Янтарь (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)". Страница 34

— Я пойду за нее. Девушка моя. Мне и нести ответ.

— Еще чего! — взвизгнула я начиная холодеть и хрипеть от новой волны подступающего страха и понимания того, что все самое жуткое не только не закончилось, но и предстоит впереди, ведь еще никто не сказал вслух, что за наказание предстояло вынести вместо смерти, прикусывая истерично нижнюю губу. когда услышала громкое и резкое: «ЦЫЦ!» явно обращенное сейчас ко мне.

— По предыдущей ситуации, — умно и деловито проговорил блондин снова, подходя ближе к недовольным Палачам, — За отмену смерти просил король и речь шла о чистокровном Берсерке королевской крови. Раз уж данную ситуацию мы берем за основу, и первую стадию прошения вы подтвердили и отменили смерть, то и наказание должен нести чистокровный Бер королевской крови. Поэтому пойду я.

Выпучив глаза и не в силах втянуть в себя морозный воздух, я мало что понимала, видя лишь как скривился недовольно Янтарь, упрямо сведя брови и явно не собираясь отступать, когда к этой троице умников ринулся и синеглазый Кадьяк:

— Давай лучше я пойду, Лютый!

— Мелкой рожать со дня на день, тебе нельзя оставлять ее и уж тем более травмировать и без того хрупкую психику. Когда она расстроиться. увидев тебя после наказания, то точно родит раньше времени.

— Ты правда думаешь. что она не расстроиться, увидев тебя? — изогнул черную бровь синеглазый Кадьяк, на что блондин с именем Лютый только усмехнулся, но продолжал смотреть твердо и уперто, явно не собираясь отступать от сказанных слов.

— Идет только один, — сухо отозвался Палач, сверкнув своим взглядом предупреждающе и очень недовольно, когда Лютый снова усмехнулся, явно собираясь поставить жирную точку в этом споре, от которого у меня уже просто волосы вставали дыбом.

— Мы уже обозначили все наши родственные связи. Я знал о девушке и ее проблемах, поэтому виновен тоже. И беру вину брата на себя.

Нет, Янтарь не отпустит его одного!

Я отчетливо видела это по его полыхнувшим глазам и упрямому взгляду.

Скорее он вгрызется в его руку и не даст оторвать себя, чем Лютый пойдет в одиночку.

— Вы издеваетесь?! — прорычал вдруг Палач так, что стало совершенно ясно, что его терпению пришел конец, отчего я клацнула испуганно зубами, понимая, что руки Сумрака, держащие меня, напряглись. словно и он был готов к тому, что сейчас Палачи откажутся от всего и снова попытаются забрать меня.

— Вы не можете отказаться от своих слов, — колко и насмешливо выгнул бровь Лютый, глядя убийственно холодно и язвительно на Палачей, чье безмятежное спокойствие было вероломно нарушено шайкой этих странных Беров всех родов, которые свалились на мою голову, словно ледяная глыба, оглушая и совершенно сбивая с толку, — Это не в правилах истинных Берсерков. Что уж говорить про вас — тех, кто обязан не только чтить законы, но и кровно соблюдать их.

Было стойкое ощущение, что Лютыи проверял выдержку Палачей на прочность и почему-то не боялся последствий, стоя прямо перед их носом расслабленный, наглый и такой самоуверенный, что страшно за его голову становилось даже мне, что уж говорить про его братьев. которые на всякий случай уже были рядом, пытаясь встать так, чтобы быть и к нему поближе, и меня прикрыть своими израненными спинами.

И когда главный Палач сделал неуловимый выпад вперед, не оставляя за собой в воздухе даже размытого пятна, я испуганно зажмурилась, всерьез испугавшись того, что сейчас кто-то лишиться своей белокурой головушки, если бы не тот Бер с двойным голосом, который оказался рядом с Лютым так же быстро, готовый откинуть Палача с намеченной дороги.

— Оставь их! — поймал своего предводителя один из Палачей, дернув его за руку, — Пусть идут оба, раз им так хочется! Можем всю семью наказать.

Все. Точка.

Мне казалось, что я прямо сейчас срочно должна упасть в обморок!

— Остановитесь все! — завопила я так, что у меня самой заложило уши, но хотя бы добилась того, что теперь все обернулись и смотрели исключительно на меня, — Никто никуда не идет! Я сама…

— ЦЫЦ! — едва ли кто-то смог перекричать басистый бас отца Янтаря и всей этой разношерстной компании, когда даже Палачи поморщились оттого насколько громко и оглушительно прозвучал голос отца, — Ты будешь говорить только когда я скажу!

Я прикусила язык до крови, чувствуя себя так ужасно, как не чувствовала даже тогда, когда готовилась на верную смерть, не надеясь на спасение, а теперь… теперь я ненавидела себе еще больше за то, что происходило, понимая, что невинные люди пострадают из-за меня!

Я еще ничего не знала о самом наказании, но разве оно могло быть легким и простым, учитывая, что заменяла собой саму смерть?!

«ОТКАЖИСЬ — кричала я мысленно Палачу, глядя прямо в его глаза, в которых видела ярость и холод, надеясь на то, что он понимает, что поступает неверно, так же как и я понимала, что не смогу ничего сделать против этих огромных мужчин и их слова!

Видя, как Палача держат его собратья, я молилась, чтобы он вырвался, раскидал всех на своем пути и отобрал меня из рук Сумрака, чтобы убить сразу же.

Я бы даже не сопротивлялась!

Но он словно наказывал меня этой ситуацией, когда выпрямился и откинул держащие его руки, прорычав практически в лицо Сумрака:

— Ради Марса! Только ради Марса!

Когда Сумрак кивнул ему в ответ, я не могла даже пошевелиться, лишь чувствуя, как по моим холодным щекам потекли горячие слезы.

Что теперь я могла сделать?

Кричать? Звать кого-то на помощь? Отбиваться? Умолять все вернуть назад?

Как я могла ненавидеть себя меньше, видя, как Палач сухо кивнул вперед Янтарю и Лютому, которые повиновались, вышагивая смело и синхронно, словно были близнецами… даже не обернувшись на нас — застывших от ужаса и колючей паники.

— А теперь смотри! — прохрипел отец так, словно в эту секунду ему было не только тяжело говорить, но и дышать, когда Палачи и двое наших Берсерков скрылись за сугробами и снегами в лесу:

— Все они — мои дети! КАЖДЫЙ! И даже вот эта лысая жопа, которая получит таких люлей, что ему еще и не снилось в страшных снах, черт возьми, потому что мы договорились, что он будет сидеть дома, чтобы здесь не случилосы!

Последние слова были сказаны с таким рычанием, что тяжело сглотнула даже я, совершенно искренне жалея того, на ком остановился палец отца, потыкав куда-то в кусты, даже если я никого там не видела и не ощущала:

— Поэтому хочешь обижайся, хочешь — нет, но по-хорошему или силой ты сейчас идешь в наш дом, и рассказываешь нам ВСЁ черт возьми с самого начала и до сегодняшнего гребанного дня!

Конечно же, я бы пошла.

Пошла по своей воле, если бы только ноги не дрожали так сильно и не пытались стать ближе к промерзшей спящей земле под этим слоем снега.

Думаю, это ощутил Сумрак, заглянув в мое серое от переживаний лицо, и первым двигаясь вперед, прочь с этой поляны, где стоял аромат смолы, хвои, крови и моей паники, от которой хотелось не просто кричать, а выть до хрипоты и полной потери голоса…

…иногда душа болит так сильно, что нет силы терпеть, и ты готов умолять, чтобы эта боль прекратилась, согласный даже на то, чтобы тебе вырвали руку или содрали заживо кожу — все равно это не будет так больно, как сейчас болело в груди, отчего воздух вокруг казался раскаленными невидимыми иголками, что пронзал легкие, впиваясь в них и делая дыхание хриплым и тяжелым.

Знаете, я сто раз встречала фразу «никто не знает, где душа, но все знают, как она болит» всегда считая ее лишь красивыми словами, и как же страшно было понимать всю глубину их смысла в тот момент, когда я обрела ясноглазое счастье, своими руками, толкая его на верные и ужасающие мучения.

Я не хотела прислушиваться к эмоциям этих мужчин, которые бросились на мою защиту, ничего не зная толком и отправляя своих братьев на такую боль, которая заменит мою заслуженную смерть, потому что понимала, что не вынесу этого. Груза моей боли, страданий и беспомощности было сполна, отчего я силилась держать себя в руках и не разрыдаться, скатываясь в полную и абсолютную истерику.