Правитель Пустоты. Цветок пустыни (СИ) - Маркелова Софья. Страница 45

— Знатные женщины и женщины из правящей семьи имеют право подчеркнуть свое положение в обществе, окрасив волосы красным соком редкого цветка пустыни, который можно добыть только на поверхности, — пояснила девушка. — Также матриарх может даровать такую привилегию по своему выбору.

— Мужчинам нельзя?

— Мужчинам вообще много чего нельзя в Барханах, Аш, в отличие от Залмар-Афи, — с тяжелым вздохом ответила Лантея. — Они не имеют прав на власть, не воспитывают детей, ограничены в общении с противоположным полом. Им запрещено занимать высокие руководящие или государственные должности, хотя тут есть исключения. Большинство профессий и ремесел открыты только для женщин, однако, есть и те немногие, что доступны исключительно мужчинам. Например, они могут становиться служителями мольбища Старухи, потому что на их плечи ложится проведение всех погребальных обрядов.

— А почему так получилось? Я никогда не слышал, чтобы хоть где-нибудь в мире абсолютную власть получали лишь женщины, а мужчины занимались… Чем?.. Черной работой?

— Нет, это неверно. Они не рабы и не чернорабочие, — уточнила хетай-ра. — Вспомни, что я говорила раньше. Эван’Лин, наша богиня, считается Великой Матерью. И именно от ее первых детей пошел культ женщины как матери, продолжательницы рода, в подражании богини. Значение мужчин не принижается, но общее направление всей культуры хетай-ра диктует им другие правила поведения. Если женщина — родоначальница жизни, приближенная к божественному замыслу, то мужчина должен быть ее молчаливым послушным защитником.

— Тогда почему ты сама говоришь о запретах и ущемлении? — обратил внимание Ашарх на слова Лантеи. Спутники, занятые беседой, закончили обход рыночной площади и направились по коридору в сторону дворцовой залы.

— Наверное, на меня сильно повлияла ваша человеческая культура. Раньше я ничего такого не видела в том, что только мать может заниматься своими детьми, или, например, что исключительно женщине позволено стать судьей. А теперь я стала постоянно задумываться, неужели, если мужчина воспитает ребенка или женщина будет заниматься приготовлением пищи, Бархан так уж сильно изменится?

— Это традиции, заложенные еще с самого основания вашей цивилизации, Тея. Они проникли в умы народа слишком глубоко, чтобы их так легко можно было изменить парой фраз. Возможно, с течением времени все подвергнется изменениям, но не за один день.

— Вот и моя величественная мать говорит тоже самое, — проворчала хетай-ра, смотря себе по ноги. — Но если кто-нибудь не даст этому толчок, то все так и останется на местах. Три тысячи лет однообразной жизни тому в подтверждение.

Путь до дворца показался профессору гораздо короче, чем вечером предыдущего дня. Уже на подходе к знакомой лестнице с молчаливыми стражами Аш расслышал, как с разных концов подземного полиса раздаются усиленные эхом удары в барабан. Закрывалось мольбище Младенца, а где-то над сотнями метров застывшего песка, над раскаленными пустынями, в этот момент солнце стояло в зените.

В тронном зале уже толпились хетай-ра, хотя Лантея сообщила спутнику, что до начала собрания еще есть время. Пара пересекла заполненное народом помещение по боковой галерее и укрылась в первом же соседнем зале, чтобы дождаться официального начала слушаний в тишине. Комната, освещенная небольшой свободно летающей колонией светлячков, представляла собой вытянутые палаты, где вдоль стен высились каменные бюсты женщин.

— Это все правительницы Третьего Бархана, — пояснила Лантея, между делом забирая у Ашарха стеклянный сосуд и выпуская светлячков наружу. — Прости, на собрание с ними не стоит идти, а после я наберу тебе новых, отдохнувших.

Профессор медленно направился вдоль рядов скульптур, изучая лица матриархов. Одни были величественными и надменными, другие казались отрешенными, третьи словно легко улыбались. В конце зала на постаменте высился бюст матери Лантеи. Аш сразу ее узнал. Скульптору мастерски удалось передать весь характер этой женщины через холодный камень: высокий лоб, где никогда не было даже следа морщин, тонкие линии бровей, которые вот-вот сурово сдвинутся, сжатые губы, словно позабывшие об улыбке. Эта скульптура дышала сдержанностью и непоколебимостью. И изображенная женщина не имела ни капли общего с Лантеей.

— Иногда мне кажется, что Эван’Лин ошиблась, и я должна была родиться в обычной семье, — тихо проговорила девушка, молча стоявшая за плечом преподавателя все это время и также изучавшая бюст. — Взгляни. Вот как выглядит настоящая правительница. Величественно. Непреклонно. Ее хочется бояться и боготворить.

Ашарху лишь оставалось кивнуть в знак понимания. Он завороженно любовался этой скульптурой.

— Наверное, я даже рада, что родилась младшей дочерью и, скорее всего, не займу трон, — немного помолчав, добавила Лантея. — Мне бы никогда не удалось достичь такого же уровня. Достаточно просто посмотреть сейчас на старания Мерионы, которая из кожи вон лезет, лишь бы соответствовать матери хоть немного. И это выглядит просто смешно.

— Ты недолюбливаешь сестру? — заметил Аш, поворачиваясь к своей спутнице.

— Может быть, я ревную, что матриарх постоянно с ней носится, как с великой ценностью. А, может быть, я просто плохая сестра, которая считает, что ее разбаловали вниманием, и ни к чему хорошему это не привело. Трудно сказать.

Стих гомон толпы со стороны тронного зала, и девушка кивнула профессору, чтобы он шел за ней. Молчание было вызвано прибытием матриарха со свитой. Хетай-ра заполнили практически все свободное место, но перед престолом полукругом выстроились стражники, не позволяя жителям Бархана подходить ближе, чем на определенное расстояние.

Лантея быстрым взглядом окинула собравшихся представителей ремесленных гильдий, глав влиятельных семей, руководителей промышленного сектора и других государственных предприятий. Большинство лиц были ей знакомы: пожилые красноволосые хетай-ра, десятилетиями державшиеся на своих постах, так просто не желали передавать преемникам власть. Многие из них входили в городское собрание еще до рождения Лантеи. Девушка подумала о том, что именно с этими упрямыми старухами развернется нешуточное противостояние, как только она предложит вывести жителей Бархана на поверхность.

Матриарх, укрытая тончайшей черной вуалью, величественно и неспешно подплыла к центральному трону. За ней неотступно следовали две низенькие старухи-близнецы, которые придерживали длинный подол массивной зеленой мантии правительницы. Эти вечные сестры-прислужницы матриарха нянчились с Лантеей, когда она была еще ребенком. И девушка с усмешкой вспомнила, как делилась с ними своими секретами и мыслями, так как друзей ей не позволяли заводить. А няньки каждый раз послушно докладывали обо всем матери. Наверное, именно тогда Лантея поняла, что дворец душит ее.

Только после того, как правительница остановилась и повернулась лицом к народу, Мериона и Лантея с разных сторон зала последовали к своим местам. Они встали по обе стороны от матери, перед своими тронами. Толпа склонила головы, и все, как один, прижали к сердцу тыльную сторону кисти, выражая свое уважение и почтение правящей семье.

Матриарх откинула вуаль с лица, поправила очелье, украшенное длинными подвесками из цветного стекла, спадающими на грудь. Она опустилась на трон, и следом за ней дочери тоже сели на свои места. За троном Мерионы незримой тенью встал младший брат Манс, за спиной матриарха появился ее муж, Лантее же оставалось лишь жестом подозвать Ашарха, чтобы он занял место за ее плечом. За это девушка заслужила укоряющий взгляд от старшей сестры.

— Великая Матерь внимает нам и посылает свое благословение, — поставленным голосом начала традиционную речь правительница. — Сегодня мы все собрались здесь, чтобы слушать и говорить. Каждое слово пойдет во благо Бархана, так пусть же никто не будет молчать. Я, матриарх Третьего из пяти великих Барханов Гиселла Геркатен Анакорит, открываю восьмые общие городские слушания 2560 года от основания Гиртариона.