Закон Противоположности (СИ) - Лятошинский Павел. Страница 29

— Не переживай, тут, конечно, не ресторан высокой кухни, зато, не травонемся. Видал, сколько на стоянке фур. Дальнобойщики не едят где попало, расстройство желудка, знаешь ли, не лучший попутчик.

Пышная женщина одобрительно кивнула отцу из-за барной стойки и выслушала его заказ. На завтрак нам приготовили свиные антрекоты, бараньи ребрышки и овощи на углях.

— Эх, сейчас бы ещё коньячку, — вздохнул отец. Меня передернуло от мысли о коньяке. — Лопай, Володька, уплетай, дома так не поешь.

Он, видимо, хотел показать, какой сочной и жирной может быть жизнь, это тебе не травяные салатики, йогуртики да бульончики, вот она сила, вот истинное наслаждение, вот-то, от чего я отказался, связавшись с этой женщиной. Старания его были напрасны, к плотным завтракам я не приучен, чаще пропускаю завтрак вовсе, поэтому, съев кусок мяса, почувствовал только тяжесть в животе, а после баклажана началась изжога.

Через час мы покинули кафе, дорога к тому времени стала заметно свободнее, и вскоре мы подъехали к офисному зданию, где раньше располагался офис Артёма. Помещение понравилось отцу, особенно мебель, которую оставил прежний арендатор. Ещё через час осмотрели несколько земельных участков. Мне больше нравились ровные и ухоженные владения, отцу — захламленные территории с руинами, какие обычно показывают в фильмах про войну.

— Всё дело в инженерных сетях, — поучал отец, — выровнять участок копейки стоит, а вот коммуникации, дороже земли обходятся.

— Они же старые все и сгнили давно, эти твои коммуникации, если вообще что-то от них осталось.

— Осталось, Володь. Документы, наверняка, остались, а это самое ценное.

Близился вечер. Усталость и удовлетворение овладели мной одновременно. День прошел не напрасно, чувствую, совсем скоро появятся плоды моих стараний. Отец, погруженный в раздумья, вел машину в сторону своего дома, казалось, что он забыл, что едет не один.

— Может, подбросишь, а то ж я на мели.

— Сам себя подбросишь, — сказал отец и подмигнул мне. — Твоя машина мне не нужна, думаю, ты понял всё, что я хотел сказать. А со стройкой я решил так: завтра оплачу офис, завезу кое-какую электронику, чего не хватит — докупим. По персоналу решай сам, но учти, что на зарплаты, включая твою, буду выделять сто пятьдесят тысяч в месяц. Нужна тебе девочка — плати, а нет, так и сам девочкой побудешь, в конце концов, кофе варить ума много не надо. Закончим с офисом, начнём переговоры по земле. Выдам тебе сегодня аванс, запишу, чтобы не забыть. Шальных денег больше не будет, это для твоей же пользы. И с женщиной своей не тяни, спасибо мне ещё скажешь.

— Чего ждать, сейчас скажу. Спасибо, пап. Что б я без тебя делал, — сказал я вполне искренне, но от усталости голос звучал фальшиво.

— Обсерался бы жидко, что ты обычно без меня и делаешь. Давай только без глупостей, я на тебя рассчитываю.

Глава двадцатая

Глава двадцатая

— Моя дорогая, моя любимая, девочка моя, как же я соскучился по тебе, как же сильно я тебя люблю, — шептал я на ушко, обнимая Яну со спины. Она прижалась ко мне попой, наклонила голову, подставляя поцелую тонкую шею и глубоко дыша.

— Что за приступ нежности? Признавайся, натворил чего-нибудь?

— Нет, просто очень-очень сильно соскучился, будто не видел тебя сотню лет. Ты так пахнешь, что за аромат?

— Аромат называется «целый день варила борщ, а вытяжку некому починить».

— Чудесный аромат, так возбуждает…

— Тебя возбуждает борщ? Извращенец.

— Ещё какой. А где дети?

— У мамы. Она их забрала до понедельника.

Мы стояли возле кухонного стола. Яна отложила в сторону нож, которым только что резала зелень для супа, отодвинула разделочную доску. Я нежно целовал её шею, плечи, покусывал мочку уха, сжимал всей ладонью грудь, гладил живот, запустил руку под резинку махровых шортиков и, опускаясь на колени, стянул их вместе с трусиками. Яна зажмурилась, хотела что-то сказать, но не смогла, потому, что я уже поднялся и приложил палец к её губам, горячим и сухим. Я опустил брюки до колен, и буквально трясся от возбуждения… но ничего не вышло. Что бы я не делал, что бы не делала Яна, как бы она не старалась, как бы не ласкала мое тело. Всё тщетно, возбуждена была только ничтожно маленькая часть моего мозга, и ни грамма крови не прилило к тазу. В другой же части головы засел отец, которого, не смотря на все мои старания и Янины ласки, невозможно было прогнать. Он укоризненно смотрел из глубины сознания прямо мне в глаза…

— Вов, что с тобой? — далеким эхом зашумел голос Яны. В следующее мгновение она обтерла мое лицо рукой, смоченной в холодной воде. Запахло кинзой.

— Нет, нет, я в порядке, я устал, прости, сильно устал…

Видимо я отключился на какую-нибудь секунду, потому, что, придя в себя, полулежал, упершись лопатками в стену. Яна стояла рядом на коленях.

— Не пугай меня так, — взволнованно сказала она.

— Всё хорошо, — едва шевелил я бледными губами, — всё хорошо. Это усталость накопилась, гемоглобин или как его там…

— Давай, гемоглобин мой, иди, отдохни. Может, покушаешь?

— Нет, пойду, прилягу, часик полежу, и всё пройдет.

Одетым, я проспал на диване до утра. Тойота на улице пред воротами. Не загнал машину во двор потому, что электрические ворота открываются слишком долго. Ждать больше секунды я не мог, так сильно хотел увидеть Яну, убедиться, что она еще здесь, еще моя. Не допускаю даже мысли о том, чтобы с ней расстаться. Я почувствовал себя ребенком, узнавшим, что родители хотят выкинуть его игрушку, пусть даже наскучившую давно. Нет, Яна не игрушка, а я давно не ребенок, я, и только я, решаю, как и с кем буду жить. Отец пусть и дальше думает, что я развожусь, если ему так легче давать деньги. Скоро он поймет, что был неправ, попросит, чтобы я простил его и забыл тот разговор о разводе, и я прощу, но не сразу.

Ночью меня знобило, но пойти в спальню, раздеться и лечь в постель, под теплое одеяло я не хотел, то ли лень, то ли покинули силы, не знаю, скорее всего, и то, и другое. Затекла шея, рука постоянно проваливалась между подушками, найти удобную позу никак не получалось. Было часа два ночи или около того, дверь спальни приоткрылась, в полоске света мелькнула тень Яны, и тепло разлилось по телу. Она не спала, встала и укрыла меня пуховым одеялом, поцеловала и ушла.

В семь утра на улице светло. Яна сидела на кухне, допивала чай и читала книжку.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоено спросила она.

— Вроде бы нормально.

— Ты не заболел, случайно? Вид у тебя не очень хороший.

— Нет, со мной такое бывает. Ничего страшного…

— Тебе нужно отдохнуть, ложись, поспи ещё часик.

— Кто рано встает, тому Бог подает, — натянуто улыбнулся я. — Нужно работать. Ты же сама хотела, чтоб я нашел хорошую работу, вот, пожалуйста, буду строителем.

— Кем?

— Строителем, — повторил я, — буду строить дома. Не руками, конечно же. У меня более сложная задача. Один знакомый, — я говорил быстро и не очень внятно, что бы она не спросила, какой именно знакомый, и, к счастью, она не спросила, — покупает землю под строительство. Ему понадобился надежный человек в партнеры. А я самый надежный человек в мире.

— Я беспокоюсь за тебя, — сказала Яна по-матерински взволнованно, и протянула мне перевязанную лентой коробочку, — возьми это, обещанный подарок.

Подарком был серебряный триптих в деревянной рамочке. В центре маленькой иконы Спас Вседержитель, слева образ Божией Матери, справа Святитель Николай. Так появилась у меня эта милая безделушка — связь прошлого с прискорбным настоящим. Но тогда я не думал о смерти, даже напротив, я думал о жизни, о её новом смысле. Яна беспокоится обо мне. Так мало людей говорили мне эти слова, и ещё меньше людей укрывали одеялом, когда я мерз во сне. Когда-то давно это была мама, и вот теперь на её месте Яна. Она подарила больше, чем икону, она подарила заботу, поддержку, сама не осознавая, она подставила плечо, а это самое важное, что может дать один человек другому.