Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 64
Я вздрогнула, ошеломленная незнакомыми ощущениями. Ночной воздух и скользкий шелк пеньюара после рук Доминико показались мне ледяными, прикосновение тонкой ткани раздражало ставшую очень чувствительной кожу. Хотелось прижаться к супругу плотнее, крепче, без лишних и ненужных преград между нами.
— И все-таки, тебе холодно, — я ощутила на щеке теплое дыхание, а после легкое прикосновение губ. — Ты дрожишь.
— Нет, я…
Руки Доминико разомкнули замок моих пальцев. Супруг осторожно коснулся выделанной темной кожи перчаток. Ухватился за край, словно желая снять их.
— А перчатки?
— Привычка.
— Дурная привычка, — усмехнулся он. — Отвыкай.
— Я…
— Ты все ещё дрожишь, — выдохнул Доминико мне в шею. — Все-таки холодно?
Закусив губу, я кивнула. Казалось, если бы я решилась ответить, вместо слов из груди вырвался бы тихий стон. Сердце стучало так гулко, что Доминико, наверное, мог слышать его прерывистый, беспокойный ритм.
Разношенные перчатки мягко соскользнули с пальцев. Супруг отбросил их прочь с небрежной легкостью. Подушечкой большого пальца погладил чувствительную кожу ладоней, и я неосознанно подалась назад, прижимаясь спиной к Доминико. Он с готовностью притянул меня еще ближе, обнял еще крепче. Ловкие пальцы, словно невзначай, скользнули по тонкому шелку. Бедра, талия, грудь…
— Яни…
Я рвано выдохнула.
Доминико… хотел меня. Осторожные, ласкающие касания пальцев, становившиеся все смелее, голос с чувственной хрипотцой, горячее дыхание и жар его кожи не оставляли никаких сомнений даже у меня, воспитанной в надлежащей строгости. И вместе с тем…
Близость Доминико будила во мне новые, неизведанные чувства, затягивала в сладкое марево полузабытья. Тело отзывалось, охотно покорялось его нежным рукам и темной энергии, заставлявшей кристаллы в брачных браслетах мигать в такт биению наших сердец.
Но вместе с тем где-то на самом краю сознания еще оставался… страх. Он просачивался в сознание ядовитым туманом, оплетая разум, отравляя. Страх ледяной хваткой стискивал горло, судорогой сводил напряженные мышцы. Я боялась, до безумия боялась…
Нет, не самой супружеской близости. Я боялась разочаровать Доминико.
«Ледяная малышка Астерио». Надменная, холодная, бесчувственная — такой хотели меня видеть строгие отцовские наставники, такой я должна была стать, чтобы выжить в мрачных стенах крепости Бьянкини. И я преуспела в этой науке. Вытравила из себя все чувственное, женское давным-давно, навсегда запретив себе… любить. И вот теперь…
Страшно было раскрыться, позволить себе стать уязвимой — и быть отвергнутой, когда ни один ментальный щит не поднят. Когда я, словно человек без кожи, вывернута мягкой сердцевиной наружу. Беззащитна…
Словно почувствовав перемену в моем настроении, Доминико остановился. Жарко выдохнув мне в макушку, он обнял меня, крепко и сильно, словно хотел оградить от всего и всех. Сердце кольнула острая игла стыда. Свобода, брак, жаркая весенняя ночь — все это было слишком. Доминико сделал для меня слишком многое, пожертвовал слишком многим, тогда как я не могла ничего дать ему взамен.
— Ты боишься? — ласково спросил он. Я закусила губу. — Чего ты боишься, Яни? — его дыхание пощекотало волоски на моем затылке. — Ты же удивительно смелая. Тебя не пугают безжизненные тела, ты не отступила, когда нужно было запустить мертвое сердце, не побоялась спрыгнуть со скалы, выпасть с балкона, чтобы спасти свою жизнь. Ты справилась с убийцей, почти не имея магии. А тут…
Аккуратно, не зацепив ни одной прядки, Доминико отвел в сторону мои волосы. Подушечками пальцев провел по шее, и шелковый пеньюар послушно соскользнул вниз, обнажая плечо. А в следующее мгновение я почувствовала прикосновение его губ к коже.
— Разве это страшно, Яни? — он оставил на моем плече еще один поцелуй.
— Да.
Он поцеловал меня ещё и еще, и я почти неосознанно отклонилась, подставляя шею под жаркие касания.
— Хочешь, чтобы я перестал?
— Нет… — мой выдох больше напоминал стон. — Но… Я же холодная… Ледяная, бесчувственная… Я не могу… так. Ты… разочаруешься. Α я не хочу… разочаровать тебя.
К моему удивлению, Доминико рассмеялся.
— Яни… — в его голосе послышались странные нотки. — Ты правда считаешь себя бесчувственной?
— Да…
Зашуршали развязываемые ленты. Движение рук — и пеньюар распахнулся, открывая меня для Доминико. Я неловко дернулась, пытаясь подхватить полы ускользающей шелковой накидки, но супруг мягко, но настойчиво отвел мои руки.
— Позволь мне…
— Да…
Я осталась в одной лишь тонкой полупрозрачной сорочке. И когда горячие ладони Доминико накрыли мою грудь, мне показалось, будто никакой преграды между моей кожей и его руками не существовало и вовсе. Большие пальцы коснулись сосков, легко, почти невесомо — но от этого прикосновения тело пронзила острая вспышка удовольствия, настолько сильная, что я едва удержалась от стона.
Мгновенно уловив это, супруг обхватил губами мочку моего уха, чуть прикусив, погладил пальцами чувствительные вершинки…
— Домин-н-нико…
Он поцеловал меня в шею, заставив всхлипнуть от вспыхнувшего внутри пламени. Разжал объятия — и почти в одно мгновение оказался передо мной, в изножье кровати, заглядывая прямо в глаза.
— Ты вовсе не бесчувственная, Яни, — в его потемневшем взгляде, казалось, легко было утонуть. И мне хотелось, хотелось смотреть на него, погружаясь все глубже и глубже. Верить каждому слову. — Ты страстная, живая, ты полна внутреннего огня. Настоящая первая леди Ниаретта. И, — он скользнул жаркими руками по моим ногам, все выше и выше поднимая подол тонкой кружевной сорочки, — я всегда это чувствовал. Так позволь же мне… показать.
Его губы коснулись моего живота, мягко опустились ниже. Я замерла в сладком предвкушении, крепко стиснула пальцы, но стон все равно сорвался с моих искусанных губ.
— Да…
Солнце светило в комнату сквозь тонкие шторы, и теплые лучи скользили по сомкнутым векам. Просыпаться не хотелось. Не открывая глаз, я потянулась, сладко, с наслаждением. Мне было хорошо. Очень, невероятно хорошо.
Я никогда не чувствовала себя настолько полной сил. Энергия бурлила внутри, отдаваясь легким покалыванием в кончиках пальцев. Как приятно было наконец-то вновь ощутить в крови ее неостановимое течение. Даже ментальные способности, кажется, понемногу восстанавливались. Помощница по хозяйству занималась уборкой внизу, в гостиной, и я чувствовала, что она пребывала в самом довольном расположении духа. Кот дремал в кресле, растянувшись во всю длину. А Доминико сейчас не было дома, но через нашу обострившуюся связь я понимала: он в полном порядке.
Перекатившись на бок, я бросила взгляд на вторую половину кровати. Примятые простыни напоминали, что совсем недавно супруг был здесь, рядом со мной. Нико… Тихое счастье разлилось по телу при одном лишь воспоминании о нем. Он будто растопил что-то в моей душе, убрал сковавшую сердце ледяную броню истинной Αстерио, обнажил меня настоящую.
Новым взглядом, взглядом леди Янитты Эркьяни, я посмотрела на все, что произошло со мной за эти долгие весенние месяцы. А потом обратилась к событиям восьмилетней давности. И…
Вдруг все: кошмарный сон, визит во дворец, разговор с Тианной, завещание, Аурелио и его любовницы — сложилось в единую картину, заставившую меня вскочить с кровати и, запахнувшись подобранный с пола пеньюар, поспешить в ванную, чтобы поскорее привести себя в порядок.
Витторио Меньяри.
Теперь я была готова задать ему несколько серьезных вопросов.
На ходу застегивая последние пуговки корсета — по моей просьбе гардероб пополнился несколькими платьями, все так же украшенными кристаллами-накопителями, но более простого и удобного кроя — я зашла в кабинет Доминико и мельком просмотрела бумаги, касавшиеся Витторио. Как я и ожидала, заключенного менталиста держали в одиночном карцере на нижнем этаже старого здания тюрьмы, располагавшейся в нескольких островах к северу от Бьянкини. Именно там восемь лет назад я ожидала суда. Витторио, судя по документам, должен был быть переправлен в Ромилию под конвоем самого верховного обвинителя, но пришлось на время оставить его в Веньятте, поскольку Доминико медлил с отъездом в столицу.