже имела наглость заявиться в их особняк на Моховой, тот что нынче был заложен — и попыталась застрелиться прямо на глазах у неверного любовника и его законной половины…

Все эти безобразия раньше времени свели в могилу мать Владимира. После её смерти отец продолжал тоже самое, только более безудержно. Неудивительно, что материнские драгоценности, лошади, экипажи, оружие, столовое серебро — всё это одно за другим отправлялось в заклад или с молотка.

Наблюдая такую жизнь, подрастающий Владимир сделал вывод, что самое главное в жизни — владеть собой, уметь управлять своими страстями. Он знал, что весьма строен и красив — это являлось его несомненным преимуществом. Также большим подспорьем оказалось прекрасное французское произношение, перенятое ещё от маменьки. Но на этом, можно сказать, и заканчивались немногочисленные дары судьбы; остальное же зависело от него.

Иногда Владимир Левашёв с ужасом думал, что идёт ко дну: окончательное разорение и продажа последнего имущества были не за горами! Ну не мог же он явиться к папаше Калитину и сказать прямо: выдавайте за меня одну из ваших дочерей теперь же! Он узнал упрямого богача весьма хорошо — да и вообще свойством характера Владимира было умение прекрасно разбираться в людях. В этом крылась основная причина его обходительности. Граф Левашёв мог найти общий язык с человеком любого звания и положения, даром что был представителем старинной фамилии.

Люди незнатные млели от его очаровательной простоты, а чопорные аристократы восхищались прекрасными манерами и воспитанием. Поэтому Владимир не сомневался, что легко обворожит обеих дочерей Калитина, а заодно и его самого.

Однако, получилось не так просто, как он ожидал. Младшая, Елена, особа некрасивая и ужасно конфузливая, влюбилась в него с первой же встречи, так что ему сразу сделалось скучно. Что же касалось старшей… Анна оказалась в высшей степени прелестной и грациозной девушкою; от её красоты Владимир сперва даже немного смутился, но быстро овладел собой. А вот её спокойствие и независимость, столь редкие в молоденьких девушках, пробудили в нём настоящий азарт! Победить этакую смелую барышню — она и не порозовела, когда встретилась с ним глазами — было делом гораздо более интригующим, чем ловить в который раз обращённые на него томные взгляды и слышать затаённые вздохи!

Однако, даже увлёкшись Анной, граф Левашёв отнюдь не забывал своей истинной цели. Ему была нужна жена с хорошим приданым, которая впоследствии унаследует большую часть состояния семьи. По всему выходило, что это, конечно, Анна. Её страстно обожал отец, упрямый самодур — а вот младшую дочь он почти не замечал. Весьма сомнительно, что старик Калитин выделит Елене лучшее приданое, чем Анне. А значит — его цель именно Анна, которая к тому же куда сильнее будоражит его воображение!

И на этих мыслях Владимир каждый раз спотыкался. Он ни разу не заметил, чтобы Анна испытывала к нему нечто большее, чем вежливый интерес. Она была с ним неизменно мила и любезна — но точно также она держала себя и со всеми, начиная от свиты кавалеров на балах и скачках и заканчивая престарелыми родственниками своих подруг.

Ни разу она не смутилась в его присутствии, не запнулась, не замолчала внезапно, не посмотрела на него украдкой — но пристально и страстно. Владимир кожей чувствовал её откровенное равнодушие, маскируемое приветливостью. Это выводило его из себя: к такому отношению он вовсе не привык! Он удвоил свои атаки на Анну, и чтобы вызвать её ревность, стал проводить больше времени с Еленой, притворяясь, что интересуется ею. Впрочем, общество Елены нагоняло на него такую тоску, что молчать и изображать рядом с ней грусть и мечтательность никакого труда не составляло.

Елена едва не плавилась от его внимания, а Анна… Анна оставалась равнодушна.

Был даже момент, когда Владимир, разозлившись, подумал: может быть стоит махнуть на всё рукой, пасть к ногам Елены, попросить её руки и удовольствоваться синицей в руках? А насчёт состояния, вероятно, можно будет найти поддержку в лице её маменьки.

Но это показалось ему слишком рискованным. Если старик Калитин разгневается, что его нелюбимую дочь предпочли любимой, то не даст за Еленой вообще ничего. Мать же, Катерина Фёдоровна, как он успел заметить, никакого влияния на мужа не имела, так что, женившись на бледной унылой Елене, граф Левашёв мог во всех смыслах остаться с носом. Но всё же Еленой будет легко управлять, она и слова ему поперёк не скажет; Анна же, скорее всего, окажется «норовистой лошадкой», взнуздать которую не в пример труднее!

Поэтому он скрывал досаду от всего этого, продолжая балансировать на грани: уделял внимание обеим сёстрам, был внимателен, почтителен, мил… Уверял их отца в искренней преданности и дружбе, да и Катерину Фёдоровну не забывал. Словом, Владимир вложил кучу времени и усилий в прожект выгодной женитьбы, и, похоже, что не зря!

Когда Калитин прямо и открыто спросил о его намерениях, граф Левашёв откровенно сконфузился… Он до сей поры не знал хорошенько, кого всё-таки из сестёр ему лучше выбрать — Елену, которая будет на него молиться или Анну, обворожительную, непонятную, таинственную, точно птица Алконост… Приятели и знакомые умрут от зависти, когда увидят его жену!

По счастью, купец куда больше радел о судьбе старшей дочери — можно сказать, что сам и навязал Владимиру ответ на столь сложный вопрос.

***

Однако же, перед летним переездом семьи в Стрельну, невеста вдруг захворала… Владимиру ничего не говорили прямо, но из недомолвок Елены и перешёптывания прислуги, которые он пару раз услышал случайно, выходило, что Анет преследуют некие кошмары, галлюцинации. Видеться с нею Владимиру не дозволялось. Да и он не горел желанием лицезреть всегда оживлённую, весёлую Анну, блестящую собеседницу, в таком плачевном состоянии.

Всё это было ужасно досадно. Граф Левашёв изо всех сил демонстрировал беспокойство и скорбь, но на самом же деле испытывал раздражение. Ну как же так, свадьба назначена, а выгодная невеста вдруг решила тронуться рассудком?!

И ещё он заметил странную вещь — когда он находился рядом с Анной, он точно утрачивал свою всегдашнюю рассудительность, наблюдательность и тот лёгкий цинизм, которым всегда гордился тайком! Её красота и обаяние действовали не хуже крепкого вина — так, что голова начинала кружиться. В такие моменты Владимир почти забывал, что ему прежде всего нужны деньги, что женитьба на барышне Калитиной есть выгодный прожект, который во что бы то ни стало должен завершиться успешно! Он смотрел на неё и не мог думать ни о ком другом. Он был бы готов предложить ей руку и сердце, даже окажись она безродной нищенкой!

Граф Левашёв решил было, что банально влюбился, будто желторотый мальчишка, но и это оказалось не так. Стоило ему перестать её видеть, как способность рассуждать и трезво оценивать ситуацию сразу возвращалась к нему. Он, разумеется, отдавал должное достоинствам Анны, однако быстро вспоминал, что собирался жениться, в сущности, на деньгах. И никакой туманящей разум влюблённости у себя не наблюдал — разве что холодноватое любопытство.

***

Это казалось ему странным. От отца, склонного к мистицизму и вере в различные потусторонние явления, Владимир часто слышал о ворожбе, любовных зельях и приворотах. Сам он ни капли не верил в такие вещи, и полагал, что любовь и влечение между мужчиной и женщиной — суть химия, образовывающаяся в крови от близости двух молодых, здоровых, красивых существ. Если же одно из этих существо не красиво или не соблазнительно, то и любви никакой быть не может.