Золото Ларвезы (СИ) - Орлов Антон. Страница 18

Их было двое. Женщина – как будто Хантре ее знал, но теперь она была для него силуэтом в тумане, даже сквозь восприятие Тейзурга он не мог ни разглядеть ее, ни вспомнить, кто она такая. И могущественная сущность, заключенная в теле мужчины, не человек, даже не маг, бери выше. Лиргисо – имя сверкнуло в памяти цветной вспышкой и сразу исчезло – мечтал избавиться от второго, а первая вызывала у него сложные чувства.

…Он хотел ей отомстить. Хотел перетянуть ее на свою сторону. Хотел, чтобы она отбросила предвзятое мнение о нем и оценила его по достоинству. Хотел, чтобы она стала его любовницей и союзницей, они будут прекрасной парой, и никто не сможет им противостоять…

Первый шаг, предпринятый в этом направлении: он ее похитил и запер в надежном месте, точь-в-точь классический маньяк-психопат.

«Ну, идиот… Умный, но временами идиот. Ага, это самый безотказный способ наладить с человеком хорошие отношения! Тебе еще повезло, что я тогда не успел тебя пристрелить…»

Тут Хантре чуть не выбросило, но он все-таки удержался там, где находился. Вообще-то, информацию для выводов он уже получил. Тейзургу можно отдать Сираф, из него получится неплохой правитель. Хотя бы на первое время, а дальше видно будет. Вряд ли обойдется без злоупотреблений, но это будут частные инциденты, зато для местного населения начнутся перемены к лучшему, и лет через десять-пятнадцать Сираф станет благополучной развивающейся страной.

Пора было выныривать, но он медлил. Возможно, через восприятие Эдмара он сумеет что-нибудь уловить – узнать – увидеть – о своей жизни до Сонхи? Эдмар готов рассказывать о чем угодно, только не об этом, сплошные экивоки, ничего не добьешься.

…Непроглядный туман…

«В этом отрезке времени я ничего не вижу и не чувствую, потому что я там был… Работает чертова блокировка, за которую не знаю кому сказать спасибо, даже обходной путь не помогает».

Вот и верхний слой – Сонхи.

В первый момент он удивился тому, что сегодняшний Тейзург не настолько безмятежен и неуязвим, как можно подумать, глядя на него со стороны.

Образ почти небожителя, который наблюдает за возней смертных с иронической снисходительной усмешкой, восседая на сияющей вершине – это у него еще одна маска, для Ложи и для всех остальных. А под этой маской много чего намешано: и ностальгия по прошлой жизни, хотя будь у него выбор, он вряд ли захотел бы туда вернуться, и горечь оттого, что так и не добился той женщины, и беспокойство за кого-то, кто остался в недоступном для него мире. И лютая досада после эпизода в «Пьяном перевале» – он ведь рассчитывал, что дальше все пойдет по-другому. И еще какой-то давний колючий клубок: хотел бы что-то исправить, но уже проехали, а теперь его бесит и невозможность это исправить, и то, что кто-то (опять она?) скептически отнесся к его словам, когда он сказал, что исправил бы, если б мог. И неистовое желание многое в Сонхи изменить. Кое-что он уже сделал – отобрал у Ларвезы Китон, основал Лярану, уничтожил Ктарму, заинтересовал своими проектами Бартогу, обеспечил условия для того, чтобы через несколько лет прибрать к рукам Сираф, но это только начало. В том мире под зеленым солнцем, где он родился в прошлый раз, он тоже хотел перемен, но они были недостижимы, ведь тогда он не был магом, его способности в силу печальных обстоятельств задолго до этого оказались заблокированы. Зато теперь его никто не остановит, и Сонхи из захолустья, до недавних пор опутанного сетью Накопителей, превратится в один из самых восхитительных миров земной грозди…

В следующий момент все закончилось.

– Ты что себе позволяешь?!..

Кота схватили за шкирку и встряхнули. Эдмар, хоть и пьяный, хоть и с запозданием, все-таки понял, что происходит.

– Ну, знаешь ли… Такого я от тебя не ждал!

Несмотря на чувство вины, болтаться в воздухе, прижав уши, он не собирался. Извернувшись, вцепился когтями в руку. Брызнула кровь.

Когда Тейзург отшвырнул его, он мигом выскочил в открытое окно. Мчался два квартала, не останавливаясь, потом нырнул в подвал Первой Чайной мануфактуры: подходящее место, чтобы все обдумать в спокойной обстановке.

Докуям-Чар оказался распаршивой вонючей дырой, неподобающей для местопребывания королевской особы.

Столпотворение глинобитных гостевых сараев хуже последнего курятника в Ларвезе, сто лет не беленых и не крашеных, вперемежку с загонами для верблюдов, уборными и харчевнями, которые не намного чище уборных. Толпы немытых смуглых южан, балакающих по-своему, хотя они с давних пор торгуют с Ларвезой и могли бы за это время выучить человеческий язык. Трубные крики верблюдов, которые не только орут, как демоны Хиалы, но еще и рожу тебе заплевать норовят. Расстеленные в пыли дорогущие новые ковры – чтобы всяк по ним потоптался, якобы это придает им последний лоск, а после этого их выколотят, свернут и повезут продавать на просвещенный Север. Срамота, да и только: дурят людей, а те за это деньги платят.

Пришлось надеть сурийский платок, чтобы здешние мужланы не наглели и закутанные тетки вслед не ругались. В караванном пригороде мадрийской столицы ошивается народишко со всей Суринани, и нравы у многих дремучие. В наглухо повязанном платке голова потела и чесалась. Заместо него можно носить усхайбу – длинное закрытое одеяние с капюшоном и вуалью из конского волоса, но в ней обзор никудышный.

Хуже всего была вонь – пахло верблюдами, псиной, сортирами, пропотевшей нестиранной одеждой, кислым молоком, которым сурийки умащивают свои тяжелые черные косы, жареным мясом из харчевен, кровью от разделанных туш, гниющими потрохами, пряными маслами. Купив по флакончику гераневого и розового масла, Глодия надушила свой платок, но от вонищи это не спасало.

Ежели по уму, надо было не пускаться в это треклятое путешествие, а открыться дядюшке Суно да попросить, чтобы пристроил ее на непыльное местечко… Но стоило подумать о Дирвене, и пораженческих настроений как не бывало: перво-наперво она с засранцем поквитается!

Глодия ни о чем таком не помышляла, пока не сходила вместе с матушкой и Салинсой в «Чашку на доске» – чайную в том квартале, где матушка сторговала двухэтажный кирпичный домик, потому что негоже кузине ближайшего помощника главы государства на всю жизнь деревенщиной оставаться.

К этому времени Глодия уже выздоровела. Чтобы разорванное нутро поскорей заживало, ей дали лечебный амулет, и она без устали требовала от этой побрякушки, чтобы все по-хорошему срослось, не кровило, не болело – то про себя, то вслух шепотом. Амулет ее слушался. Она это чувствовала и не удивлялась: попробовал бы задрипанный мешочек на шнурке ее не послушаться! Сама Зинта удивлялась тому, как быстро она выздоровела.

Засранца Дирвена вместе с его поганкой-вурваной из Аленды выгнали, а известного прохиндея Мулмонга убил дядюшка Суно. Кабы не это родство, опальной королеве Глодии пришлось бы туго, но она ведь не только жена узурпатора, а еще и племянница достопочтенного Орвехта! Их с сестрицей затаскали по допросам, выспрашивали подробности про Дирвена и про тех, кто его поддерживал – что ж, она в охотку вывалила все, что знала, и просила лишь об одном: ежели его поймают, пускай ей дозволят одно-единственное свидание с бывшим супругом, чтоб она ему в глаза подлючие наплевала! Дознаватели обещали, что в случае ареста Дирвена Корица ее ходатайство будет рассмотрено в установленном порядке.

Им с Салинсой даже разрешили забрать свои вещи из опечатанного особняка в Лоскутьях. Наряды, гребни, туалетные принадлежности. В комоде под ворохом кружевного белья лежал мешочек с амулетами, которые Дирвен дарил Глодии еще до того, как между ними дурная жаба проскакала. Видать, отвезти ей в ссылку личное барахлишко он велел не амулетчикам, а дворцовым слугам, и те запихнули в мешки все, что нашлось в ее королевских покоях.

Вначале Глодия хотела швырнуть подарки засранца в огонь, но спохватилась: Аленда после смуты кишит распоясавшимся волшебным народцем, защитные артефакты лишними не будут – хоть они Дирвеном подаренные, хоть из кучи дерьма выкопанные. Чего ж не носить их с собой, карман не тянут.