Закон Противоположности (СИ) - Лятошинский Павел. Страница 13

— Спорим, она его сегодня съест, — пошутил я.

— После брачной ночи?

— Нет, вместо десерта.

Яна кивнула. Нам доставляло удовольствие обсуждать брачующихся. В каждой паре находился повод для шуток. Наконец, спустя полчаса, нас пригласили в зал торжеств. Регистратор произнесла пафосную речь, мы расписались и одели друг другу кольца. Больше ничего интересного здесь не происходило, мы получили документы и уехали. До ресторана ещё пять часов, погода мерзкая. Вместо пешей прогулки решили покататься по городу на машине.

В пять часов подъехали к ресторану. У входа нас встречали отец с Илоной и родители Яны. Я вышел из машины первым, отец приветствовал меня тесными объятиями, целовал и прижимал к груди. Высвободившись, я открыл заднюю дверь, с высокого сидения сползла Настя. Отец оторопел, на его лице проявился поток мыслей, но ничего конкретного. Яна вышла сама и открыла заднюю дверь, выпустив Киру. Собрав Яну под правой рукой, а девочек под левой, я представил малышек папе. Илона высокомерно округлила глаза, отец же пытался сделать вид, что так и было задумано.

Шумного праздника не получилось. Родственники Яны были не в восторге от жениха. Они ожидали от меня чего-то большего, в первую очередь по габаритам, их не устраивал едва начавший бриться юнец. Папа держался непринужденно, но бардовые пятна на лице его выдавали, и только бабушка была искренне рада.

Гости с постными лицами ковыряли салаты, перешептывались, папа молчал и много пил, Илона ехидно скалилась. Свадьба больше походила на поминки, с той лишь разницей, что за поминальным обедом виновника вспоминают чаще, с большей сердечностью и любовью. Отец уехал, не дождавшись горячего, ну и пусть себе едет. Это наш праздник, наш день: мой и моей любимой жены.

Глава тринадцатая

Мы не выбираем судьбу. Осознанный выбор предполагает, что ты знаешь итог или хотя бы надеешься, что он будет таким, каким ты его задумал. Каждый шаг приближает к могиле. У одних дорога короче, у других длиннее. Мой путь оказался недолгим. В какой же момент я свернул не туда?!

— Как собираешься дальше жить?

Я ожидал, что отец задаст мне этот вопрос. Ему обязательно нужно знать, как будет жить его сын, чтобы, не дай Бог, не посрамил в глазах посторонних людей.

— Хорошо, пап, лучше всех буду жить. Думаешь, я маленький, ничего не умею, не понимаю. Сильно ошибаешься, я вырос, правда, ты мог этого не заметить.

Отец виновато склонил голову, прикусил губу и поджал подбородок. Знает, что я прав, нечего возразить.

— Семья — большая ответственность. Знаю, слышал.

— Нет, — оборвал отец, — большая ответственность купить собаку, а заводить семью, да ещё и с двумя чужими детьми, это не просто большая ответственность, это крест, который тебе всю жизнь тащить на своем горбу.

— То-то, я смотрю, ты надрываешься.

— Что я не так сделал? В чем ты меня винишь? Была бы мать жива, всё было бы иначе, но я не виноват в том, что её нет… Нам нельзя ссориться, ближе тебя у меня никого нет.

«Ага, Илоне это расскажи, её детям и внукам. Да как ты смеешь сюда маму приплетать?!» — думал я, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не сказать это вслух и не ударить по его лживому лицу. — «И как только язык поворачивается?»

— Да, папа, ты прав, нам не стоит ругаться, всё будет хорошо, а дети не крест, дети — это счастье, и они, мне не чужие. — Ответил я.

— Мне пора ехать, — с трудом выдавил он из себя. На стоянке ожидает такси. Илона сидит на заднем сидении и не сводит с нас злых глаз.

Отец не мог говорить, он с трудом сдерживал слезы, на прощание тепло обнял, намного теплее, чем когда-либо раньше. Я поспешил уйти, слишком трогательным было наше прощание. Терпеть не могу долгие прощания.

Свадьба была вчера, а сегодня я проснулся с кольцом на безымянном пальце, в постели со своей женой, в роскошном гостиничном номере. Девочки уехали из ресторана с её мамой, и до полудня мы принадлежим только друг другу. Яна ещё спит, а я просыпаюсь рано и не могу долго валяться. Стою возле окна. Город давно проснулся, потухли фонари. Ворошиловский проспект замер в бескрайнем заторе, по тротуарам снуют хмурые пешеходы, все спешат, и только Яна безмятежно спит. Когда она проснется, мы поедем домой, соберем вещи и сбежим на недельку в Сочи. Думаю, она не откажется. Дорога займет весь день, зато утром мы будем далеко от этой серости, среди пальм, моря и заснеженных гор.

Яна с удовольствием приняла мое предложение. Вещи загружены в машину, малышки рассажены по детским креслам. Бронировать номера заранее нет никакого смысла, в конце октября гостиницы на побережье пустуют. Мы отправляемся в путь.

— Тебе дали отпуск?

— Дали. Куда они денутся, — соврал я. Ещё вчера я никуда не собирался ехать, решение спонтанное. Никто меня не отпустил бы, а выгонят, так выгонят, сам же хотел уйти. Жить нужно здесь и сейчас — это немногое, что я запомнил из мотивирующих видеороликов про бизнес и духовный рост.

— Хорошо. Я никогда не была в Сочи.

— Тебе понравится. Необычный город, атмосферный.

— Что это значит?

— Город, в котором утро понедельника похоже на вечер пятницы. Сама всё увидишь.

Тойота плыла мимо садов и изумрудных полей озимой пшеницы. За Горячим Ключом пейзаж стал разнообразнее, лесистые склоны гор переливались всеми оттенками красного, зеленого, желтого. Несколько раз мы останавливались насладиться этой красотой, размять ноги, и чтобы девочек не укачало. В Джубге показалось море. Солнце катилось в закат. С каждым километром дорога становилась извилистее. Машина взлетала на подъемы, ровно, как утюг, заходила в повороты, неслась по склонам, пока не упиралась в хвост перегруженной фуре, движение ненадолго замирало. В верхних точках грузовик прижимался к обочине, а скопившиеся за ним машины единым порывом неслись дальше, до следующего тихохода. Местами был уложен новый асфальт, разметку не нанесли, и дорога сливалась в сплошное черное пятно. Глаза сильно устали.

Остановились в маленькой гостинице на Мамайке. До моря пять минут пешком. Гуляли по пляжу, бросали в море камешки, дети собирали ракушки. Яна читала любовный роман. Вспомнить о той поездке особенно нечего, дни тянулись, наполненные счастьем и покоем.

— Давай останемся здесь навсегда, — мечтательно сказала Яна в один из вечеров. — Это магнолия цветет?

— Нет, я не уверен, кажется, мушмула. Сочи хорош в межсезонье, летом толкотня, пробки, а зимой сплошная тоска.

— Зимой везде тоска.

— Нам не будет скучно. У меня большие планы.

— Что ты задумал?

— Переедем в дом, детям полезно бегать во дворе.

— Хочешь снять дом?

— Нет, он у нас есть. Большой и красивый, я там рос.

— Почему не рассказывал?

— О, ты ещё много чего узнаешь.

— Хоть бы — хоть бы только хорошее, — Яна по детски зажмурилась и скрестила пальцы.

На пятый день тишина и спокойствие утомили, погода испортилась, всю ночь моросил дождь. Прогноз погоды не обещал улучшений в ближайшие дни, и мы вернулись в Ростов — на — Дону.

Проснулся в десять. После отдыха не хотелось возвращаться к мрачной реальности. В клуб ехал без иллюзий. Забрать бы поскорее документы в отделе кадров и покончить с этим без упреков, нравоучений и нотаций. У входа столкнулся с тренером.

— Кого я вижу, Володя, звезда пленительного счастья.

К нотациям добавились насмешки, только этого мне не хватало.

— Здравствуйте, Николай Юрьевич, да вот за бумагами приехал.

— А, ну бумаги это святое, не даром говорят: больше бумаги, чище задница. Документы тебе по почте высланы с приказом об увольнении. Зря изволили беспокоиться, сударь.

Он демонстративно захлопнул передо мной калитку из металлических прутьев, и, обернувшись, небрежно бросил:

— Дурак ты Володя, к твоей-то физике да мозгов бы самую малость…

Сделал вид, что ничего не слышал, развернулся и ушел. Меня больше беспокоило, что документы высланы по месту жительства отца, другого адреса у них нет. Я жил на съемной квартире, и это было оправданно. Отец мне не звонил, а значит, почту не получал. Пойду на опережение и сам ему всё расскажу? А что я скажу? Скажу, что мне дали отпуск, но когда вернулся, сообщили, что не видели моего заявления, потеряли. Убью двух зайцев, проявлю сознательность и заведу разговор о моем участии в семейном деле. Набрал папин номер. После нескольких гудков отец ответил: