Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 79

Дверь за психиатрами закрылась, а Веру все еще подташнивало. Коллеги Иннокентия обещали начать работу с завтрашнего дня. Неужели с Любой все было так плохо? Возлюбленный приблизился и, положив ей руки на плечи, заглянул в глаза. Вера отвела взгляд. Все-таки жутковато, что он читает по лицам.

— Переживаешь из-за того, что услышала?

Хранительница чувствовала, что он это спросит.

— Ты не думаешь, что это выглядит жестоко по отношению к ней? — призналась она. — Вера твердила ей, что вы друг другу предназначены и тут появляюсь я…

Психиатр усмехнулся.

— Люба верила в эти сказки, не включая голову. Она хотела, чтобы я ее спас. Любой ценой. Я был вроде ценного приза, который нужно было во что бы то ни стало присвоить.

Вера взглянула на него, поражаясь тому, сколь схожи в некоторых деталях были их истории.

— Ты даже отдаленно не представляешь, какая у нее пропасть в душе, — продолжил Иннокентий. — Она надеялась, что моя любовь станет искуплением, как твердила твоя предшественница. Но отрицая себя, невозможно полюбить кого-либо, по крайней мере, полюбить счастливо. Все что я видел в ее глазах — ненависть к себе и окружающим. С такой женщиной трудно существовать, не говоря уже о том, чтобы быть счастливым.

Иннокентий притянул к себе Веру.

— Это все еще не значит, что я не должен попытаться ей помочь. Я просто немного увлекся нашей головокружительной страстью, и позабыл обо всем. Мы прежде всего хранители. Спасибо, что напомнила.

С этими словами Иннокентий нежно поцеловал избранницу в губы. Вера с трудом заставила себя отстраниться. Она должна была спросить пока не забыла:

— Как много времени ты выпросил у Анники?

Иннокентий выглядел потрясенным.

— Что?

— Психиатры здесь были потому, что ты остался ненадолго. Зачем ты соврал, что дождешься меня?

Иннокентий рывком прижал Веру к груди. Она слышала, как часто билось его сердце.

— Доверься, прошу тебя, — прозвучало над ухом. — И не задавай вопросов. Я сказал, что я здесь, чтобы о тебе позаботиться. Я именно это и делаю. Вера, обещаю, все будет хорошо.

Она посмотрела любимому в глаза и кивнула. Хранительница хотела ему верить, да и трудно было не верить такому как Иннокентий.

После всех потрясений, которые пережила больница с появлением Веры, в ней, наконец, начался штиль. Это было прекрасное время, только оно как-то странно отдавало разлукой для хранительницы. Вера пыталась закрыть на происходящее глаза, но нотки недосказанности вплетались в ее резко похорошевшую жизнь. Отныне хранительница помнила, что Иннокентий должен уйти и счастье не продлится вечно. От такого каждый день обретал невероятную ценность, и в то же время каждую ночь было так страшно засыпать. Они оба пытались притвориться, что не замечают этого. Но в том, что психиатр делал, сквозило страшное откровение: скоро он покинет хранителей.

Например, Иннокентий всерьез взялся за Надю. В тот памятный рождественский бал она заговорила потому, что встретила стража, который ей приглянулся. С тех пор они обменивались письмами. На поверку, все хранители оказались привязаны к обычаям того времени, из которого пришли. Алексей, так его звали, был из восьмидесятых и свободно пользовался современными средствами связи, но ради Нади взялся за ручку. На сеансах Иннокентия хранительницу, наконец, прорвало. Она обсуждала с психиатром свои чувства. Уж насколько психиатр не любил стражей, но через два месяца он неожиданно для всех влюбленных благословил, подтолкнув пациентку к кавалеру. Так в больнице впервые появился огромный рыжий оперативник и увел Надю на свидание.

Вера ценила каждую минуту, проведенную с возлюбленным. Все эти четыре месяца, до середины апреля, Иннокентий был идеальным, под конец он почти убедил Веру в том, что ей стоило расслабиться. У них впереди были еще осень и лето, а там, быть может, Анника позволит психиатру задержаться еще на год… Но глубоко внутри Вера знала, что это не так. С каждым приближавшим их к лету днем хранительница все глубже зарывала в своем сознании эту истину.

Иннокентий забросил свои карандашные рисунки и вместо этого увлекся фотографией. Он говорил, что так удобнее и быстрее сохранять красоту окружающего мира и Вера старательно игнорировала то, почему любимый боялся не успеть.

В сущности, когда ничего напоминавшее о разлуке не попадалось в поле зрения хранительницы, она была искренне и неподдельно счастлива. Вера прекрасно чувствовала себя с ним и в постели, и все спальни, они часто выбирались в город, выдумывая друг для друга новые свидания, и без жалости тратили на них увольнительные. Иннокентий не бросил занятия спортом, напротив, узнав, что Вера любит пробежки, он легко добился от стражей разрешения безнаказанно брать ее на маленький маршрут по прибольничному району. Теперь в Управлении, похоже, зарыли топор войны и благоволили своенравному хранителю и его спутнице. Как только наступила весна, хранители каждый вечер выбирались на пробежку вдоль набережной Москвы-реки. Иногда они даже брали с собой Виктора, и в такие моменты Вера думала только о том, как хорошо жить.

Однако в середине апреля хранительница вдруг отметила, что у Иннокентия есть тайны. Как-то раз он не позволил ей залезть в свой ноутбук, и когда Вера попыталась настоять, унес в спальню. Хранительница села за компьютер и выяснила, что места на жестком диске стало куда больше — оттуда исчезли какие-то данные. Это конечно могло быть и совпадением, но… Иннокентий был умным человеком. Он что-то скрывал.

Это была Верина больная мозоль. Ее муж стал изменять ей уже через пять месяцев брака. Вера, привыкшая быть неотразимой и лучшей, не могла потерпеть соперничества. Она днями и ночами ломала голову над тем, что сделала не так. Хотя, в сущности, ее мужчина просто был не из тех, кто считал нужным ограничивать себя в желаниях. Сейчас Вера это понимала, но поведение Иннокентия оживило в ней старые страхи. Зачем ему тайны? Хранительница понимала, что в этих отношениях впервые полностью доверилась другому человеку, сделавшись абсолютно беззащитной перед ним. Она была обязана попытаться себя защитить.

Разум твердил Вере, что Иннокентий не стал бы намеренно причинять боль. Но первая же попытка взять контроль над разворачивавшейся в груди пропастью тревоги разбилась о новые факты. Вера взяла банковскую карту спутника, чтобы оплатить сгоревшую микроволновку. У нее все еще было не так много сбережений, а Иннокентий уже не раз настаивал на том, чтобы общее имущество приобреталось на его средства. Им нужно было где-то разогревать продукты. Поэтому Вера выбрала хорошую вещь и заказала доставку. Пришел отчет о списании, и… на карте оставалось около семи тысяч рублей. Куда он дел несколько миллионов?

Вера не стала ничего спрашивать. Это были деньги Иннокентия, она не имела права лезть в его финансы. Возможно, решил сделать вложение? Это было бы разумным объяснением, но Вера не могла удовлетвориться им. Теперь она стала помечать за спутником странности, как делала когда-то с мужем после того как случайно нашла забытое в его машине женское зеркальце.

И больше всего ее насторожили отношения Иннокентия с Ириной, одной из психиатров. После памятного разговора с обществом, спутник отобрал себе троих учеников из тех, кто желал у него поучиться, а таких хранителей оказалось много. Теперь общество собиралось в больнице раз в месяц и состояло уже из двадцати трех человек — это были все московские психиатры.

Ирина единственная из учеников была на первом собрании, она тогда сильнее всех впечатлилась, когда Иннокентий появился в комнате. Вера это четко вспомнила, когда стала тревожиться. Это была красивая и подтянутая блондинка, неизменно носившая пучок, это и строгие квадратные очки придавали ей сходства с учительницей из фильмов для взрослых.

Ирина была сильной, упорной и амбициозной, этим она, безусловно, напоминала саму Веру. За это Иннокентий ее выбрал в ученицы и за три месяца стал воспринимать как преемницу. В конце концов, из трех психиатров именно она осталась работать с Любой, и делала в терапии успехи. Остальные два юноши ей и в подметки не годились. Иннокентий как-то обмолвился в ответ на довольно нейтральный Верин вопрос, что Ирину в их сотрудничестве больше всего привлекает возможность называться продолжательницей дела доктора Курцера. Как и в официальной медицине, она перенимала традиции определенной школы. Ничего особенного. Но Вера не могла игнорировать того, что Иннокентий стал проводить со своей ученицей все больше времени.