Казань (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 21

– Ваше Величество, вернитесь в спальню, – ко мне подошел хмурый Никитин – Не подвергайте себя опасности.

– Что происходит, Афанасий?

– Мы не знаем, поэтому готовимся к худшему. Я послал фурьера проверить нижние этажи. Он не вернулся. Петр Федорович пожалуй обратно в спаленку!

Крики приближались. Афанасий схватил меня за локоть, но тут в боковую дверь зала ударили со всей силы. Створки распахнулись, внутрь с криками повалили вооруженные люди.

И здесь мы совершили ошибку. Все вместе выпалили в сторону нападавших. Первые двое упали, остальные выстрелили в нас. Комнату заволокли клубы порохового дыма. Один из двух казаков покачнулся, схватился за грудь. Афанасий повалил шкаф на пол, дернул меня в сторону спальни. Там была вторая дверь, через которую мы выскочили на черную лестницу. Тут же столкнулись с новой группой нападающих, что поднимались по ступенькам.

Только тренировки с Овчинниковым помогли мне парировать первый, почти незамеченный удар шпагой. Лезвие распороло рукав и скользнуло по коже предплечья. Левая рука слегка онемела. Я повёл клинок влево, и белое, раззявленное в истошном крике лицо вдруг окрасилось красным…

Следующего зарубил Никитин и тут же сам получил укол в ногу. Покачнулся, обратным движением полоснул по вытянутой руке. И почти отрубил чью-то кисть.

Я кинул в голову крупного усатого мужчины разряженный пистолет, что все еще держал в руке. Тот невольно отшатнулся и тут же получил саблей в живот от Афанасия. Дико закричал, роняя шпагу.

Прорвались.

По нам выстрелили с лестничной площадки, но мы уже выбежали в коридор. Юркнули в первую попавшуюся дверь. Это был “тронный” зал. В нем было темно, хотя за окном уже разгорался восход.

– Царь-батюшка! Амба нам – Афанасий подпер дверь стулом с резной спинкой – Изменщики в доме! Я узнал одного – это из дворян бывших.

Я выругался. Потом еще раз. Ведь меня предупреждал Шешковский. Но ведомство Хлопуши было слишком маленьким и новым, чтобы вскрыть заговор. Глянул на “Железный трон”. Не дотащим с раненым Афанасием.

– Кто-то через черный ход их провел – Никитин привалился к двери, перехватил ногу ремнем. На полу расползалась лужа красной крови.

– Ты как?

– Худо Петр Федорович. Еле стою.

В дверь забили прикладами и чем то тяжелым. Я быстро выглянул в окно. На площадь казанского Кремля заскакивали конные казаки, по ним стреляли с 1-го этажа.

– Надо чуток продержаться! – я привалился к трещавшей двери – Наши уже на подходе.

Левая рука совсем онемела, рукав стал мокрым от крови.

– Какая же сука их пустила? – хрипел Афанасий, елозя сапогами по полу.

– Держи! Позже рассчитаемся – я уперся в разбитую дверь. В щель кто-то просунул пистолет, но пока горел порох на затравочной полке, я успел отвернуть он нас дуло. Выстрел оглушил, в ушах появился звон.

Медленно тянулись секунды, невыносимо натягивая нервы. Я опять услышал выстрелы, крики и лязг оружия. Вот во всю эту какофонию вплелся женский визг, перекрывший на миг все остальные звуки и плавно перешедший на ультразвук.

За дверью раздалось дружное “ура”, загрохотали выстрелы. Их тут же сопроводили яростные крики дерущихся и стоны раненых. Зазвенело оружие. Мое напряжение достигло предела.

Внезапно все смолкло. В наступившей неестественной тишине я расслышал только сдавленные стоны.

– Ваше Величе… – нарушивший наступившую тишину голос Овчинникова заставил меня дернуться – Не стреляйте! Одолели мы супостата, Ваше Величество!

Я засунул саблю в ножны, убрал стул. Подхватил Афанасия по руку и мы вместе вышли из тронного зала. В примыкающей анфиладе была жуткая картина. Прямо под ногами у нас лежали, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок, с десяток окровавленных мужчин. Еще несколько человек, покачиваясь, стояли под охраной казаков. Овчинников вместе с Перфильевым бросились ко мне, стали ощупывать.

– Жив, жив – я передал Никитина на руки солдатам.

Утерев подрагивающей рукой выступивший на лбу пот, я попытался собраться с мыслями. Слишком много событий промелькнуло за последние несколько минут.

– Где Татьяна?

Перфильев тяжело вздохнул, Овчинников отвел взгляд.

– Что с Харловой?!!

– Спаси Бог – перекрестился Перфильев – Погибла она.

Я на подгибающихся ногах бросился в левое крыло дома. Добежал до комнаты Коли, растолкал плачущих слуг. Над телом Татьяны завывал полностью одетый Николай. Лицо Харловой было обезображено сабельным ударом, все стены были в брызгах крови. Я пошатнулся, схватился за плечо Жана.

– Походя убили, изверги – прошептал мажордом – Чтоб под ногами не мешалась…

Внутри все перевернулось, хотелось завыть, как Коля, но я стоял соляным столбом. Харлов повернул ко мне мокрое лицо, поднялся с колен.

– Меня, меня казни!

– О чем ты, Коленька – захлопотал Жан – Обеспаметствовал.

– Я виноват! Провел людей господина Державина в дом. С черного хода.

Этого удара я уже выдержать не мог. Схватил парня за шею, прижал к окровавленной стене. Принялся душить. Харлов хрипел, но не сопротивлялся. Воющие слуги повисли на руках, в комнате появились мрачные Хлопуша и Шешковский. За ним вбежала бледная Маша Максимова. Стала отдирать мои руки от шеи парня.

– Отпусти его, царь-батюшка – произнес Степан Иванович – Не марай руки, мы сами.

Я бросил хрипящего, посиневшего Харлова на землю, пошатываясь вышел прочь.

В голове было абсолютно пусто, лишь в ушах звенело. За мной выбежала причитающая Маша. Рванула рукав рубашки, сразу начала перевязывать левую руку.

– Боже, боже… – причитала она, ощупывая меня.

Подошедшие Овчинников с Перфильевым деликатно отвернулись. Последний так и вовсе смахнул слезу. Меня же словно парализовало. Дышать было тяжело, ноги подгибались.

“Возьми себя в руки, тряпка! Ты царь! На тебя люди смотрят” – лишь неимоверным усилием воли я поборол желание завыть.

Отослав Машу и пробежавшего Максимова на помощь раненым, я пошел в кабинет. Разжег камин, после чего устроился в кресле, закрыл глаза. Сколько ни гнал от себя лицо мертвой Татьяны – Харлова отказывалась “уходить”. Я встал прошелся по комнате. Помогло наблюдение за суетой солдат на кремлевской площади. Овчинников с Перфильевым расставляли усиленные караулы и даже выставили на прямую наводку пушку. Единорог глядел своим дулом прямо на закрытые ворота. Даже если кто-то и прорвется внутрь – его встретит заряд картечи. С пальником стоял лично Федор Чумаков. Вот всегда у нас так. После драки – машем кулаками.

Надо признаться, попытка моего убийства, кем бы она ни была предпринята, почти увенчалась успехом. А это значит, что меры безопасности были недостаточными. Надо вводить пропускную систему, пароли с отзывами. Кровь из носу требуется усилить агентурную работу. Ведь нападение на меня – это провал работы Тайного приказа.

В дверь постучали. Заглянул вооруженный до зубов казак, спросил:

– Царь-батюшка, тута до тебя Хлопуша с Шешковским просятся.

– Пущай.

Тайники были хмуры, отворачивали лица. Я вяла поразмышлял могут ли они быть причастны к покушению. Хлопуша только терял от моей смерти. Скорее всего на этом вся пугачевщина на Руси быстро бы закончилась. Екатерина подтянула бы войска и быстро разбила Овчинникова с Перфильевым. Подуров бы на нижней Волге продержался бы подольше. Лысов с Шигаевым так и вовсе имели все шансы отложить Сибирь от Российской империи на долгие годы. Особенно, если будут жить в мире с инородцами.

– Все подтвердилось – нарушил молчание Шешковский – Харлов провел заговорщиков в дом. Открыл дверь черного хода. Двадцать один человек.

– Кто главный?

– Некто подпоручик Державин. Был с Бибиковым в Казани, уцелел после битвы на арском поле.

Черт, черт! Я схватился за голову. Знаменитый русский писатель и поэт вляпался в мое покушение.

– Он жив?

– Ранен, Максимова его перевязывает – включился в беседу Хлопуша – На виселицу взойти сможет.

И ведь ничего, абсолютно ничего не сделаешь. Если я помилую Державина – меня просто не поймут в войсках. Авторитет, заработанные таким трудом, исчезнет мгновенно и до нового покушения ждать останется не долго.