Добро из зла (СИ) - "Терран". Страница 43

Под конец Оскар уже отчаянно торопился, став преступно неаккуратным и, едва выписав последнюю цифру с указанием размеров, перевернул страницу и принялся набрасывать портрет — совсем молодая девушка, наверное, его ровесница, с горящим в глазах восторгом запихивающая себе за щеку здоровенное овсяное печенье с изюмом… сидя при этом в камере для допросов. Единственное, о чем он жалел, было то, что никак не сможет простым карандашом отразить этот волшебный серебряный оттенок глаз, не серый, не стальной — именно серебряный, как в сказках, что мама рассказывала перед сном. Она была такая красивая…

В себя его привел проснувшийся будильник. Металлический боек как безумный заметался меж двух стальных чашек, панически заорал на весь дом пронзительным визгом, заставив выронить тетрадь и броситься отключать это адское изобретение… или шандарахнуть об стену — все, что угодно, лишь бы тот заткнулся.

Зябко ежась от холода, он быстро натянул шерстяные носки, теплые кожаные штаны и толстый вязанный свитер поверх льняной рубахи. Оглядев себя в небольшом серебряном зеркальце, доставшимся от мамы, торопливо пригладил спутанные со сна короткие черные волосы, улыбнулся своему отражению… и тут же скривился: юное лицо с маленькими шрамами от детской оспы на щеках выглядело усталым и не выспавшимся, от природы темная кожа побледнела и опасно натянула высокие скулы. Улыбка выглядела слишком фальшивой, чтобы кого-то обмануть.

У самой двери он оглянулся, чтобы в сотый раз бросить взгляд на большой лист бумаги, прибитый над кроватью: его первый рисунок, сделанный в день, когда все началось — два месяца назад. Тогда он обнаружил, что умеет рисовать, так, будто учился этому многие годы, тогда всплывшее из темноты воспоминание впервые заставило проснуться в холодном поту, напуганным до смерти.

Это была та же женщина в черном платье, мраморной кожей и багровыми глазами, которая приснилась ему сегодня. Вот только выражение на прекрасном своим неестественным скульптурным совершенством лице очень отличалось от того, которое он видел этой ночью. На картине, единственной, выполненной красками, а не карандашом, оно выражало только одну эмоцию — страх. Эта картина каждый раз заставляла Оскара чувствовать злое торжество и ненависть, столь старую, что она превратилась из пожара в ледяную пустыню.

Чувствуя, как губы, будто сами собой, сложились в жестокую и страшную полуулыбку, мальчик отвернулся и торопливо, будто убегая от этой непривычной и отчетливо ЧУЖОЙ эмоции, сбежал по лестнице на первый этаж. Отец, как всегда, встал раньше него, и дымящаяся яичница с кусками вяленого мяса уже ждала на столе. Молча поприветствовав его кивком, Оскар уселся на стул, взял вилку и пододвинув к родителю раскрытую на нужной страничке тетрадь.

Папа всегда был немногословен, а после смерти мамы из-за неудачных родов его так и не увидевшей свет дочери, и вовсе открывал рот только из крайней необходимости, ограничиваясь лишь словами, без которых было не обойтись.

— Что-то новенькое? — прогудел мужчина, разглядывая чертеж.

— Сегодня утром нарисовал.

— Начертил, — автоматически поправил отец, уже с головой уйдя в изучение.

Дальше Оскар завтракал в тишине, исподволь наблюдая за отцом и в который раз спрашивая себя, когда же он сам наконец-то достаточно подрастет, чтобы проявились отцовские стати. Ему уже скоро будет пятнадцать — и где он, этот богатырский размах плеч, широкое мужественное лицо и ладони, ломающие подковы без всякой ауры? Видимо, гены ему достались от матери, невысокой и изящной… и узкие бедра, из-за которых она умерла, тоже ее наследие.

— Это оружие не простого человека, — наконец, когда Оскар уже почти доел, заключил отец, отодвигая тетрадь в сторону и возвращаясь к завтраку. — Охотника или Стража, сложное не только в изготовлении, но и в бою.

— Они все такие, — пожал плечами Оскар. — Простое мне в голову обычно не приходит.

— Я уверен, что тот крейсер до сих пор состоит на вооружении Вейл. А значит, это вообще секрет, за разглашение которого стреляют в голову.

Мальчик просто неловко пожал плечами, будто извиняясь за собственные знания.

— У тебя очень странное Проявление, сын.

Это был вывод, к которому они пришли, пытаясь понять, что происходит и где источник всех этих разрозненных бессистемных знаний. Это выглядело притянутым за уши — никто никогда не слышал, чтобы Проявление обнаружило себя ДО того, как была открыта аура, но лучшего объяснения все равно не было. Честно говоря, Оскар не верил в это — он был любознательным, да, но не настолько, чтобы получить материальное отражение души в виде способности узнавать случайные факты обо всем подряд. И не просто знания и факты — навыки, которые надо было лишь отработать пару дней: и вот он уже рисует живые картины и одним карандашом чертит масштабные чертежи. Даже для "Проявления делают странное дерьмо. Смиритесь!" это было уже слишком.

Быстро доев и коротко поблагодарив отца, Оскар засобирался на тренировку, покорно покивав на напоминание, чтобы вернулся к десяти — сегодня в арсенале их маленького транзитного городка на железной дороге Вейл-Фаллен был день техобслуживания, все общее оружие надо было вытащить, разобрать, протереть и смазать. Как будто он мог об этом забыть! Может, как прошлом году, на контрольных стрельбах ему разрешат немного пострелять из станкового пулемета? Впечатления с первого раза остались незабываемые!

Маршрут его уже привычной пробежки до тренировочного поля был кружным: от центра города, где располагалась оружейная мастерская (она же — арсенал и кузница) и здание вокзала, на юг, вдоль "главной" улицы, где находились все магазины города, а потом — вдоль стены на запад. Бежать напрямую было слишком близко — ну что это за расстояние, если его можно пробежать за десять минут неспешной трусцой? Олден был крохотным городком — и жил в основном на деньги Королевств, занимаясь обслуживанием своего участка железной дороги.

Хотел бы он сказать: "и все друг друга знали", но, увы, люди в его окружении менялись слишком часто… Кто-то уезжал в места поспокойнее, скопив нужную сумму денег и получив гражданство Королевств — Вейл щедро платил за благосостояние самой крупной своей наземной транспортной артерии. Кто-то — погибал на внешних работах и нападениях Гримм, место здесь было очень уж неспокойное. Вслед за выбывшими — тянулись все новые и новые работники и бойцы, из своих деревень и других городков, которым не так повезло с работодателем… единицы — оставались в городе, большинство же повторяли судьбу своих предшественников.

Сейчас же город был даже более сонным, чем обычно — сократился в последнее время приток "свежей крови", когда Вейл урезал "паек" больше чем наполовину, опустел вокзал, когда две недели назад крупное нападение Гримм километрах в двухстах к северу, у самых гор, повредило участок пути — израненное Королевство до сих пор пыталось его починить.

Но как бы пусто ни было на улицах в этот ранний час, Оскар все равно ловил косые взгляды редких прохожих. Все-таки город у них был маленький, развлечений здесь было немного — и сплетни уверенно занимали первую строчку в списке все восемьдесят лет существования Олдена. Они не знали и половины всей истории, но когда ребятенок главного оружейника города (очень большая шишка, выше — только мэр и глава Стражей!) приходит в казармы и говорит, что САМ открыл себе ауру, причем даже не побывав на грани жизни и смерти, а после укладывает на лопатки Стража, которому поручили проверить, на что способен новичок… это очень быстро становится общественным достоянием, городской байкой, которую будут пересказывать новичкам и друг другу еще десятки лет.

Да, наверное, ему не стоило так поступать, а надо было воспользоваться традиционным способом и попросить открыть ауру отца, но… это произошло в те дни, когда мальчик еще не был уверен, что эти знания и видения — не фальшивка и не плод больного сознания. Он искал любые подтверждения того, что не сумасшедший, что все это реально… и способ открыть ауру самостоятельно, без чужой помощи и риска для жизни был тем, что он мог сделать сам, был четким и реальным доказательством.