Лисья тень (СИ) - Рябинова Элли. Страница 12
— Прогуляемся? — предложил он. — Я тебе кое-что расскажу, о чем Катя и другие умолчали бы.
— Ты знаешь Катю?
Кот посмеялся, развернулся и быстрым шагом потопал в сторону дворов. Я, недолго думая, двинулся за ним. Асфальт после резких изменений погоды показался мне очень мягким, будто бы это был и не асфальт вовсе.
Двор, в который мы зашли, напоминал мне о месте, которое я действительно мог называть домом несколько месяцев назад, только сил разобраться, он это или нет, мне пока не хватало. Что же, раньше я с большей уверенностью видел сны. Я мог сразу понять, сплю я или нет, обратив внимание, например, на освещение или же на свои руки, а теперь имел некоторые трудности. Лекарства, которые я принимаю, сильно влияют на сны. Они делают их ярче, или же наоборот, делают слишком серыми, ненасыщенными. Мы с котом встали под одно из деревьев, прячась от дождя, который становился все сильнее. Густые листья хоть и не сильно спасали нас, но все же чуточку укрывали от заставшего недруга. Мне было в какой-то степени все равно, потому что я не чувствовал, что мокну. Да и заболеть я не мог. А вот коту было действительно неприятно.
— Ты мне нравишься, парень, — продолжил кот, оборачиваясь в мою ветровку, которую я ему одолжил.
— Нравлюсь, потому что дал тебе во что укутаться?
После смешка тот покачал головой.
— Нет, не в этом смысле. Нравишься, в смысле, что мы же тут всех насквозь видим.
— Так?
— Так вот я и говорю, что ты не самый дурацкий человек, которого я встречал. Вот только глупый. Яна правильно делала, что называла тебя глупым все это время.
— Яна…
Тихонько повторил я названное котом имя, отдаваясь воспоминаниям и опираясь спиной на дерево позади нас.
— Да потерпи ты. Чуть-чуть ещё.
Кот улыбнулся и посмотрел мне в глаза, наклоняя голову. Так по-доброму её наклоняя, что мне сразу захотелось поверить в его следующие слова.
— Мне кажется, что скоро тебя вытащат. Я не должен этого говорить, но я сразу узнал тебя, парень. Ты меня не узнал, конечно, но это неважно.
Погода вновь стала солнечной. Я сидел на травке, а на коленях у меня была моя ветровка, в которой, все так же укутанный, сидел кот. Да, это был бульвар Новаторов. То самое место, в котором я жил с ребятами. Под окнами вижу знакомую шерсть и знакомую морду, а из окна четвертого этажа выглядываю я, издавая это глупое: «Кс-кс-кс». Я невольно рассмеялся, поглаживая кота и глядя на самого себя, который сбрасывал ему кусочки порезанных сосисок. А потом я вдруг иду себе с учебы, с рюкзаком. В руках у меня ряженка, а под окнами все так же ходит кот, который провожает меня взглядом. Мне ничто не помешает открыть крышку, налить туда ряженки и оставить крышку где-то на поребрике, предварительно подозвав кота.
— Вытащат, — повторил кот, — вот только не знаю, будешь ли ты рад этому. Огромный груз ответственности свалится на тебя, но это не тебе решать. В конце концов, ты же знаешь, что если бы Яна или Саша умерли, ты бы их наверняка увидел.
Я кивнул. Это чуточку успокоило меня.
— Я к чему все это рассказываю, — стал заканчивать кот, выбираясь с моих коленок и спускаясь на травку, — в каком бы дерьме этот чертов мир ни погряз, парень, продолжай делать хорошие дела. Ему и так уже очень нехорошо.
Кот почти ушел, позволяя мне закурить сигарету, продолжая смотреть на то, как я делюсь ряженкой с ним же, но только ещё живым, однако развернулся
— Возвращайся «домой», как у тебя будет возможность. Коты поддержат любое твое решение, если ты скажешь, что говорил с Пушком. Вслух.
— Грядет что-то страшное?
— Ага. Но ты повеселись там, если сможешь.
— Спасибо, — сказал я куда-то в пустоту, пожимая плечами. Ни кота, ни домов, ни моего голоса уже не было слышно. Кажется, настало время просыпаться?
Или нет? Наверное, все еще нет. Я говорил, что у меня есть время подумать, ну и к чему же я пришел? Грядут перемены.
Пушок, ты сказал мне, что расскажешь о том, о чем Катя не сказала бы, но ты так же понял, что я самостоятельно пришел к этому выводу, без твоей помощи. Катя была жертвой. С самого начала все началось именно с нее. И эти ее слова все еще так же крутятся у меня в голове: «Нужно научиться жертвовать».
Яна все еще ищет меня. Я уверен в этом. Несмотря на то, что произошло, она все так же помнит обо мне, потому что я помню о ней. Мы дали друг другу слишком много обещаний, которые нельзя нарушать, потому что это было бы самым настоящим предательством.
То, что я вижу после того, как я засыпаю, — сон? Вряд ли. Мне стоило спросить кого-то там насчет этого, но я не думаю, что они смогли бы ответить мне на этот вопрос. Почему если во «сне» идет дождь — я не мокну? Я могу ощущать некоторые вещи или же явления, как и в реальном мире, но некоторые из них так же ощутить я не могу.
Есть и другие люди. Да, это я понял точно. Есть и другие люди со способностями, которых направляют сюда же. Та девушка, которую я встретил в коридоре, наверное, не исключение. Нас будут держать здесь, собирая о нас различную информацию. Держать в изоляции, чтобы мы не смогли усугубить ситуацию снаружи. Хотя, если верить Пушку, Кате, и остальным, — куда уж хуже?
Одного я не понимаю точно. Что имел в виду Пушок, когда сказал, что не знает, буду ли я рад свободе? Гадать бесполезно. Лучше ответить себе на вопрос, что бы я хотел сделать, когда окажусь на свободе? Наверное, мне бы хотелось первым делом выпить холодного какао «Несквик». Или увидеть Катю во сне за пределами больницы? Или, может быть, навестить родственников? Нет, сигарету. Наверное, я скурил бы сигарету. Кажется, здесь тоже бесполезно что-то решать. Вдруг это зависит не от меня?
***
Повествование ведется от лица Поль Волковой:
Вот и все. Сегодня тот самый день, когда мое пребывание в этих стенах наконец закончится. Все как «Дождь» и предвидел, они держат здесь людей со способностями, пытаясь их заверить в том, что на самом деле они отсутствуют, а людям приписывают различные диагнозы и закалывают тех до состояния овощей галоперидолом или феназепамом. Омерзительно. Поворот ключа, затем еще один, и еще один. Тяжелая дверь в мою палату открывается, и заходит доктор. Увы, без присутствия санитаров, а ведь может, это его и спасло бы? Шучу. То, во что превращается Дима, когда дело доходит до применения способности, — невозможно остановить. По крайней мере, так кажется мне. Мне было трудно поверить в то, что такое вообще может существовать, но когда-то он спас мне жизнь, находясь в том состоянии. По его словам, очень трудно сохранять рассудок, когда вместо твоего худого тела появляется груда мышц, а разум накрывает словно пеленой.
— Доктор, — улыбалась я, — вы сделали все, как я просила?
Доктор тоже улыбнулся. Он выглядел так, как выглядит счастливый ребенок, когда его хвалят за что-то. А ведь я хвалила. Говорила ему, что он хороший человек, что те, кто меня слушается, самые-самые, а это подконтрольное мне существо радовалось. В палату вошел Дима, а вместе с ним вошел и Николай. Николай обратился ко мне:
— Отличная работа, Волкова. Кажется, мне можно поздравить вас двоих с успешным выполнением задания, однако…
Он подошел ко мне и аккуратным движением руки потрепал меня по волосам. Было очень приятно.
— Вы оба даже не представляете, что сегодня произойдет! И это все благодаря тому мальчику, благодаря тебе, Поль!
Радости Николая не было предела. Он то нервно хихикал, то поворачивался к Диме, сообщая о том, что тот тоже вложил немалый вклад в развитие организации. Доктор, кстати, потихоньку приходил в себя. Николай, кажется, заметил это. Да, он подошел к нему и протянул ему руку.
— Доктор, знакомьтесь! Меня зовут Николай, а это Дмитрий. С Волковой, вашей пациенткой, вы уже знакомы. Мы втроем и люди снаружи палаты представляем интересы организации «Дождь», и сегодня мы собираемся выйти из тени, освободив абсолютно всех, кого вы заперли в этой тюрьме, а затем мы сожжем ее, объявив войну таким, как вы, доктор.