Чёрный шар (СИ) - Шатилов Дмитрий. Страница 35

– И с картошечкой! – подхватил стоящий у трона Ойх, высокий и однорукий. – Мне кажется, я понял, как спровадить этого надоедалу, – наклонился он к королю. – Пойду распоряжусь насчет обеда – заткнем ему глотку, и дело с концом!

– И с картошечкой, – согласился Гарвиг. – Нет ничего лучше, чем намять картошки – ведра два – и растопить в самой середке кусок масла. Воистину чудесная пища! Так вот, о чем это я? Для вас и для всех, сударыня, будет лучше, если вы прямо сейчас подниметесь ко мне на корабль и вернетесь на свое законное место, на небосвод. Это, клянусь свиной рулькой, будет просто замечательно!

Звезда молчала, потупив глаза, и заговорил король Анджул:

– Да как ты смеешь, бурдюк! – воскликнул он презрительно. – Твоя мантия трещит по швам, а вот голова, похоже, совсем худая! Ты что, не видишь, кто перед тобой? По какому праву ты заявился сюда и требуешь, чтобы моя прекрасная, нежная, страстная, честная, мудрая, чистая, ласковая и добрая супруга отправилась с тобой? Ты, видно, совсем выжил из ума, Фотурианец!

– Ваше величество! – Гарвиг подбоченился, да так, что все его сорок пудов заходили под мантией ходуном. – Выслушайте меня, не гневайтесь, гнев вреден для пищеварения. Ваша кроткая, нежная и прекрасная возлюбленная, да продлит колбаса ее дни, – это желтый карлик, который в наших каталогах значится как G-212/225. Вот тут она висела до недавнего времени, – ткнул он пальцем-сарделькой в звездную карту. – Сейчас-то это женщина, а раньше была звездой. Ну, да это вы, впрочем, знаете.

– Чушь, – сказал король. – Какой еще желтый карлик, что это за вздор?

– И никакой это не вздор, – отвечал с достоинством Гарвиг. – Ваша жена – это огромный шар из водорода и гелия, вокруг которого вращаются планеты – вращались, по крайней мере, пока она не решила, что долгом своим можно пренебречь. Или ей помогли – а, ваше величество? Не нужно думать, что я слепой. Может быть, глаза мои и заплыли немножко салом, но человека из Темных Миров я ни с кем не спутаю! Куда это он направился, разрешите спросить?

– На кухню, – сказал король.

– На кухню? – переспросил Гарвиг. – Вы сказали – на кухню? Гм… Это, ну… меняет дело. Ааа… а что он делает на кухне, ваше величество?

– Следит за тем, чтобы не подгорел обед. Сейчас время обедать, знаете ли? Присоединитесь?

На лбу у Гарвига выступил пот. Он боролся с собой изо всех сил – сначала дело, пирожки потом, сначала дело, пирожки потом – но мысль о пирожках оказалась сильнее, и он пожевал губами один раз, другой, а потом сказал:

– А, ладно! Заберу вас, сударыня, после обеда! Что сегодня в меню, ваше величество?

– О, нечто особенное, – ответил вместо короля вернувшийся с кухни Ойх. – Бомба вкуса, вы и глазом не моргнете, как подчистите все тарелки!

Наступила пауза. Они стояли друг напротив друга – чудовищно толстый Фотурианец и бледный, как смерть, посланник Темных Миров. Две противоположности, две концепции Будущего.

– А ведь вы на редкость неприятное существо, – сказал наконец Гарвиг. – У меня от вас изжога. В Упорядоченной Вселенной таких, как вы, слава Творцу, не будет.

– Весьма польщен, – поклонился Ойх. – В том мире, к которому ведут человечество Темные Миры, люди вроде вас будут получать по половинке плавленого сырка в день.

– Да полно вам, – разрядил обстановку король. – Вы, любезный, кушайте, – сказал он Фотурианцу, – а моя жена составит вам компанию. Не вздумайте только ее похитить, потому что стража моя хорошо обучена и мигом заколет вас пиками. Мы же с нашим другом посоветуемся и дадим вам ответ. Приятного аппетита!

С этими словами король взял под руку Ойха, и они вышли из зала. Гарвиг остался наедине со Звездой.

– Что ж, поедим, – вздохнул он и расстегнул Фотурианскую мантию. – А вы, ваше величество? – обратился Гарвиг к королеве. – Будете клевать, как птичка, или покушаете по-человечески? Подумать только – вы ведь раньше были звездой, такой изобильной, щедрой! Сколько же вы съедали в день, мне интересно? Миллион тонн водорода, десять? Невесело это, должно быть – после таких масштабов превратиться в худосочную девицу, которой и пол-куропатки не осилить!

– А вы всегда так много едите? – спросила Звезда; слуги в это время внесли в тронный зал большой стол, накрыли его белой скатертью и принялись расставлять блюда с едой. Были тут и тотмские пирожки, и дымящиеся супницы, и накрытые стеклянными колпаками сыры, и аппетитно разложенные ломтики колбас, и печеная рыба, и горы зелени, и вазы с салатами, и розовая ветчина, и пряники, и крекеры, и заливное, и паштет, и раки с лангустами, и батареи бутылок с ликерами, наливками и вином.

– Конечно! – воскликнул Гарвиг. – Как еще мне славить грядущую Упорядоченную Вселенную, в которую я верю, – Вселенную бесконечно богатую, вечно обновляющуюся, неисчерпаемую, такую, где от грубых, сочных радостей жизни сможет черпать всякий? Пробовать новое, наслаждаться уже пройденным, есть и пить вдоволь, не зная ни в чем нужды – вот мой идеал, как он есть! Конечно, натурам возвышенным он покажется вульгарным и ограниченным – что ж, это их право. Лет двадцать назад я был худ, как щепка, и голодал неделями, вот только эстетом меня это не сделало. Когда же Фотурианцы приняли меня к себе, я решил так: пускай я не силен в прекрасных чувствах – не до них было в поисках куска хлеба – зато могу сделать так, чтобы я и люди вроде меня, с таким же ужасным прошлым, могли жить в довольстве, не страшась убожества и нищеты. Это ведь не так-то уж и мало – жить в довольстве. Возвращаясь к вопросу о том, кто и что может сделать – почему вы оставили свое место во Вселенной, госпожа Звезда? По какому такому праву вы бросили своих подопечных?

– Меня призвала сила любви, – ответила Звезда, потупясь. – Это могучая сила, ничто во Вселенной не может ей противостоять.

– В Неупорядоченной – да, – согласился Гарвиг. – В такой Вселенной силе не может противостоять ничто – ни долг, ни совесть, ни здравый смысл. В ней все делается по щучьему велению, и наплевать на последствия – лишь бы было красиво, романтично, по-сказочному.

– Но ведь сказка – это прекрасно! – сказала Звезда. – В жизни людям не хватает волшебства – не просто же так им хочется, чтобы звезда упала с неба! Они хотят любви, сказки, чуда, всего, на что так бедна обыденность! Хоть немножко еще побыть искренними, честными и чистыми детьми – вот что им нужно.

– Детьми? – кисло переспросил Гарвиг и с тоской взглянул на уставленный яствами стол (Боже, на кой черт эти объяснения, поесть бы уже!). – Ну конечно – детьми! Какие же вы все-таки инфантильные, существа Мифа! Вам бы только развлекаться да грезить вымышленными мирами, пока другие бодрствуют и за все несут ответственность!

– А вам бы только причинять людям боль! – парировала Звезда. – Мы ведь любим друг друга, Анджул и я – как вы не можете понять? Почему ради счастья всех мы должны жертвовать своим, личным счастьем? Неужели нельзя решить все иначе?

– Нельзя, – сказал Гарвиг, усаживаясь-таки за стол и беря хорошенько сдобренную уксусом лопатку молодой косули. – Это простая арифметика: целых семь Земель против счастья одной единственной влюбленной пары.

– А чувства?

– О чувствах речь не идет. Не знаю, Звезда, утешит ли вас это, но в Упорядоченной Вселенной, которую строим мы с товарищами, ситуация вроде вашей просто не сможет возникнуть. Короли в ней будут на своем месте, а звезды – на своем. Чудес, из-за которых будут страдать другие, больше не случится.

С этими словами Гарвиг весь обратился к еде, а Звезда устало опустилась в кресло, ожидая решения короля.

А король тем временем совещался с Ойхом.

– Нет, ну какова скотина! – кипятился Анджул. – Кто я ему – мальчишка, что ли? Я, черт возьми, король! Скажи мне, Ойх, скажи как на духу – если ли хоть ничтожная вероятность, что он врет? Потому что если семь Земель, погибающих без солнечного света, – сказки, Богом клянусь, я прикажу натопить из него свечей!

– Э, нет, ваше величество, все это чистая правда, – сказал Ойх. – Если Звезда не вернется, семь миров канут во тьму, вот только я понять не могу, какое вам до них может быть дело? Ну, погибнут семь штук, еще сто сорок останется. Можно подумать, там живут какие-то особенные люди, без которых Вселенная обеднеет! Вот ваше чувство – дело другое, оно и вправду нечасто встречается. Такую страсть – возвышенную, граничащую с обожанием – вы в этих пошленьких мирках не найдете. Так что выше нос, ваше величество, и к черту угрызения совести! Любовь стоит любых жертв, вот и жертвуйте смело – вы же романтик, разве нет?