Безудержный ураган (СИ) - Игнис Данта. Страница 52

Ученый подошел к Брусниру и вложил в его ладонь магический шар.

— Нужно быть очень внимательным, — заговорил Бойтин. — Подойти к Бреши и, по моему сигналу нажать на вот эту, едва заметную, штуковину на барьере и, сразу же, отойти сюда, к скелету. Понятно?

Бруснир кивнул. И приблизился к Бреши. Бойтин подтолкнул Шаймора поближе к стене, а сам отошел еще дальше.

— Жми, — махнул рукой ученый и затаил дыхание.

Бруснир нажал на еле различимую зазубрину на шаре, выпустил его из рук и быстро отступил к Шаймору. Барьер не упал, ненадолго завис в воздухе, переливаясь красивым серебристым сиянием, а затем с ослепительной вспышкой резко увеличился в размерах. И застыл, превратившись в нерушимую, но почти полностью прозрачную и тонкую преграду.

Когда к ослепленным вспышкой людям вернулось зрение, они увидели, что вся лаборатория оказалась внутри барьера. Там же остались и Бруснир с Шаймором.

Лицо Бойтина вытянулось. Он подбежал к прозрачной перегородке и положил на нее руки, смотря на вальдаров внутри.

— Гэрт тебя побери, — заорал Шаймор и подлетел к барьеру. Стукнул по нему несколько раз. — Ты что не мог расстояние рассчитать, дурак безмозглый?

Бойтин весь сжался и только открывал и закрывал рот, чуть не плача.

— Снимай эту хрень, выпускай нас отсюда! — потребовал Шаймор.

Бруснир молча подошел ближе, провел ладонью по прохладной сфере.

— Я… Я не могу, — наконец выдавил из себя Бойтин. — Никто на свете не может разрушать эти барьеры. Они… Нерушимые. Я не знал, не знал, что он такой большой. Он должен был быть в два раза меньше. Простите меня. Простите.

— Это что же ты хочешь сказать? — прищурился Шаймор. — Что мы застряли здесь навсегда?

— Да, — едва слышно ответил ученый.

Вальдары, что остались снаружи, бросились на него чуть ли не с кулаками.

— Оставьте его в покое! — вмешался Бруснир. И воины отступились, хоть и продолжали бросать на Бойтина злые взгляды.

Прошло два дня. Ученые и вальдары облазили снаружи весь защитный купол в поисках хоть какой-то лазейки, но все без толку. Шаймор с Брусниром проверили все изнутри и тоже безрезультатно. Когда Бруснир убедился, что им не выбраться — велел остальным возвращаться в лагерь на побережье. Вальдары пытались с ним спорить, но он приказал жестче. Не видел необходимости погибать здесь всем вместе. Им итак повезло, что столько дней к ряду на них никто не нападал. Пора было перестать злоупотреблять удачей, как известно, она дама капризная. С тяжелым сердцем группа покидала Привол. Многие часто оглядывались.

Для Шаймора и Бруснира наступили тяжелые времена. Первые несколько часов после ухода отряда даже Шаймор молчал. Бруснир уже стал посматривать на него то ли с беспокойством, то ли с удивлением. А в карих глазах сквозил немой вопрос: «Уж не заболел ли?» Еды у них не было почти совсем. Кое-какие крохи, которые ученые принесли сюда, чтобы пообедать, не отрываясь от изучения Бреши. С водой дело обстояло немного лучше. Вальдары притащили сюда бочку, чтобы ученые могли напиться, не бегая в основной лагерь. Она была почти полная.

Первым делом, Бруснир плотно закрыл бочку с водой, чтобы драгоценная влага не испарялась. Хотя он и сам не понимал зачем это делает. Скорее по привычке, ведь в их ситуации не имело смысла растягивать агонию и умирать долгой и мучительной смертью от голода.

Вечером Шаймор, наконец, заговорил:

— Знаешь, я не хочу ночевать тут с тобой в полном одиночестве. Ты себя-то видел? С этими ранами на поллица и шею… Любой ворлок симпатичнее тебя выглядит.

Бруснир тихо рассмеялся. Он сидел, откинувшись на прозрачный барьер, и наблюдал за тем, как Танос скрывается за горизонтом. Лаборатория с Брешью находилась на небольшой возвышенности, и отсюда открывался потрясающий вид на разрушенный и поросший диким лесом город. В лучах заходящего светила картина представала пронзительно прекрасной, хоть и трагичной.

— Скажи спасибо, что здесь есть я, а то сидел бы наедине со скелетом на стене.

— Скелет намного красивее тебя сейчас, между прочим, — возразил Шаймор. — Если во всем искать хорошее, то тебе не придется прожить долгую жизнь, изуродованным этими кошмарными шрамами. Тебя это радует?

— Я просто в восторге, — усмехнулся Бруснир.

Еще через четыре дня вальдары разделили последние крохи еды.

***

Остальному отряду удалось благополучно выбраться из Привола. Пришлось правда побегать, чтобы избежать встреч с огромными толпами ворлоков, которыми буквально кишел город ближе к окраинам. Но вальдары сумели виртуозно провести группу и не привлечь внимание крупных скоплений серых тварей.

Стемнело, но они продолжали идти, потому что всем казалось опасным разбивать лагерь вблизи от Привола. Уже далеко за полночь остановились на ночлег. На Бойтина страшно было смотреть. Он молчал всю дорогу, осунулся и почти ничего не ел. Все давно уснули, а он все сидел и, не мигая, смотрел в костер. К нему подошел его собрат по науке, тронул за плечо:

— Да что с тобой происходит? Ты сам не свой. Заболел что ли?

— Заболел? — бросил на него полный возмущения взгляд Бойтин. — Заболел?! Нет, я не заболел! Я предал своих друзей! Предал тех, кто спасал меня не раз. Оставил их умирать в ловушке.

— Тихо, тихо, — зашипел его собеседник, озираясь. — Ты чего орешь? Хочешь, чтобы нас всех тут поубивали? Что ты несешь? Что еще мы могли сделать? Мы выполнили приказ. У нас не было выбора.

— Выбор есть всегда, — отвернулся от него Бойтин. — Я выбрал быть подлой предательской тварью.

— Генерал дал нам четкие указания на этот счет. И как думаешь, что бы он с нами сделал, если бы Бруснир вернулся обратно живой и здоровенький? Станлон мужик крутой и на расправу скорый. Так что заканчивай тут плакать над своей совестью. Ты все правильно сделал и спас нам всем жизни.

— Иди ка ты спать, — печально отмахнулся от него Бойтин. — Противно видеть в тебе себя.

***

Голодные и измученные вальдары лежали прямо на деревянном полу, еще сохранившемся в разрушенной лаборатории. Бруснир смотрел вверх. С утра стояла пасмурная погода, и к полудню небо прорвалось буйными потоками дождя. Вода причудливыми струями стекала по прозрачному куполу, которому суждено было стать их гробницей.

Шаймор же смотрел на скелет на стене, а в голове его сквозили на редкость гадкие и траурные мысли. Несмотря на то, что он уже не первый год вел полную опасностей жизнь, к смерти оказался не готов. Ему хотелось ныть и жаловаться вслух. Но сдержанность Бруснира, который привык скрывать свои эмоции, останавливала его.

— Уж лучше бы меня сожрали те белобрысые богомолы, — все-таки не сдержался и заговорил Шаймор. — Это же невозможно подыхать вот так, бездарно, бесполезно, занудно.

— Как по мне, так нет особой разницы, как помирать, — отозвался Бруснир.

— Не знаю, мне все это кажется скучным. И главное, Брешь цела целехонька, вон, потрескивает себе и когда-нибудь освободится от этого барьера. Так что мы еще и не можем подохнуть с чувством выполненного долга.

Бруснир поморщился, но промолчал.

— Еще и собеседник мне достался, едва ли лучше того пришпиленного бедняги, — возмутился Шаймор, слегка приподнялся и одарил Бруснира гневным взглядом.

— Не знал, что бонусом к нашей незавидной участи мне досталась еще и обязанность развлекать тебя, — рассмеялся Бруснир.

— Поговори со мной, — попросил Шаймор. — А то я уже всерьез подумываю о том, чтобы сигануть в Брешь.

— Сомневаюсь, что это поможет тебе выжить.

— Я тоже, но это интереснее, чем просто напороться на меч. А расшибить себе голову об этот купол… Боюсь, сил не хватит.

— Если ты хочешь говорить о способах самоубийства, то я предпочитаю помолчать, — сказал Бруснир.

— Смотри-ка, льет, как из ведра, а у нас осталось меньше трети в бочке… — сменил тему Шаймор. — Скажи, о чем ты больше всего жалеешь?

Бруснир так долго молчал, что Шаймор уж подумал, что не дождется ответа и тяжело вздохнул.