Узел (СИ) - Сергеева Оксана Михайловна. Страница 43

Залитый солнцем двор детского дома переполнен криками, шумом и гамом. Любовь Денисовна встречает нас у дверей и ведет в свой кабинет. Чистота везде идеальная, нигде ни намека на пыль. Небольшой диванчик, кофейный столик со стеклянной крышкой, отполированный до зеркального блеска. Повсюду дипломы, грамоты, статуэтки, кубки. Мы сидим молча, пока Любовь Денисовна наливает чай. Наполнив чашки, она предлагает нам печенье и первая начинает разговор.

— Наши детки разного возраста, и все они мечтают о семье. К каждому ребенку мы стараемся подобрать свой ключик. Детки активные, любознательные, любят участвовать в мероприятиях. Каждые выходные мы вывозим их в театр, кроме того, проводим свои собственные праздники…

— Да, дети, конечно, требуют много внимания, — поддерживает разговор Настя.

— У нас очень сложная и ответственная работа, требующая и отзывчивости, и сострадания, и понимания детских проблем.

— Если честно, у нас нет знакомых с таким опытом. Мы не знаем, с чего начинать, поэтому и хотели сначала поговорить с вами, так сказать, узнать обо всем изнутри, — вступаю я.

— О, вы не переживайте, — Любовь Денисовна уверенно улыбается, — у нас есть «Школа для родителей», вы всегда сможете получить необходимую психологическую помощь, никто не бросит вас на произвол судьбы. Детей тоже готовят к приему в семью, с ними работают психологи и социальные педагоги. — Она мягко переходит к обсуждению воспитанников, показывает фотографии, описывая каждого ребенка. — Катенька… талантливая и веселая девочка, любит танцевать, участвует в городских конкурсах. Серёжа… спокойный, неконфликтный мальчик, в любой ситуации имеет свою точку зрения. Пелагея… очень красивая девочка, хорошо рисует, любит рукоделие, активно участвует в жизни детского дома…

После четвертой фотографии я теряю нить разговора. И теряю ко всему интерес. Дело не в моей рассеянности или невнимательности. На лица и факты память у меня профессиональная, но только не в этом случае.

Настя кивает, что-то спрашивает, а я лишь жду удобного момента, чтобы уйти. Он наступает минут через сорок, когда у меня уже буквально зудят ноги.

— Спасибо, Любовь Денисовна. Было приятно поговорить, думаю, мы еще встретимся, — вежливо прощаюсь, видя тенью пробежавшее по лицу жены недоумение. От нее не ускользает нетерпение, с которым я спешу покинуть кабинет.

— Конечно, конечно. Пойдемте, я вас провожу.

Мы выходим на улицу тем же путем, я вздыхаю с облегчением.

— Что случилось? — спрашивает Настя.

— Ничего.

— Никита, что не так, — показывает крайнее раздражение.

— Все не так… — обрываюсь на полуслове, не успев объясниться, меня буквально оглушают крики и вопли.

Навстречу нам вылетает мальчишка. Мелкий, быстрый. Он удирает от толпы преследователей постарше, прижимая к груди грязный футбольный мяч. Увидев Любовь Денисовну, которая все еще стоит на крыльце, он внезапно тормозит, натыкаясь на ее предостерегающий строгий взгляд, как на преграду. Понимая, что обратно бежать нельзя, — его и так почти догнали, — мальчик отшвыривает от себя мяч и резко подается в нашу сторону. Обегает нас с Настей кругом и прячется за моей спиной, хватаясь за куртку. Преследователи тут же оставляют его в покое, видимо, их интересует только мяч.

— Максим! — кричит Любовь Денисовна и быстро идет к нам. — Кондратьев!

Максим отпускает меня, но лишь для того, чтобы снова пуститься наутек теперь уже от директора.

— Это что такое! Вернись! А ну извинись сейчас же!

Не дав себя изловить, Максим оборачивается, но вместо извинений лишь корчит рожицу и показывает нам с Настей язык.

— Негодник! Никакого с ним сладу! — бурно возмущается Любовь Денисовна. — Вы уж простите.

— Ничего страшного. Мальчишка же… — смеюсь я.

Это небольшое происшествие окончательно выводит меня из ступора, и в голове проясняется.

— Никита, ты передумал? — Но Настя еще ничего не понимает, она смущена моим поведением. Признаться, я и сам был немного смущен своими ощущениями.

— Нет, я не передумал, наоборот. Думаю, мы все делаем правильно.

— А что случилось? Я же видела.

— Я себе не так все представлял. Будто товар выбираю. Там каждый второй умный, активный, участвует в жизни детдома, а я должен взять и выбрать. Настя, это же дети! Ребенок! Я должен выбрать себе ребенка! Это должно быть как-то не так!

— А как? — тихо говорит она. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. А как тогда должно быть?

— Не знаю!

Не знаю я, как это должно быть. Может быть, как первая любовь. Или не первая. Вторая. Любая. Посмотрел, сердце ёкнуло — и внутри что-то перевернулось, потеплело. Едва подумав об этом, тут же вспоминаю мальчишку с мячом. Рыжий, голубоглазый, с веснушчатым чумазым носом.

— Ладно, — шумно вздыхает жена. — Ты же сказал, что мы еще встретимся?

— Встретимся.

— Вот и хорошо.

Обязательно встретимся. Теперь у меня цель и предметный разговор. Хочу побольше узнать о негоднике, с которым ни у кого нету сладу.

На следующей неделе мы снова наведываемся в детский дом. В то же время. Опять двор полон шумной детворы, я всматриваюсь в толпу детей и нахожу глазами того рыжего пацана. Всю неделю он не выходил у меня из головы. Сколько ему? Ростом маленький, но координация хорошая, словарный запас блещет обилием ругательных слов — лет шесть-семь ему, наверное. Почему-то хочется, чтобы он меня заметил. И он замечает, только не подает виду. Не смотрит на нас с Настей, но кричит теперь громче, с нотками театральности, важно задирая конопатый нос.

— Настя, ты иди, я сейчас, — отправляю жену к Любови Денисовне, а сам задерживаюсь во дворе.

— Почему?

— Иди, я минут через пятнадцать к тебе присоединюсь.

— Ладно, — не возражает она, хоть и не до конца понимает моих намерений. Как по мне, это лучшая поддержка.

Когда приближаюсь к игровой площадке, Максим с любопытством оглядывается на меня. Я подзываю его, он сомневается лишь мгновение, потом соскакивает с карусели и в припрыжку бежит ко мне.

— Привет, — говорю я и подаю ему руку, как взрослому.

— Здрасти! — В ответ он смело стискивает мою ладонь тоненькими пальцами.

— Пойдем поболтаем?

— Ну, пойдем, — пожимает плечами и важно шагает к скамейке, поглядывая то на меня, то на воспитательницу.

Мы не отходим далеко, садимся на ближайшую лавочку. Макс удобно приваливается к спинке, я сажусь так, чтобы видеть его лицо. Интересный мальчишка. Такой забавный. Сквозь наносную смелость проглядывают беззащитность и трогательность. Потерянность какая-то. Хотя именно это неудивительно. Для таких, как Максим, это, скорее, норма. Мне хочется поговорить с ним, узнать его поближе, но без свидетелей. Без строгого взгляда директора, без заученных фраз, которые он несомненно скажет при воспитателе.

Макс решает первым нарушить молчание:

— А это твоя жена была?

— Да. Настя.

— А вы кого-то взять себе хотите?

— Хотелось бы.

— Девчонку?

— Мальчишку, — не задумываясь, отвечаю я и ловлю себя на мысли, что буду с ним честен, о чем бы он ни спросил.

— У-м-м-м, — многозначительно мычит мой новый приятель и снова с минуту молчит, шмыгая носом и рассматривая пристальным взглядом своих товарищей. — Я не заразный, это у меня аллергия, — вдруг решает предупредить.

— Я заразы не боюсь.

Ему нравятся мои слова: в глазах мелькает довольное выражение, уголки губ вздергиваются в улыбке.

— Гришка нормальный.

— Какой Гришка?

— Да вон, — складывая руки на груди, кивает в сторону детей, — в зеленой куртке. А вот Жору я бы не советовал, он до сих пор писается. Димка от конфет весь коростой покрывается, даже на жопе прыщи вылазят. А Вовка от кефира дрищет.

На меня накатывает смех, так что начинаю смеяться в голос.

— Ничего смешного. Я б на тебя посмотрел, если бы тебе после Вовки в туалет приспичило, — фыркает Макс, — это я тебе по дружбе говорю, такое лучше заранее знать, если хочешь кого-нибудь взять. А то наберут, а потом назад приводят.