Чёрный шар (СИ) - Шатилов Дмитрий. Страница 5

Потом из восточной стены начали выходить мертвецы – сначала отец, а потом и дед с прадедом, которых Вера Павловна знала только по фотографиям. Мертвецы пачкали на полу, рвали обои, тушили о мебель вонючие папиросы и хозяйничали в холодильнике, ели сыр, масло, яйца, паштет. Продуктов Вере Павловне было жалко больше всего: сыр-то двести шестьдесят рублей кило, а масло еще дороже! Сыр и масло — вот что ее волновало, а то, что однажды ночью, проснувшись, она увидела над собой обтянутое серой кожей лицо с белыми мертвыми глазами – это было второстепенное, это можно было потерпеть.

В милицию звонить Вера Павловна отказывалась: ну, как же это – в милицию звонить, когда бузят-то свои, родные! И никакими словами нельзя было объяснить ей, что это уже не близкие люди, а, прямо так скажем, разлагающиеся трупы, кадавры, плотоядные упыри. На все приставания у нее был всего один аргумент -- один, зато убийственный.

– Милиция – это, значит, оцепят, – говорила она, – засаду устроят, дежурство в ночь. Это значит, что мне съезжать придется. А куда же я съеду? Комнату снимать двадцать тысяч стоит! И все повторялось, день за днем, и ночь за ночью.

2. Оборотень

Предоставим слово Сане:

– Наплевать мне на этот Цветок, мне план делать надо! Девяносто симок в месяц, только МТС, «Билайн» и «Мегафон» – по минимуму. Плюс модемы, плюс услуги – обрезка, наклейка, настройка. Делаешь – молодец, в следующем месяце поднимем планку. Не делаешь – значит, не хочешь работать, не хочешь зарабатывать, тянешь команду вниз. «Нет народа» – не канает. Никто не подходит – подходи сам, раздавай листовки, флаеры. Левачить нельзя: на первый раз – штраф две тысячи, на второй – увольнение. Сидеть на стуле в рабочее время запрещено: штраф – пятьсот рублей. Стоишь целый день у стойки, как дебил. Тут еще и место, как назло, паршивое, возле дверей – только кто-нибудь входит, как на тебя ветром – р-раз, и все, привет, насморк. А больничный по сто рублей в день оплачивается, не больше. Выход? Выход – по семьсот, плюс проценты с продаж. С аксессуаров – двадцать процентов, с симок – по-разному. Дороже всего МТС, конечно, у наших с ними договор. С «Твоей страны» мне восемьдесят рублей капает, а с какого нибудь «Коннекта» – все девяносто. Думаешь, неплохо, да? А ты попробуй продай этот МТС! У нас ведь основные покупатели кто? Чурки! (передразнивает) «Братан, выручай, симка нада, в Узбэкистан званить. Пацаны сказали – «Мэгафон» хароший, двадцать капэек минута!». А мне с этого «Мегафона» – гулькин хрен, дай Бог, чтобы десять рублей вышло. Возни же с ним столько же, сколько и с остальными – контракт заполнить, симку активировать, отключить платные сервисы – они же возмущаются, если с них деньги снимают! Приходит потом такой и давай орать (передразнивает): «Нэ бэрите у них тут, ани на бабки кидают!». Сволочи (плюет).

Но это я заговорился, а ты послушай, что недавно было. Оформляю я мужику карту «Киви» – мы теперь и это дерьмо делаем, двадцать пять рублей за штуку – и вдруг чувствую: кто-то за мной наблюдает. Говорю: «Подождите минутку, пожалуйста» – а сам вышел из-за стойки осмотреться. Никого, только бабка на кассе кефир пробивает – не она же это, в самом деле! А взгляд, скажу тебе, я прямо кожей чувствую: злобный, ледяной, уставился, и все тут. Ну, карту я кое-как оформил, налажал, правда, с регистрацией – у него адрес прописки с фактическим разные были – но ничего страшного, пароль пришел, все в порядке. Закончил, деньги взял, вышел подышать. На улице, думаю, отойду, полегчает. Ага, как бы не так! Только я на крыльце встал, как меня скрутило. Дышать не могу, сердце колотится, ноги ватные, и так тоскливо, так муторно, словно меня наизнанку вывернули. Веришь, казалось, будто эта дрянь ко мне только ближе стала, и смотрит, сука, не налюбуется. Тут у меня и кровь из носу пошла, всю толстовку заляпала. Запрокидываю я голову и вижу в небе этот Цветок – висит себе, колыхается. Хрен с ним, не в этом дело. Просто реально такое чувство было, что вот-вот случится что-то плохое, набросится на меня кто-то и разорвет, как Тузик грелку. Я в магазин, как в крепость забежал – тут, думаю, никто меня не тронет, все-таки охранники ходят, видеонаблюдение. Сижу, пасьянс раскладываю на ноутбуке, вроде бы полегчало, и все равно – нет-нет, а царапнет предчувствие: быть беде! Кое-как отработал смену, снял отчеты, отправил. Продажи – ни к черту, оно и понятно: я – как мел белый, толстовка в пятнах, к такому даже бабки с коммуналкой не подойдут. Да и было еще под вечер, так, глупость вроде бы, а настораживает. Подходит ко мне парень, странный какой-то, спрашивает о вакансии. «А как тут выручки?», – интересуется. – «А косарей двадцать пять-тридцать тут реально сделать? А Цветок – Цветок не мешает?»

Ну, я ему все рассказал, телефоны дал, а про Цветок, говорю, забудь – тебе тут не Цветы разглядывать, тут дрючат жестко. Опоздал – штраф, нагрубил – штраф. Каждый месяц – ревизия, недостачи все – с тебя. «Хорошо», – говорит он. – «Загляну на днях», – и уходит. И вот только он ушел, как я сообразил, что в нем было странного. Глаза! Глаза у него были серые! Нет, не такие как у тебя, у тебя нормальные. Крапинки внутри всякие, штучки разные. А у него чисто серые были, без единого пятнышка. Нечеловеческие глаза! Как я это понял, так и остолбенел. Ну, ладно, поехали дальше, вижу, тебе уже невтерпеж. Закрыл я точку, пошел домой. Если помнишь, чтобы пройти к моему дому, нужно миновать аллею. Фонари там не работают, темень, жутко, но иначе не получится. Иду я, значит, закурил для храбрости, и чувствую: смотрит. Я это и раньше чувствовал, а теперь словно в фокус попал, такое ощущение, что он, смотрящий этот, совсем близко. Вот только поворот миную, он и наскочит. Я остановился, включил на мобильнике свет. Крошечная лампочка, а все же не так страшно. Включил и тут слышу где-то сбоку, в кустах – шуршит что-то. Я застыл, а он снова – шорк, шорк. Словно лезет, понимаешь, ко мне лезет. Вдруг что-то треснуло, и тишина на мгновение. А потом уже – шлеп, шлеп, это он по грязи, и я стою уже невменяемый, двинуться не могу. Из горла писк – помогите! Не знаю уж, как я голову повернул, Бог помог, не иначе. Поворачиваюсь, а там собака. Ну, не смотри на меня так. Собака, и все. Обычная дворняга, на лапу припадает. Смотрит внимательно, но нападать не собирается – я в этом немного смыслю. Только вот незадача – глаза-то у нее те же самые, серые. Я вдохнул, выдохнул и как рванул. Домой, да. Дома – под душ, час отмывался, потом в кровать. Еле заснул, а проснулся – все по новой. Опять этот взгляд на себе чувствую, только теперь хуже прежнего. Раньше просто давил, а теперь разве что вслух не говорит: будет беда, будет беда. Пошел в ванную – в ванной зеркало разбито. Заварил чай, а чаинки показывают мерзкую рожу. По телевизору рябь, и какой-то силуэт кулаком грозит. Думал отпроситься с работы, переждать. Не дали. Ладно, с дурным предчувствием поехал. Кровь в висках стучит, на уме одна мысль: что-то страшное произойдет. Приехал, открылся, пересчитал кассу. Ну, вот как знал – двух тысяч не хватает! По зет-отчету девятнадцать должно быть, а по факту – шестнадцать восемьсот! Ну и сука же ты, оборотень (плюет), ну и сука!

3. Пенный дед

В доме шесть на улице Лесной жили старик с дочерью, два сапога пара. Были они желтые, сморщенные и казались соседям ровесниками. Старик давно уже вышел на пенсию, дочь подрабатывала билетершей в кинотеатре, жили они бедно, но не жаловались. Да и кто бы стал слушать их жалобы? Так много жило в Брусках стариков, что разговоры о болячках, пенсии и неблагодарных детях давно уже превратились в пустой, ничего не значащий шум.

Так вот, старик и его дочь – не возникни над городом Цветок, о них никто бы и не вспомнил. А дело было вот в чем: в первую же ночь после его появления со стариком произошла таинственная метаморфоза – кожа его ни с того ни с сего превратилась в пену. Что это была за пена? Да самая обыкновенная, мыльная – ну, или очень похожая на мыльную, не суть. Случилось это, когда дед брился – только он провел бритвой по щеке, как обнажилась кость. Как можно было не обратить на это внимания – я не знаю, однако, когда он включил воду, чтобы сполоснуть лицо, пена слезла и с рук, и вот это уже были не шутки. Боли дед не почувствовал, но все же, увидев собственные кости, перепугался так, что упал в обморок. Услышав грохот в ванной – падая, старик ухватился за полку с шампунями – дочь пришла посмотреть, в чем дело.