Расческа для лысого (СИ) - Зайцева Мария. Страница 46

И, наверно, я поняла немного ее. А она, хоть чуть-чуть — меня.

А потом жизнь покатилась по-прежнему. Вот только я глаз с сестры не сводила теперь. Все пыталась понять, преследует ли ее этот мужик страшный, или получил свое один раз и отвалил?

Полинка ходила напряженная, грустная. Загнанная какая-то. И на вопросы мои не отвечала, отшучивалась, отмалчивалась.

И вот как это понимать? То ли ее зверь этот мучает, то ли на работе проблемы. Не добьешься же от нее нифига!

Я старалась не отсвечивать, училась, даже хвосты закрыла.

И дядю Мишу проворонила. В какой момент поняла, что не вижу его машину под своими окнами? Не знаю. Но, когда осознала… Не по себе стало. Словно его черный трактор был гарантом… Спокойствия, что ли… Учитывая, что в последний раз из задницы меня вытащил не он, такие ощущения были странными. Но были.

А вот теперь, когда он свалил, я поняла, что словно погружаюсь в какой-то морок, болото непонятное.

Словно полоса черная, жопа бесконечная.

У сестры все плохо. У меня тоже все плохо. И он, словно почувствовав, свалил.

А тут еще и дополнительный напряг приключился.

На нервяке я забыла, когда и что у меня должно было прийти. И уже дня три гадала и бесилась. И боялась до жути. Хотя, чего бояться? Если случилось, то сама дура. Дядя Миша, конечно, тоже хорош, презервативы мы через раз, и то забывали. Так что здесь оба виноваты.

Но, учитывая, что по срокам еще совсем мало прошло, я надеялась. Что это просто я забыла, чего и когда. Ну и нервы бесконечные. Тоже может быть. После смерти родителей я несколько месяцев без всяких признаков ходила. А Польке боялась сказать. В итоге все восстановилось. Может, и теперь так же? Реально же, столько нервов…

Но вот чего мне в последнее время дико хочется, так это жрать.

Поэтому предложение Ванька я принимаю, и, запихав в далекую задницу все панические мысли, иду за ним в буфет.

На нас опять пялятся, думают, наверно, что мы помирились. Ванек не играет на публику, хотя и замечает шепотки и взгляды. Раньше бы он меня приобнял, а сейчас просто усмехается.

Покупает нам обед, забирает из моих рук поднос, ухаживает, короче.

Мне плевать. Запах еды с одной стороны вызывает дикий аппетит, а с другой, такую же дикую тошноту. Вот как так может быть?

Я торопливо запихиваю в себя кусок хлеба, и тошнота отступает. Ловлю на себе взгляд Ванька. Странный.

— Че?

— Ты как-то изменилась, Лен.

— Похудела, что ли?

— Другая стала. Красивая такая…

— А была? Некрасивая?

— Нет, просто другая была. А сейчас… Лен, ты, если надо чего… Или проблемы… Ты ж знаешь…

— Ага, знаю. Вломишь меня по полной, чуть припугнут.

Это я, конечно, зря, но кто сказал, что я его простила? Он хоть и болтает, что тогда ментов вызвал сразу, но чего-то нихера не верится. И вообще, языком много мелет.

И теперь, глядя в вытянувшееся лицо обманутого в лучших чувствах Ванька, я даже не испытываю ничего. Ни положительного, ни отрицательного. Пофиг.

Доедаю в тишине. И хорошо. Сил нет слушать его болтовню. Сам нарвался.

Другая я. Ага. Конечно.

Выходим на улицу, Ванек мешкает, кто-то его отвлекает болтовней. Мне ждать лень. На сегодня занятия закончены, я хочу только домой. Постоять под горячей водой в душе, полежать на диване, почитать книжку вечером, повыть на луну ночью. Вот такое охренительное времяпрепровождение. А к другому и не тянет.

Вадик, гордо стоящий в кружке друзей и местных шмар, при виде меня тут же встряхивается, как собака после дождя, и прет на перехват на редкость целеустремленно.

Я это краем глаза вижу, но траекторию не меняю. Было бы ради кого.

— Лена, привет!

— Ага.

— Давай, довезу!

— Не, я на твою машину смерти в жизни не сяду!

— Так я на четырех сегодня!

Он придерживает меня за локоть, показывает низкую желтую спортивную тачку. Все, как надо, само собой, пузико травку щекочет, хищный профиль, антикрыло.

Я разглядываю какое-то время машину, удивляюсь даже немного. Чего это вдруг Вадик сменил своего двухколесного приятеля?

— Ну что, Лен? Поехали?

— Никуда она с тобой не поедет, отвали от нее!

О, а вот и Ванек нарисовался! И с какого-то перепуга решил, что может мне чего-то указывать!

— Поехали, Вадик, надеюсь, жопу не поцарапаю об асфальт!

Я решительно двигаюсь к машине, Вадик осматривает охреневшего Ванька, хлопает его покровительственно по плечу:

— Чувак, лицо попроще, а? А то сейчас выглядишь так, словно пытаешься жопой монету удержать. Я Ленку только домой довезу.

— Отвали, сука, — рычит опомнившийся Ванек, потом рвет ко мне, хватает за руку, — Лен, нахера ты так? Ты о чем думаешь? А если Лысый?…

— Не знаю никакого Лысого, — пожимаю я плечом, — чего несешь-то?

— Лен, Мише не понравится…

Вот оно что! А я-то думаю, чего это Ванек меня, как телохранитель, кружит? За своего кумира топит! А дядя Миша — Лысый, значит?… Что-то такое припоминаю, еще в самом начале… Интересно…

А нет. Не интересно. Нихера не интересно.

Я, даже не собираясь в очередной раз выяснять отношения с в конец сбрендившим соседом по горшку, дергаю рукой, вырываюсь и сажусь в тачку Вадика.

Идиотизм, бляха муха, какой…

Вадик выглядит довольным до усрачки. И я с огромным удовольствием его опускаю на землю:

— В аптеку заедем. Тест надо на беременность купить.

Он растерянно булькает, краснеет. Смотрит на меня с таким удивлением, словно я не девчонка, которая, в принципе, запросто может быть беременной, а мужик.

Потом молча заводит машину и выруливает со стоянки. А я сохраняю лицо, хотя это очень сложно. И стараюсь не думать о том, что в аптеке мне реально надо будет купить тест. Хотя бы один. Самый дешевый. Как раз на обеде сэкономила.

К дому мы подъезжаем через полчаса. Вадик выключает мотор, сидит, косится на аптечный пакет в моих руках.

— Лен… Ты для сестры покупала, да?

Ой, какой миииилый… Птенчик. Столько надежды в вопросе…

— А если для себя?

Он выглядит напряженным. Но спокойным.

— А Ванек знает?

Я начинаю ржать. До слез. До истерики, которая в такие моменты всегда накрывает. Не, надо заканчивать этот цирк.

Я выползаю из машины, все еще смеясь, Вадик выходит, но я машу рукой, чтоб уезжал. Смех все еще нервно потрясывает плечи, со стороны это, наверно, выглядит так, словно парень меня до слез развеселил.

— Лен, я позвоню? Вечером заеду?

Да чего ж ты настырный какой! Лицо сохранить хочешь?

Я не отвечаю, топаю к подъезду. Слышу, как сзади взревывает мощный мотор тачки Вадима. Не оборачиваюсь. Пофиг. Слезы текут по щекам, губы все еще растянуты в болезненной улыбке, даже щеки напрягаются.

Я не думаю о том, как выгляжу, хочу только домой добраться. Чего ж все так дерьмово-то? И дядя Миша еще…

А потом мне заступает дорогу крепкая фигура, и я поднимаю глаза, зная, кого увижу. Не зря о нем сегодня столько думала.

Дядя Миша молчит. Какое-то время смотрит на меня, изучает потеки слез на щеках, улыбающиеся губы.

— Развлекаешься, малех?

Его голос, тихий и грубоватый, больно бьет под коленки, я вздрагиваю. И дядя Миша меня придерживает за плечи. Сначала. А потом руки его переползают на талию.

Сами собой просто. Я это чувствую. Я вообще каждый сантиметр из его путешествия по своему телу чувствую. И это горячо. Больно. Опять больно. Слезы текут, губы растягиваются в еще более широкой улыбке.

— На неделю оставишь, а возле тебя опять какие-то утырки крутятся… Не успеваю разбираться… Че творишь, малех? Хватит, может, бегать?

Я не отвечаю. И не вырываюсь. Его появление с одной стороны будоражит, злит, заводит, но с другой… Меня накрывает тем упущенным ощущением спокойствия. Словно опять ангел-хранитель за спиной. Только в этот раз не за сзади, а передо мной. Держит. Обволакивает. Не дает бедам проскользнуть через плотную границу.

Миша смотрит, смотрит, смотрит… Словно ждет, что я начну дергаться. Неосознанно крепче сжимает. И мне опять больно. Он умудряется одним своим присутствием боль причинять.