Второгодник (СИ) - Литвишко Олег. Страница 95

Любителей покопаться в грязном белье серьезных людей, либо полакомиться светской клубничкой, либо владельцев мутной информации Сергей Афанасьевич отсеивал довольно быстро, если не мгновенно, еще на стадии сбора данных о кандидате, желающем вступить в закрытый клуб. Таким образом, качество информации, вертевшейся под сводами его "меняльной конторы", оценивалось всеми как очень высокое и было востребовано серьезными людьми, которые, собственно, и выступали его косвенной крышей. Этот "Клондайк" разведчика заполнял рабочие будни Сергея Афанасьевича, которого всего несколько человек в мире называли Доктором — лекарство от всех болезней, что Доктор прописал, да уж, юмористы!

Однако настоящий "Пир Духа" наступал для Сергея Афанасьевича тихими, уединенными ночами, когда он садился за красивый стол в своем кабинете и начинал разносить информацию Источников по карточкам, рисовать схемы действий, алгоритмы решений и вычислять мотивации поступков. Эта работа, кроме эстетического и интеллектуального удовольствия, приносила еще и дополнительные рейтинговые баллы его "Меняльной конторе" и очки в иерархии советского разведсообщества. К сорока пяти годам он стал полковником и кавалером многих орденов, среди которых, к сожалению, незаслуженно отсутствовала Звезда Героя.

Сергей Афанасьевич остановился возле скамейки в парке "Сокольники" и, подумав, решил пройтись еще. Здесь, недалеко от метро, прогуливалось слишком много женщин, а они оставить его в покое категорически не хотели. Все просто: он притягивал к себе взгляд слабого пола. В паспорте пятьдесят шесть, но на лице-то сорок шесть, а то и меньше, плавная, кошачья грация, седая голова, но тщательно подстриженная, высокий рост, но расправленные плечи и ни грамма сутулости, приличная одежда… — ходячая погибель женских сердец, а еще печать интеллекта в глазах…

Конечно, по части души трудно приложить к нему чеховское "в человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и тело!", но в части тела — всенепременно, хотя… Сергей Афанасьевич был идейным противником отмены смертной казни, был сторонником войны за идею, без чего не понимал механизмов социального прогресса, он не допускал предательства Родины, вплоть до уничтожения, считал, что СССР не худший папа из имеющихся, а потому, несмотря на его придурковатый, временами хмельной характер, достоин любви до потери жизни. Сложной, жесткой и… красивой личностью был Сергей Афанасьевич, этакий образец гармонической личности, от мысли о которой кипятком писают все дипломированные педагоги.

До встречи оставалось еще почти час, и он решил испить "кофе из ведра" в ближайшем и достаточно отвратительном объекте общепита. "Кофе из ведра" — это сугубо советское изобретение: молотые зерна варятся в гигантском алюминиевом баке на плите, туда заливается примерно треть молока, зачастую сильно разбавленного, и кладется много сахара. Потом ведрами его переливают в разливочные термосы, находящиеся в зале продаж. По сути, это зрелище только и доступно обывателям, а потому и такое меткое название. Но черт возьми, какой же он вкусный. А еще жаренные "канцерогенчики" — пирожки с рисом и яйцом, ум-м…

Пережевывание пищи, недоступной никому в мире, кроме советских граждан, подтолкнуло Серея Афанасьевича к философским размышлениям. Все-таки возраст сказывается, если не внешне, то внутренне, проявляясь в старческом, хотя и философском, брюзжании. В его годы мало кому из думающих людей удается уклониться от вопросов: зачем на Земле живут люди, куда катится человечество, в чем смысл жизни или что такое прогресс.

Боевик и аналитик в одном флаконе — это термоядерное сочетание, в котором полет либеральных фантазий сдерживается настоятельной потребностью твердо стоять на ногах и не покидать реальный мир. Ему казалось, что, имея доступ к информации с обоих флангов общественно-социальной мысли, в отличие большинства советских людей, у него есть возможность избежать в своих суждениях предвзятости и однобокости. Такая ситуевина добавляла толику высокомерия по отношению к кухонным оппонентам, но, надо признать, очень чуть-чуть. Снобизм не был ему присущ совершенно.

Читая Кафку, Оруэлла, Замятина, Сергей Афанасьевич соглашался с той мыслью, что теория коммунизма, сформулированная отцами: Марксом и Лениным — утопична, даже фантастична по своей природе, то есть абсолютно не достижима на практике. Точно также соглашался он и с тем, что если довести эти взгляды до логического конца, то получится человеческий организм, заорганизованный до полного стирания индивидуальностей, что по смыслу приближает его к тюрьме, а по внешним признакам к муравейнику. Понятно, что это невозможная крайность, просто пример, приведенный для того, чтобы обозначить линию тренда. Все известные попытки построить социалистическое общество: СССР, Югославия, Северная Корея, Китай, Албания, — все они дают богатую информацию, демонстрирующую беспомощность коммунистической теории перед реальной жизнью. Сергей Афанасьевич прекрасно понимал, что эти режимы ждет либо конец, либо трансформация, правда, непонятно какая.

Большинству людей, размышляющих на такие темы, не хватает глубины, чтобы выйти за рамки противопоставления полюсов: коммунизма и демократии. Если коммунизм плохой, то демократия хорошая, и наоборот, вот и сшибаются лбами, высекая искры из глаз и забрызгивая друг друга слюной — эмоционально, весело, с огоньком в количестве достаточном для развлечения народа, и поддержания стабильности своей системы.

А между тем, не трудно понять, что демократия с ее разделением властей, альтернативными выборами, правами личности, да и меньшинств является в той же степени утопией, что и коммунизм, только значительно менее проработанной, более декларативной и PR-вской. Вся разница в направленности тренда, если в коммунистической идее он направлен в сторону объединения людей, то в демократической идее он смотрит в сторону их разделения, если в одном случае мы получаем тюрьму, то в другом — анархию, если при доведении коммунистической идеи до идиотизма получаем людской муравейник, то при доведении демократической идеи до логического конца получаем закон джунглей, каждый сам за себя. Кому что нравится, но, по мнению Сергея Афанасьевича, и то, и другое одинаково хреново и неприемлемо для человечества. Хотелось бы провести тренд перпендикулярно оси коммунизм — демократия, но что там, представить у него не получалось.

Пока же, за неимением другой позиции, он полагал коммунистическую идею с ее направленностью на объединение людей более перспективной и более прогрессивной, чем демократия. Он полагал, что прогресс как-нибудь, но найдет возможность объединить человеческие индивидуальности и, следовательно, усилить всю человеческую цивилизацию. Такая зыбкая идеологическая платформа позволяла ему твердо стоять на коммунистических позициях, не терзаться метаниями и не перекидываться от одной мамки к другой. Тем более, что СССР — родная мамка, а Запад таковой так и не стал, да и минусов там побольше будет; кто знает — тот поймет.

Обосновавшись в незаметной нише на чердаке требуемого дома, он отследил появление Председателя, установил отсутствие наблюдаторов и ликвидаторов и с точностью до секунды нажал на кнопку звонка.

— Проходите, Сергей Афанасьевич, рад с вами познакомиться лично. Ваш контакт мне передал Александр Николаевич Шелепин. Чай, кофе?

— Здесь нет хорошего чая, да и кофе только растворимый, так что… что есть!

— А откуда вы знаете?

— Я слежу за явками, чтобы не попасть в глупое положение.

— Понятно.

— Как вам живется на пенсии де-факто? Нет ли у вас пожеланий? Уж кто-кто, но вы достойны заботы государства.

— Спасибо, я получаю достаточно денег и мне их более, чем достаточно, к тому же я работаю на полставки в МГУ. Так что в материальном плане все очень хорошо, а в плане загруженности… я пока воздержусь от комментариев, подожду вашего предложения.