На 127-й странице (СИ) - Крапчитов Павел. Страница 36

Сам сюжет сказки Терезе понравился. Ей даже немного стало обидно, что не она придумала его. Сказка Деклера чем-то напоминало ее собственные сказки. Героиней была также девочка-подросток. Также в сказке оживали предметы и вещи, которые в обычной жизни ожить не могли. Но ее героиня была слабой и беззащитной. Это умиляло и выдавливало из читателей слезу. Предметы, которые оживали в сказках Терезы, были очень умными и предусмотрительными. Это давало им возможность и помогать маленькой героине, и поучать ее. У Деклера все было по-другому. Его героиня тоже была слабой девочкой, но храброй и решительной. Не зря говорят, что Fortes fortuna adiuvat [4] Наверное, поэтому домик Элли, девочки из сказки Деклера, упал не просто так, а придавил собой злую волшебницу. Отличались и спутники Элли. У каждого был свой недостаток, который их угнетал. Странно, но именно наличие таких недостатков делало спутников Элли похожими на людей. И наоборот, если бы Деклер присвоил бы им какие-нибудь чудесные свойства, как это он предлагал за ужином в капитанском салоне, то эти персонажи стали бы приятными, милыми, но куклами. А читать про живых людей всегда интересней, чем про куклы.

И еще было нечто в сюжете Деклера, что тронуло Терезу. Это – дорога из желтого кирпича. Много лет назад, скитаясь по дорогам войны вместе с отцом и матерью, она видела такую же дорогу перед собой. Пусть она была не из желтого кирпича, а пыльной, поросшей травой и кустарником на обочинах, но они были похожи. Эту дорогу надо было пройти, чтобы в конце найти покой и уют. «Какая она счастливая, эта Элли! – подумала Тереза. – Она храбрая и решительная. У нее есть друзья, цель и даже дорога, по которой надо идти, чтобы выполнить задуманное. И какая она, Тереза несчастная! Одна-одинешенька, океан вокруг и головная боль с тошнотой».

Сцена 45

А с другой стороны Американского континента, через другую «соленую лужу», называемую Атлантическим океаном, спешил другой корабль, «Виктория». В одной из своих кают он вез ценного пассажира, Еву Полански, редактора «Нью-Йорк пост», которая смело отправилась в кругосветное путешествие по следам героев Поля и Жюля Вернов.

Еве тоже было плохо. Атлантический океан был спокоен, только небольшие волны бились в борт корабля. И все же большая часть пассажиров «Виктории» страдала от морской болезни. В их число попала и Ева Полански.

– Твою мать, – выругалась Ева, очередной раз в приступе рвоты согнувшись над шикарной медной ванной, стоявшей в ее каюте. – Твою мать.

Тошнить уже было нечем. Голова кружилась. Прежде чем лечь в постель, она налила из кувшина в чашку воды и жадно ее выпила.

В дверь постучались.

– Кто там? – из последних сил сдерживаясь, спросила Ева.

– Это я. Луи де Бриемм, – мужчина за дверью вежливо представился. – Мадемуазель Полански, не желаете прогуляться на палубе. Вечер просто превосходный.

Это уже было слишком.

– Твою мать! – высказалась в дверь Ева.

Американские ругательства ей нравились. А то все «пся крев, пся крев».

– Какая в жопу палуба?! Какой в жопу вечер?! Я сейчас себе весь желудок выблюю! – Ева давно так легко и свободно не ругалась. Если бы не тошнота и головокружение, то, наверное, она от этого даже получила бы удовольствие.

– Если хотите мне помочь, сходите за судовым доктором. Пусть выпишет мне какую-нибудь микстуру, иначе я помру.

За дверью послышались торопливые, удаляющиеся шаги.

«– Четров Джозеф, – помянула нехорошим словом главного редактора «Нью-Йорк пост» Ева. – То в психушку отправит меня собирать материал для статьи, то в это гребанное кругосветное путешествие. Долбанный урод, вернусь, я разберусь с тобой».

Ева горестно вздохнула. До конца путешествия оставалось еще много дней, а поквитаться с этим хитрожопым евреем хотелось уже сейчас.

Сцена 46

По утрам, я начал на палубе делать зарядку. Делал я ее в форме первого ката, которое когда-то давно выучил, занимаясь карате. В те времена как-то не делили карате по школам и названиям. «Ты чем занимаешься? Карате». Это уже потом появились названия сетокан, кекусинкай и другие. А тогда для нас, советских граждан все стили карате были на одно лицо. Так и с ката. Называли просто, это – первое ката, это – второе ката. Так они и сохранились у меня в голове. Если делать ката спокойно, плавно, без фиксации ударов, то оно очень хорошо подходит для моей цели: проснуться, нагрузить ноги, потренировать координацию, подышать.

Так я и делал. «Медленно подтянуть заднюю ногу к центру, ноги полусогнуты, одна рука на поясе, другая вытянута. Вместе с движением ногой вперед выношу вперед и руку с пояса,» – проговариваю я про себя. Это удар, но я делал его плавно. И еще. В ключевых точках перед сменой направления движения, после удара рукой я делал мах ногой, имитируя удар. В ката этих движений нет. Но ноги у Деклера тяжелые, растяжка никакая, поэтому я и ввел в свою утреннюю разминку махи ногами. Может быть, будет хоть какой-нибудь прогресс.

В первый раз, начав делать свою зарядку, почувствовал, что кто-то за мной наблюдает. Не иначе, как с мостика, потому как пассажиры все еще болели по каютам, а матросам – некогда, они делом заняты. Палуба, на которой я занимался, находилась за капитанским мостиком. Другими словами, капитан или кто там, смотрели на меня вместо того, чтобы смотреть вперед. «Хорошо, что здесь айсбергов нет, а то так и врезаться недолго. Ладно, пусть смотрят. Мне не жалко».

На зарядку я надевал, пошитые мне китаянкой, куртку и штаны. Телу не жарко, движения свободные. Ноги в теннисных туфлях, которые я купил еще в Сан-Франциско, легко скользили по деревянной палубе корабля. Вдох, нога подтянулась к центру, медленный выдох, двигаюсь вперед, удар рукой и мах ногой. Задержка дыхания, смена направления, вдох и все сначала.

Ката я делал до тех пор, пока хорошо не пропотею. Останавливался, любовался взошедшим над морем солнцем, делал несколько глубоких вздохов и выдохов с наклоном вперед. Красота!

– Мистер Деклер, – меня все же окликнули с мостика. – А что это вы такое делали?

Это капитан выглянул с мостика.

– Если позволите, я расскажу об этом за ужином, – предложил я.

Хотелось побыстрее ополоснуться, да и время нужно было, чтобы придумать что рассказывать.

– Хорошо, – согласился он. – Тогда вечером с вас интересный рассказ, а то я вас сначала за ханьца принял.

Я кивнул головой и направился в каюту. Ну, да. Это я про себя говорю «китайцы, китайцы», а здесь их ханьцами кличут.

С Генрихом пока мои планы не реализовались. Его по-прежнему мучила морская болезнь. Выполнив мое поручение с письмом к Терезе Одли, он вернулся весь зеленый и с холодным потом на лбу. Я даже испугался и вызвал судового доктора.

Судовой доктор только развел руками. Мол морская болезнь и слабый организм подростка. Прописал питаться бульоном, который Генрих и так пил, и спать. Пообещал, что через несколько дней наступит улучшение. И вообще сказал, что в первом классе только я и миссис Донахью не страдаем от морской болезни.

– Почему так? – поинтересовался я.

– Всегда и в любой сфере жизни можно встретить уникумов, – был его ответ. – Вот вас не берет морская болезнь. А у нас на корабле есть матрос, у которого не бывает похмелья, сколько бы не выпил.

– Не может быть! – позавидовал я.

– Вот так, – назидательно сказал доктор, взял плату за свой визит и откланялся.

Так и прошло несколько дней. По утрам я занимался своей зарядкой на палубе. Пассажиры потихоньку оживали. Иногда по утрам я видел одну-две бледных, не очень хорошо причесанных женщин, а иногда и детей, которые не уверенно ступали по палубе. Сначала они косились на мои экзерциции, а потом привыкли. Я стал для них частью пейзажа, а может быть, они просто посчитали мои «рукомашества» и «дрыгоножества» чудачеством эксцентричного английского аристократа. Как там было на самом деле, не ясно, но друг другу мы не мешали. Пару раз видел миссис Донахью с ее этюдником, но она меня демонстративно не замечала. Тереза Одли на палубе так и не появлялась.