Пламенный лед (СИ) - Борискова Ольга. Страница 112
- Это для тебя у нас просто секс! - Голос охрип, Лиза встала и сделала несколько шагов по кухне, порывисто обернулась. – Макс, неужели ты ничего не понимаешь? Неужели ты не понимаешь, что… что для меня это совсем другое?
От мнимого спокойствия не осталось и следа. Голос Лизы, от природы чувственный, мягкий, дрожал, слова застревали комом в горле и смешивались со слезами. Как ни странно, она все еще не разревелась, хотя глаза блестели, и в их уголках можно было различить влагу. Она не хотела признаваться ему. Не хотела говорить о своих чувствах в открытую, потому что все было и так видно, Лиза это понимала. И он понимал, она в этом не сомневалась.
- Лиз, хватит. - Макс легко стукнул ладонью по столу, сунул в рот остатки бутерброда, отхлебнул из чашки кофе и встал. – Никто из нас ничего никому не должен. Давай на этом и закончим.
- Самойлов! – В порыве удержать его, она вцепилась ему в руку. Тут же отдернула кисть. Макс смотрел на нее тяжелым взглядом и ждал продолжения. Она сглотнула и сделала крохотный шаг назад, губы ее дрогнули. – Для меня это никогда не было простым сексом. Даже в первый раз. Или ты думал, что я пришла к тебе просто…
Он молча буравил ее взглядом. Лиза не знала, о чем он сейчас думает, и продолжала говорить, потому что если бы она замолчала… если бы она замолчала, повисла бы тишина. Убийственная и давящая. И Лиза цеплялась за последний шанс быть услышанной, хотя с таким же успехом могла стучать в закрытую дверь, за которой никого нет. Даже сама себе она казалась сейчас жалкой.
- Ты не замечал меня. Я была для тебя всего лишь помехой, мелкой сестрой твоего друга. И я… я надеялась, если ты увидишь во мне девушку… женщину… что если поймешь, что я готова к взрослым отношениям… - Первые слезинки сорвались вниз по щекам. Из груди вырвался тихий всхлип. Лиза быстро вытерла слезы, но это не помогло – по лицу тут же побежали новые. - Это было глупо, я знаю. Но тогда… я просто не знала, что делать. Мне было страшно. Но я… Макс…
Увидел ли он тогда в ней женщину? Нет. Он видел только неказистую девчонку и плевать хотел на то, зачем она появилась на пороге его квартиры. Он даже не задумывался об этом, потому что мысли эти были лишними, ненужными. Ему было все равно. Сейчас же он чувствовал… да ничего он не чувствовал! Ему хотелось только, чтобы Лиза закрыла рот и дала ему пройти в комнату. Потому что такие разговоры выбивали его из того подобия равновесия, в котором он пребывал. Они заставляли его думать о прошлом и настоящем. Это было ему не нужно, это только злило. И Лиза сейчас его тоже злила. И он сам себя злил. В последнее время это состояние стало для него привычным. Нет, тогда он не увидел в Лизе ни женщину, ни девушку, только почему-то запомнил родинку под ее левой лопаткой. И когда только успел увидеть эту родинку… Он ведь и не разглядывал ее толком. Наверное, это случилось утром, когда она, повернувшись спиной, натягивала что-то из своего шмотья. Макс помнил, как торчали ее лопатки, такие тоненькие и острые. И эта родинка…
- Не усложняй все, - хмурясь, ответил он. – Нам с тобой неплохо в постели, но не более того.
Он уже собирался обойти ее, чтобы закончить утренние сборы, но Лиза снова схватила его за руку. Неосознанная попытка остановить, докричаться, удержать. Макс ясно дал ей понять, что ее чувства ему не нужны, а она все еще за что-то цеплялась. Нет у нее гордости и не было никогда. Вот так.
- А мне как быть, Макс? Я ведь… я люблю тебя. Ты же это знаешь…
Последние слова она почти прошептала. Теперь она была совсем слабой. Слишком много она сказала, а в ответ не получила ничего. Ее тайны, страхи, сомнения, чувства, переживания… Она не представляла, есть ли еще хоть что-то, о чем ему неизвестно. Он же оставался для нее недоступным, почти таким же недоступным, как и шесть лет назад, в ту ночь, когда они впервые стали близки.
- Давай без этого, - глядя в стену, проговорил Самойлов и освободил руку от ледяных Лизиных пальцев. – Ни к чему все это. Лучше собирайся, иначе мы опоздаем на тренировку.
Он ушел в комнату, оставив Лизу одну. Она постояла немного, бестолково глядя в сторону коридора, не видя ничего вокруг, не слыша шума, доносящегося с улицы, не чувствуя дрожи собственного тела. Потом поняла, что стоять не может и тяжело оперлась о столешницу. Ссутулилась, опустила голову, протяжно выдохнула и закрыла глаза. Ничего не изменилось: время все так же шло вперед, в кухне все так же пахло кофе. И даже она осталась той же, что и несколько часов, дней, месяцев назад. Та же Лиза Меркулова. И все так же впереди ее ждал расписанный по часам день. Все так же, как всегда.
На улице было тепло, но дождь так и не прекратился. Макс вышел из подъезда и замешкался: они с Лизой не взяли зонт, и, хотя до машины было рукой подать, выходить под струи воды, падающие с неба, не хотелось даже на короткое время. Лиза же, не задерживаясь, направилась к BMW. Ее тонкое серое платье тут же намокло и стало прилипать к телу, вода падала на волосы, плечи, струилась по рукам, но она медленно шла вперед, как будто не замечая этого. Белые босоножки тоже намокли. Чертыхнувшись, Макс быстрым шагом устремился к машине. Как назло, сигнализация сработала не с первого и даже не со второго раза. Он ругался сквозь зубы, а Лиза, не говоря ни слова стояла рядом. Капли уже струились по ее ладоням и падали с кончиков пальцев на подол платья, от влаги облепившего бедра. Вода струилась по лицу и губам, бежала по шее и маленькими ручейками скрывалась в неглубоком декольте. Серый цвет Лизе удивительно шел, подчеркивал выразительные глаза. Даже в намокшем платье, с пристающими к лицу волосами, она казалась очень изящной, Макс невольно отметил это. Да что уж, то бирюзовое платье, которое она недавно надевала, ей тоже шло. И цветные футболки с принтами шли. И без принтов. И не цветные…
Наконец машина тихо пикнула, двери разблокировались. Лиза открыла дверцу со своей стороны и уселась в салон. В движениях ее отсутствовала нервная суетливость, несмотря на ситуацию, держалась она достойно и по-прежнему оставалась красивой. Заведя мотор, Макс включил печку и направил поток теплого воздуха на Меркулову. Он заметил, что она замерзла: пальцы у нее побелели, а кожа покрылась мурашками. Сам он тоже промок, но все же не так сильно, как она. И почему-то позаботиться о ней было для него куда важнее, чем собственный комфорт. Несмотря на то, что Лиза старалась этого не показывать, он видел, что она подавлена. Это не смогла скрыть ни гордая осанка, ни плавные движения, ни спокойная речь. Он просто видел. По глазам видел, чувствовал ее. Говорить что-либо не имело смысла – он уже сказал все, что считал нужным, но отчего-то было тяжело. Что-то внутри неприятно саднило, в очередной раз заставляя Макса злиться и на Лизу, и на самого себя.
- Может, еще прибавить? – поглядывая на Меркулову, поинтересовался он.
- Если только немного.
Она подставила руки под теплый воздух. Хотелось снять обувь, потому что босоножки промокли насквозь, и под пальцами хлюпала вода. Макс тут же нажал кнопку на приборной панели, и выдуваемый воздух стал теплее. Лиза вытерла ладонью влагу с шеи и попыталась расслабиться. Она не понимала, как он может вести себя так, словно ничего не случилось, словно не было этого проклятого утреннего разговора. А, впрочем, разве что-то случилось? Точно не для него. Она вздохнула и уставилась вперед, на струи воды, бегущие по лобовому стеклу, на живо двигающиеся щеточки дворников. Да и для нее тоже ничего не случилось. Потому что на самом деле ничего никогда не было. Ничего и никогда. Она пыталась заставить себя смириться с этой мыслью, но знала, что это бессмысленно. Потому что это было ложью. Для нее это было ложью.
К вечеру лить наконец прекратило, но стало значительно холоднее. Пока Лиза торопливо шла к подъезду, ветер теребил подол ее платья, заставляя девушку ёжиться от холода. Весь день она была более сдержанна, чем обычно, говорила мало и совсем не улыбалась. Даже Элина заметила это. Как ни странно, ее состояние никак не сказалось на тренировочном процессе. Она четко выполняла все указания, была собранной и внимательной, держалась немного отстраненно, но при этом не проявляла раздражительности или недовольства. Никто не имел понятия, каких усилий ей стоило собраться, расправить плечи и с непоколебимой уверенностью во взгляде выехать на лед. Лиза знала, что не простит себе слабости. Она слишком долго сдерживала чувства, слезы, эмоции, слишком долго терпела. Падала, ненавидела, боялась, но поднималась и начинала все сначала, даже не зная, для чего снова и снова, каждый день терпит все это. А теперь она знала: теперь она выходила на лед не для кого-то, не из-за страха перед кем-то, даже не из-за Макса, а только потому, что ей самой этого хотелось.