Испанец (СИ) - Фрес Константин. Страница 18
Но одно было несомненно: ни одна из них не отдавалась так, как эта злая колючка – без остатка, с такой честностью и готовностью его принимать, и ни одна не была так сладка.
В таком же приподнятом настроении Эду неспешно принял душ, оделся и спустился к завтраку.
Отец настоял на том, чтобы гостьи жили в его доме – значит, и завтракать они будут вместе с ним в столовой. Приглаживая чуть влажные волосы, Эду ощутил легкое волнение от мысли, что сейчас увидит свою злую колючку, заглянет в ее глаза и рассмотрит в их отблески ночной отчаянной страсти.
Конечно, злая колючка была там. В столовой, за столом. Очень милая, уютная, одетая очень просто, но от этой простоты кажущаяся еще более трогательной и юной. На ее губах была нежная, чуть смущенная улыбка, она прятала глаза и то и дело поправляла прядь светло-русых волос, выбивающуюся из прически, но, тем не менее, поддерживала какую-то беседу с де Авалосом-старшим.
Вероники еще не было; видимо, она уделила больше внимания своему утреннему виду перед тем, как спуститься к завтраку.
«Хочет произвести впечатление на отца, - с усмешкой подумал о Веронике Эду, усаживаясь рядом с девушкой. – Русские все делают основательно, даже влюбляются».
У де Авалоса зазвонил телефон, и он, извинившись, вышел из-за стола. Кажется, он ждал какого-то важного звонка и говорить хотел без посторонних ушей.
Стоило ему выйти, как в столовой возникла чудовищно напряженная тишина. Марина сидела с невозмутимо-спокойным лицом, а Эду в очередной раз с изумлением понял, что тушуется отчего-то перед этой девчонкой, и так запросто не может напомнить ей о страстном свидании, как напомнил бы любой другой девушке.
Марина не предпринимала ни единой попытки флиртовать с ним, не пыталась ему понравиться, не делала вид, что смущена, хотя смущаться имела полное право. Ничего; вообще ничего. Ни слова; ни жеста; ни взгляда. И это повергло Эду в ступор.
- Как спалось? – осторожно поинтересовался он, нетерпеливо завозившись на месте.
Марина чуть пожала плечами:
- Благодарю, хорошо, - ответила она как ни в чем не бывало. – Нога не беспокоит меня совсем.
- Мне показалось, - попытался пошутить Эду, - что она вчера уже не беспокоила?
- Да, так, - все тем же ровным безмятежным голосом произнесла Марина.
Что?! И это все?! И ни слова о ночи любви?! Ни слова благодарности за жаркие поцелуи?! Ни слова восторга?! Ни намека на то что была б не прочь повторить?!
Злая колючка с первыми лучами солнца снова превратилась в холодную Снегурочку; она смотрела на Эду совершенно спокойно, не тушуясь, и он никак не мог совместить два образа этой непостижимой женщины воедино – этой холодной и бесстрастной девушки и ночной жадной до ласк женщины.
- Может, - произнес Эду, тщательно скрывая свое разочарование и досаду от ее холодности, - вы хотя бы имя свое скажете? А то как-то неудобно быть с девушкой и не знать, как ее зовут.
- А секс, - все таким же ясным, спокойным голосом произнесла девушка, глядя прямо в глаза Эду и не тушуясь ни капли, - еще не повод для знакомства.
От этого нахального заявления у Эду глаза на лоб полезли.
- Сеньор де Авалос, - продолжила девушка чуть мягче, увидев его изумление. – Я прошу вас понять меня правильно. То, что было – великолепно, прекрасно, замечательно. Но это моя вина и моя ошибка; минута моей слабости. Неуважение к хозяину этого дома и… я не нахожу слов, чтобы выразить всю глубину моего раскаяния. Я очень прошу вас… забыть об этом моем неподобающем поступке и приношу свои искренние извинения.
И все это она говорила совершенно спокойно, без слезливых истерик, без придыханий и без подступающих к горлу рыданий. Четко и внятно, словно читая инструкцию.
Maldita sea! Проклятье! Эду почувствовал, что оторопь сменилась горячим негодованием, он готов был кричать, топать ногами и крушить все подряд.
Это не женщина, это убийца! С таким же ясным лицом и с улыбкой на губах она отпилит ему, Эду, голову столовым ножом!!
Глава 8. Укрощение строптивой
«Ты с ума сошла-а-а-а! – пароходным гудком выла в голове Марины воображаемая Анька. – Ты совсем сбрендила, трясогузка кривоногая! Ты понимаешь, что делаешь?! Ты отшиваешь этого полубога, господи, этого потрясного мужика! Зачем ты ломаешься?! Что за выверты?! Души свою Полозкову! Это мамашин яд всасывается тебе в мозг!»
Анька, разумеется, все это сказала бы, добавив еще пару-тройку непечатных ругательств, но Марина понимала: на этот раз она, именно она, Полозкова, поступает верно.
«Дура ты, - беззлобно и даже грустно ругнулась она на воображаемую подругу, которая, разумеется, толкала бы ее, заставляла идти напролом совершенно безбашенно. – Не могу я так. Что ж я, дешевка, в самом деле? Вот так запросто – первый попавшийся смазливый красавчик поманил пальцем, и я снова побежала, шлепнулась на спину и раздвинула ноги?»
«Как часто тебе настоящие гранды испанские попадаются первыми? Да к тому же такие горячие?! » - упрямо зубатилась воображаемая Анька.
«Дура ты! – повторила Марина про себя. – Горячий, да, аж жжется. Да только ты же знаешь, я привыкаю быстро… влюблюсь в него по самые уши, и потом просто издохну от тоски в самолете, когда… когда надо будет улетать. Еще пару раз… встретиться с ним, - Марина даже побагровела, припоминая детали интимной встречи, - и все, влипну по самые уши. Нет, этого допустить нельзя. Лучше пусть думает, что я грубиянка, невоспитанная нахалка, пусть обидится и обозлится. Это надо пресечь сразу, это слишком опасно!»
«Что, больно хорош, жеребчик?» - язвительно спросила воображаемая Анька и смолкла.
Эдуардо, казалось, на самом деле был обижен, а если не обижен, то потрясен до глубины души, и не столько ее извинениями, сколько холодностью, сквозившей в ее голосе.
- Хорошо, сеньорита, - в тон ей, так же холодно и отчасти официально произнес он, щуря глаза с таким презрением и негодованием, что Марина была готова провалиться сквозь землю. – Забудем, что между нами был секс. Конечно, что за мелочь! Не стоит придавать этому серьезного значения, - в голосе его послышалась обида. – Но на правах хозяина дома я могу узнать ваше имя? Должен же я знать, как зовут мою гостью? Кто живет в моем доме?
«Железный аргумент», - едко заметила неуемная воображаемая Анька.
- Марина, - еле слышно пробормотала девушка свое имя, изо всех сил стараясь скрыть свое заалевшее лицо от взгляда Эду.
Тот весь подался вперед, вслушиваясь в звуки ее имени.
- Морена? – переспросил он, не расслышав, и девушка отрицательно затрясла головой.
- Марина! – более отчетливо произнесла она, и Эду, словно пробуя на вкус ее имя, повторил:
- Мари-на… Марина.
Он, склонив голову, прислушивался к звукам ее имени, примеряя его на девушку.
- Ваше любопытство удовлетворено? – Марина, наконец, осмелилась поднять на него взгляд, гордо вздернув подбородок, и Эду разве не облизнулся, припоминая, как жарко целовал эти губы (немного припухшие после страстной ночи), острый подбородочек и атласную белую шею.
- Вполне, - дерзко ответил он. Он ухватил со стола салфетку, промокнул губы, хотя ничего не сел, а всего лишь пригубил бокал с водой, и подчеркнуто яростно швырнул ее на стол, скомкав.
- Приятного завтрака! – ядовито буркнул он, поднимаясь; в дверях показалась горничная, провожающая к столу Веронику, и Марина очень пожалела о том, что начальница застала эту сцену.
- Куда же вы?- испуганно спросила Марина безотчетно. Она чувствовала себя так, словно нашкодила. Вот сейчас вернется хозяин дома, и что он подумает, увидев, что сын ушел, ничего не поев?!
- Я не голоден! – почти выкрикнул Эду, направляясь к выходу из столовой.
Вероника, которая уделила своему внешнему виду перед выходом к завтраку такое большое внимание, молча проводила Эду взглядом.
- Что это разволновался красавчик, а? – мелодичным тягучим голосом поинтересовалась она, уставившись холодными внимательными глазами на стушевавшуюся Марину.