Испанец (СИ) - Фрес Константин. Страница 17
Как ошпаренная, Елена Петровна скатилась с лестницы, удирая с лестничной площадки как с поля боя после проигранной битвы; теперь она отчаянно не хотела, чтобы ее кто-то заметил и, не дай Бог, затащил в квартиру, запертую этой новой дверью. Она бормотала что-то о разврате и позоре, о том, что вырастила дочь-проститутку, но на самом деле она смертельно боялась увидеть там, в квартире, подтверждение своих догадок о том, что у Марины кто-то появился. Кто-то, кто ее оберегает, заботится и помогает ей. Мужчина. Тот, кто больше не даст ее в обиду ей, Елене Петровне, матери.
Прошло примерно чуть больше недели после ее позорного бегства, когда объявился Игорь.
Он явился с видом побитой собаки, которая смотрит виноватыми глазами и едва виляет хвостом, всем своим существом показывая, как раскаивается в содеянном. О разрыве между ним и Мариной Елена Петровна догадалась тоже у этой чертовой пижонской двери. Черт знает, за что эта доверчивая дурочка Марина любила его, Игоря; наверное, умел хорошо пудрить девчонкам мозги. Да только вот прижимист был до смешного; за все время, что он и Марина, что называется, дружили, он подарил ей лишь одно маленькое серебряное колечко и какую-то яркую подвеску-бижутерию. Так что новая шикарная дверь просто не могла быть его подарком.
Теперь же Игорь ластился и просился обратно – в жизнь Марины, в уютные тихие вечера, в ее бескорыстную и честную любовь… Елена Петровна, ласково улыбаясь и настойчиво зазывая незваного гостя на кухню, про себя усмехалась, отчасти злорадствуя над несостоявшимся зятем.
«Что, профукал девчонку, а теперь опомнился? – думала она язвительно, разливая чай по ярким чашкам и придвигая Игорю плетеную корзинку с конфетами. – Все надо делать вовремя!»
Впрочем, вслух ничего такого она не сказала, а напротив – была мила и приветлива.
Вспомнив о неловкой просьбе Игоря, метнулась в спальню и притащила телефон, собственноручно отыскала номер Марины и дала ему переписать.
- Ой, уж и не знаю, как она там живет, на что, - притворно вздыхала Елена Петровна. Ее хитренькие глазки смотрели на Игоря умоляюще и так сладенько, так ласково, что усомниться в том, что мать переживает за дочь, было просто невозможно. – Не звонит, не приходит… Мне не отвечает; я уж пять раз сегодня звонила – нет, не берет трубку. Может, ты с ней поговоришь? Может, тебе она ответит, как и что у нее? Ой, боюсь, попадет она в дурную компанию… Анька это, вертихвостка, все терлась около нее…
***
Женщина хитрила; она надеялась через Игоря узнать, есть ли у Марины мужчина. Если есть, Марина сразу этого хлыща отошьет. Нету – ну, тогда можно с ним договориться и как-то вернуть эту девчонку в колею…
Игорю не хотелось, очень не хотелось звонить Марине в присутствии Елены Петровны; он рассчитывал сделать это когда будет один. Хотел все продумать до мелочей, вплоть до интонации, с которой будет говорить; наболтать кучу ласковых слов, рассказать, как соскучился и как раскаивается в своем неправильном выборе. Хотел сказать, что каждый день вспоминал и не мог забыть ее, Марину. Хотел бессовестно наврать, что жена опостылела, что теперь он ее винил в том, что не мог быть с Мариной, и потому он ее кинул.
Но в присутствии Елены Петровны городить всю эту чушь, в которую поверила бы только юная неопытная глупышка, он не осмелился. А женщина настаивала, умоляюще заглядывая ему в лицо, и отказать ей после того, как она радушно его приняла и напоила чаем, он не мог.
Тушуясь и вспыхивая от смущения, под внимательным немигающим взглядом матери Марины, Игорь набрал заветный номер и долго ждал ответа. Гудки плыли, и Игорь уже пожалел сто раз, что поддался на уговоры этой назойливой тетки; идиотом в ее глазах выглядеть не хотелось, как и ничтожеством, которое можно игнорировать. Раньше Марина отвечала тотчас, теперь же не спешила услышать его.
Он все же дождался; она ответила, но резко, раздраженно и грубо – так, как до этого не отвечала никогда. Казалось, девушка была взбешена и едва ли не выкрикнула с ненавистью и раздражением «чего тебе нужно?!» Игорь проглотил эту неуважительную грубость, из последних сил сохраняя на лице улыбку, чтобы Елена Петровна не догадалась, что он сгорает от стыда.
- Я в командировке, в Испании! – выкрикнула Марина все так же раздраженно, и уже язвительно, с ехидцей добавила: - Привет прокурору!
Ее уверенность в себе, которой раньше не было, ее дерзость и резкость неприятно поразили Игоря, а своей Испанией она просто пригвоздила его к табурету, заставив страдать и корчиться от осознания, что мимо его рук прошла та блестящая, великолепная жизнь, к которой он так стремился, и выпустил он этот шанс сам, променял его на простое мещанское счастье, которое, как оказалось, ему не принадлежит…
Вот теперь он точно чувствовал себя на самом дне. Идиотом, лопухом, придурком, лохом, мимо которого проносится все, как красочный парад мимо пассивного зрителя.
Елена Петровна тоже молчала.
Про Испанию она услышала, про командировку тоже.
И во взгляде ее не было радости за дочь или гордости. Только злость и страх. Потому что черт знает, как там с мужиком, есть ли он в ее жизни или нет, а вот более опасный защитник у нее точно появился, и это – она сама.
***
Поутру Эдуарду проснулся уже один, хотя засыпала они с Мариной. Он точно это помнил; помнил вкус ее соска на своем языке, уже не остренького и жёсткого, а расслабленного и мягкого, когда он целовал Марину в грудь, хрипло шепча какие-то милые глупости. Девушка даже не двинулась; ее дыхание было ровным и тихим, кажется, она уснула раньше него, затихла, закинув руку за голову, покуда он еще устраивался, то и дело порывисто и горячо обнимая ее маленькое тело…
А сейчас, проведя рукой по той стороне кровати, где должна была лежать Марина, он ее не обнаружил. Поднявшись, заспанный Эдуардо огляделся – не было ни девушки, ни ее вещей – пижамки, которую он с таким наслаждением стащил с Марины. Только белые трусики остались – и то потому, что он на них лежал, и Марина, видимо, не нашла их.
Эду плюхнулся обратно в подушки, с удовольствием потягиваясь. Настроение его было отличным, хотя, нужно признать, он пожалел, что Марина ушла. Попробовать ее снова, с утра – это было бы великолепно. Снова почувствовать ее безумный порыв, ее отчаянную страсть, с которой она приникала к нему, выпить ее молочного дыхания, послушать ее дрожащий голос и различить в нем изумление и предвкушение наслаждения… лучшего начала дня и вообразить было трудно.
«А ты вовсе не холодная, Doncella de nieve, - весело подумал Эдуардо. – Ты такая жаркая внутри, что можно сгореть… Ты умеешь отдаваться мужчине так, чтобы доставить ему наслаждение, чтобы хотелось брать тебя еще и еще».
Внезапно для самого себя Эду понял, что, несмотря на то, что в жизни его было достаточно много девушек, Марина чем-то отличалась от них. Да, так; с редкой из своих прежних подружек хотелось встретиться еще раз. Все они отлично знали, кто такой Эду, и сколько с него можно поиметь, и старались чем-нибудь удивить его, выделиться из толпы его приятельниц. Отношения с ними были тяжелыми и липкими, как патока. Из них тотчас хотелось выйти, чтобы не завязнуть в приторной приставучей сладости. Любовь казалась Эдуардо не чувством, а комплексом дорогостоящих услуг. Достаточно было пошуршать купюрами в ресторане, или предложить к оплате платиновую карту, которую принимали с покном, как корону с уставшей головы короля, рассказать об отдыхе на Лазурном берегу, и вчерашняя едва знакомая скромница с улыбкой и послушно надевалась ртом на его член. За поездку на море, к примеру, на Пальма де Майорку и возможность отдохнуть в приличном отеле неделю их трусов готова была выпрыгнуть каждая. Злая колючка же не получила за эту ночь ничего кроме него самого и удовольствия, и, кажется, ей этого было достаточно. По крайней мере, она ушла, почти сбежала, а не осталась дожидаться награды поутру. Впрочем, думал Эду, это вполне может оказаться частью хитроумной игры, вслед за которой последует привычная патока. Мало ли он видел ухищрений девиц.