Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 63

Он не слышал меня. Вряд ли он вообще ещё осознавал, что кто-то находился рядом. Безумный взгляд его остекленевших глаз был устремлен в сторону и вверх. Туда, где на высоком берегу стояла Дарианна.

Не прекращая попыток ухватить Идо за плечо, я обернулась к сестре.

— Дари, — она вздрогнула от моего оклика, словно очнувшись. — Позови Тиа! Беги за помощью! Скорее, ну!

Медленно сестра отвела взгляд от тонущего друга и посмотрела на меня. На ее лице не было ни паники, ни ужаса. Только странное отрешенное спокойствие.

— Скорее, Дари. Чего же ты медлишь? Неужели не видишь, он умирает!

Но сестра не двинулась с места.

— Яни, — она обвела руками свое платье. — Как я, по-твоему, должна в этом бегать? Тианна не устает повторять, что я же девочка. Девочкам неприлично кричать. И лежать на гранитных камнях нельзя. От этого можно заболеть.

Смысл ее слов ускользал от меня. Как можно думать о каких-то нелепых приличиях, когда наш друг отчаянно нуждался в помощи? Разве его жизнь не стоила того, чтобы нарушить правила поведения настоящей леди? Даже если за этим последует наказание, гнев отца, лишение сладкого, нельзя было молча смотреть, как Идо тонет, и даже не пытаться позвать кого-нибудь, привлечь внимание.

Голова Идо полностью скрылась под водой.

И тогда закричала я.

— Помогите-е-е-е! Кто-нибудь. Мы здесь. Нам нужна помощь. Тианна! Тианна!

Я потянулась вперед, пытаясь поймать ускользавшего в глубину Идо. Что-то обвилось вокруг ног, сковывая движения, не давая распрямиться, и мне вдруг показалось, что еще немного — и я сама вслед за Идо соскользну с края, упаду прямо в темную глубину канала, а Дарианна, застыв соляным столбом, так и будет молча смотреть, как я тону.

Стало страшно. В бесплодной попытке удержаться на берегу я дернулась ещё раз.

И проснулась.

Эхо собственного крика все ещё звучало в ушах. Одеяло сбилось, спеленав ноги, горло саднило, словно бы я действительно только что во весь голос звала на помощь. Сердце стучало часто и гулко. Страх, глубинный и цепкий, не отпускал, что-то мешало успокоиться и просто загнать эту историю из далекого прошлого как можно дальше в глубины памяти. Растворить в тумане, словно ее и не было.

Только вот это случилось на самом деле. Был сад и игра в прятки. Был Идо, сын Пьетро, советника отца, наш друг, который так и не пришел в сознание и умер спустя несколько дней. И Дари, которая не подала голоса, не позвала на помощь. Она и сама нуждалась в ней, моя бедная сестренка, оцепеневшая от страха настолько, что даже не сумела закричать.

Дари всегда нуждалась в моей помощи.

Я помнила, ясно и отчетливо, как испугалась тогда за сестру. Как бежала, путаясь в тяжелых юбках, как боялась опоздать. Я была нужна ей. Нужна — как и сейчас.

Встревоженная, я долго ворочалась с боку на бок. Меня трясло. Кошмарный сон взбудоражил нервы, и я никак не могла прийти в себя. Отчаявшись снова заснуть, я поднялась с кровати и решила спуститься вниз, чтобы выпить стакан воды.

Накинув на плечи пеньюар и натянув тонкие перчатки, я бесшумно выскользнула из комнаты. Вокруг стояла тишина, лишь мерно тикали большие часы в гостиной и приглушенно стрекотали цикады во внутреннем дворике. Лестница была погружена во мрак, свет едва попадал внутрь через небольшое вытянутое окошко. На дощатый пол ложились неровные косые тени.

Дверь в комнату верховного обвинителя была приоткрыта. Изнутри не доносилось ни звука, но я точно знала, что Доминико сейчас там. Темный проем манил, притягивал, и я не смогла побороть любопытства. Осторожно, чтобы не потревожить сон верховного обвинителя, я на цыпочках подкралась к двери.

Замерев в прохладной темноте, я разглядывала спящего человека, который был моим мужем перед Короной и людьми. Доминико Эркьяни.

Сон смягчил его привычно жесткое лицо — ушла вертикальная морщинка между так часто хмурящимися бровями, губы, обычно упрямо сжатые, были приоткрыты. Во сне он казался почти безмятежным, почти счастливым. Одеяло сползло, обнажив супруга до пояса, и я могла видеть, как мерно вздымается и опускается его широкая грудная клетка в такт дыханию.

Вроде бы все было так просто. Доминико проявил в отношении пугливой северной жены недюжинную сдержанность, которую я никогда не считала возможной для уроженца Ниаретта. Он твердо сказал, что не сделает ничего против моей воли. Я была в полной безопасности…

Отчего же тогда я чувствовала себя настолько растерянной, настолько запутавшейся? Почему так сложно было преодолеть собственные сомнения, предубеждения и перестать бояться… чего? Его, Доминико? Или собственных чувств? Робких, неизведанных и совершенно непривычных.

Стыдных…

Сжав зубы, я шагнула обратно в крохотный коридор между нашими спальнями. Половица предательски скрипнула под ногами.

— Яни? — Доминико открыл глаза и приподнял голову от подушки, безошибочно отыскав меня в темноте.

— Извини, — еле слышно шепнула я.

— Яни, — хриплым от сна голосом позвал он. — Не уходи.

Я не должна была оставаться. Разум, здравый смысл, приличия — все говорило мне, что правильнее всего уйти. Извиниться за ночное вторжение и вернуться в свою комнату, не переступая резко очерченной черты порога, границы между манящим полумраком спальни и темнотой коридора, разделявшей меня и Доминико…

Потому что по потолку плясали мягкие тени и отраженные от беспокойных вод канала блики фонарей, и это так напоминало игру света на низких сводах мраморной купальни, которая существовала лишь в моем воображении, постыдном и одновременно волнующем. Капли воды, жаркие прикосновения рук, губ…

Отсвет уличных огней белым золотом пробежался по распущенным волосам, пеньюару, перчаткам. Желто-карие глаза Доминико сверкнули в полутьме спальни, точно кошачьи. И я шагнула, еще ближе к нему, завороженная его голодным взглядом.

Я не понимала саму себя. Да, мы с Доминико были совместимы, и наши энергии, различные и в то же время схожие, словно две части одного целого, должны были притягивать нас друг к другу. Но отчего же сейчас, когда магия внутри была непривычно слабой и не могла — не должна была — искажать восприятие, меня тянуло к супругу сильнее, чем когда бы то ни было? Неужели дело было вовсе не в совместимости — или не только в ней? Неужели?..

Я медленно опустилась на край кровати и замерла, сцепив пальцы в замок, чтобы унять нервную дрожь.

— Холодно?

Кровать за спиной скрипнула — Доминико придвинулся ко мне. Его ладонь, скользнувшая вверх по тонкому шелку чулок, показалась обжигающе горячей. Он накрыл мои руки своими, сжал переплетенные пальцы.

— Я… — собственный голос показался мне незнакомым, хриплым, — я хотела спуститься выпить воды. Не могла уснуть.

Доминико притянул меня ближе.

— Дурной сон?

Я только кивнула. От тела супруга волнами исходило приятное тепло — или же это его темная энергия обвивалась вокруг меня — и отчего-то мне совсем не хотелось возвращаться сейчас к тем горьким воспоминаниям, туману, страху, одиночеству.

— Знаешь, — мягко произнес Доминико, — в Веньятте мне часто снится… то, чего не хватает больше всего. Родной Ниаретт, жаркое солнце, семья… а порой и вовсе несбыточные вещи.

Он мечтательно вздохнул, и я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Яркие и живые воспоминания о полутемной купальне вновь захлестнули меня. Наверное, Доминико имел в виду что-то совершенно иное, но с той самой первой ночи, проведенной под этой крышей, я никак не могла забыть невольно подсмотренный сон. Сон, где он и я…

Зашуршала сминаемая простыня. Я ощутила едва уловимое движение воздуха, а в следующее мгновение оказалась прижата спиной к обнаженному жесткому торсу. Горячие руки обхватили плечи, поглаживая, массируя, скользнули вниз по предплечьям до самого края перчаток. И, следуя за его движениями, по телу от макушки до пяток прокатилась жаркая волна, отозвавшаяся внизу живота сладким спазмом.