Расческа для лысого (СИ) - Зайцева Мария. Страница 49

Кальянную выбрали специально. Чтоб, типа, на нейтральной территории. Ну и трубка мира, ага.

Паша слегка подуспокоился, перестал реагировать на меня со своей звериной чуйкой, как на еще одного доминирующего самца, особенно, когда я передал привет от Сухого.

Но видно, что вопрос о сестренке малехи его тревожит. Вперся, что ли, Носорог? Это прикольно было бы. В другое время я бы даже и поржал. Если б сам не был таким же дураком.

Эти сестры Мелеховы — какие-то ведьмы, не иначе. Нормальных мужиков на раз из седла выбивают.

Полина мне понравилась, кстати, спокойная, дружелюбная. И такая… Манкая. Понятно, отчего у Носорога на нее постоянно рог чешется. А еще доверчивая. Такие бабы — редкость сейчас. На Маринку Ремневу чем-то похожа характером и манерой поведения.

И разговор спокойный, без наезда.

Сначала, конечно, испугалась, когда я во дворе к ней подошел.

А я просто уже не мог по-другому. Терпеть не мог. Сама мысль, что моя малая сидит дома беременная, а меня к себе не допускает, нутро выжигала на раз. И поговорить, бл*, никак! Вот, попробовал накануне, и чего? И пи**ц же полный! Только хуже сделал! А все почему? А потому что нереально с ней разговаривать! Учитывая, сколько времени не трахал ее! И учитывая, какая она, бляха муха, нереальная. Выбежала в магазин, в этих своих джинсиках, маечке… Бл***

Чуть крышей не поехал. Не сорвался. Хотел ведь просто подхватить и в тачку усадить. Сначала всю дурь членом выбить, а потом уже разговаривать. А, если бы опять начала борзеть, то снова по кругу: секс, секс, разговора немного, потом секс, секс и разговор, секс, секс, секс… Ну, а после и разговаривать было бы уже не нужно.

Как в те наши единственные охренительные выходные, которые непременно надо будет повторить. И не раз.

Да и какие разговоры? О чем? Она — моя, ребенок в ней — мой. Вот и все разговоры.

Я ж не просто так у ее дома жопу отсиживал. Я навел справки. Полностью. Дополнительно, бл*.

Хотя, и так знал, что мое там. Точно мое. Это просто тогда ошалел от дикой сцены высадки моей девочки из чужой, сука, тачки, озверел. А потом еще и от ее вкуса и тепла тела в моих лапах… Ну и ляпнул.

Ну че меня теперь, пристрелить за это, а?

Малеха моя морозилась, не отвечала на смс, звонки, не принимала подарки, продукты у ее двери так и оставались нетронутыми. Но я упертый. И, само собой, это все только временные сложности.

В отличие от языка моего косого. Ну не умею я нормально с такими бешеными девками разговаривать! Да и не было таких.

Она одна.

Поэтому и решил через сестру действовать. Подошел к ней, как нормальный, разговор завел, телефон подал разбитый.

Она сначала напряглась, а потом, когда я сказал, что парень ее сестры, вроде как подуспокоилась, хотя довольной, само собой, выглядеть не стала. Ну, тут-то я ее понять могу. Если б моя дочь привела такого мужика в дом… Ну, короче, даже думать о таком не собираюсь.

Чего о покойниках думать?

Но поговорить нам не дали, принесло бешеного Носорога, и сразу с наездом, как у бронепоезда. Вот прям вживую увидел и прочувствовал, какого хера его до сих пор Носорогом кличут. Не страшно, естественно, но лишнюю дырку не очень хотелось. Поэтому показал, что собираюсь дружить.

А потом прилетела моя малая и в свою очередь показала всем кузькину мать.

И вот теперь мы сидим с Носорогом и его партнером, Батей, смотрим друг на друга, прощупываем границы. Я-то в курсе, что в любом случае работать будем, Сухой уже с ним перетер. И мне команду отдал. Но, бл*, нам работать дальше, и долго работать, надо притираться.

— С Черным решил уже?

Я перевожу тему на деловое русло, закрывая вопрос с сестрами Мелеховыми. Потом разберемся. А то, я смотрю, там остро все.

Ведьмачки эти сестренки, зуб даю.

35. Миша

— Сухой, вопрос в том, что не даст Черный.

— А он чего, в шмару переобулся? В давалку? — Голос Сухого, как обычно, безэмоциональный, но от этого только хлеще дрожь продирает.

У нас опять легкие терки с местной чернотой, и он недоволен. В прошлый раз мелочь чуть не переросла в серьезные бабки, поэтому теперь мы все пятьдесят раз перепроверяем. И, если мне еще норм, я все ж не отчитываюсь по форме, то прикидываю, как лезет на стену Ремнев. По нему внезапная паранойя босса бьет сильнее.

— Сухой, я решу. Но мне надо твою отмашку. И еще сам-знаешь-кого.

— Нехер. Делай все красиво и по закону.

— По какому?

— По блатному, бл*! Лысый, ты чего-то хватку теряешь.

— Понял. Решу.

Я кладу трубку и задумчиво пялюсь на стоянку перед зданием офиса Носорога. На улице осень вовсю, дождь хреначит. Как там малеха моя? Охрана носорожья молчит, значит, все норм.

Я все равно переживаю чего-то, что уехал, оставил ее на полдня. Но вопросы решать надо, я не могу все время там под окнами сидеть.

В кабинет заходят Паша и Батя, я разворачиваюсь, настраиваясь на разговор. Надо что-то решать с Черным. Тормозит работу, наглеет. Много трет с теми, с кем не надо. Пытался опять пролезть к Носорогу. А, зная Пашу, удивительно, что без долбежа. Достал, короче. И Сухой запретил привычные методы. Значит, придется думать.

Мы как раз практически уже приходим к решению вопроса, только методы обсуждаем, тут на Пашину трубку приходит звонок, и я чуть не роняю ручку, когда слышу знакомый голос.

— Носорог, тварь, верни мою сестру, сука!

Такая родная бешеная ярость и страх, меня прям режет. Сам не понимаю, как подаюсь вперед, даже не задумываясь, чего сделать собираюсь: то ли трубку вырвать, то ли… Но неважно. Потому что от следующих ее слов буквально волосы шевелятся.

Моя девочка орет что-то про то, что Носорог украл ее сестру, прямо от крыльца поликлиники, и что пусть возвращает. А я смотрю в лицо Паши и, наверно, впервые в жизни вижу, как с лица уходит вся кровь. Вот вообще вся. И понимаю, отчего. Паша не забирал ее сестру. Он приставил к ней охрану, и охрана, сука, молчала!!! А, судя по воплям малехи, Полину утащили какие-то твари с крыльца в черную тачку.

Все это уже додумывается на пути вниз. Мы несемся следом за прущим вперед Носорогом, перескакивающим через ступени. Потому что лифт — это, сука, долго!

Ленка продолжает орать, уже понимая, что Паша ни при чем, и теперь ей страшно. И я думаю только о том, что она там одна совсем, что ей страшно… Только, сука, об этом! Ну, и еще о том, какой же я мудак все-таки! Долго вожусь, долго! Нахера доверил охранникам Носорога свою малеху? Да надо было ее в квартиру охраняемую! И запереть! И не выпускать! А я, бл*, после вчерашнего срыва, даже на глаза ей не показался! Тупой дебил! Получай, сука! Получай! Если с ней что-то случится… Не-не-не!!! Нельзя, нельзя! Не думать, не думать о таком!!!

Потом Батя выясняет, где Полина, они, оказывается, ей посадили маяк, хоть на что-то ума хватило, и уносятся по следам похитителей, а я лечу к своей девочке, молясь, чтоб ничего с ней не произошло. И, самое главное, чтоб она оставалась там, где сейчас. Потому что дурной девчонке в голову все что угодно придет! Какого, кстати, хера, она вообще в больнице делала? Неужели??? Нет, не думать, нихера не думать об этом!

Тут я приезжаю и наблюдаю свою длинноногую ведьму, скачущую на крыльце. Лица на ней нет, глазищи огромные, мордашка в слезах.

Я выпрыгиваю из машины, и она несется ко мне. Подбегает, хватает за рубашку требовательно:

— Нашли? Полю нашли?

— Нашли. — Я вот вообще не в курсе, нашли, или нет, и в каком состоянии нашли, но похер. Я что угодно сейчас скажу, только чтоб она не смотрела на меня так, только чтоб успокоить, — Паша поехал за ней. Все хорошо будет, малех.

Тут не выдерживаю, прижимаю ее к себе, кайфуя от ощущения тонкого тела в своих руках. Она с готовностью утыкается мне заплаканным лицом в грудь, дрожит вся, всхлипывает.

А я только радуюсь, что она со мной, что с ней все хорошо. И теперь, что бы ни случилось, никуда я ее не отпущу. Я еще сильнее обхватываю ее, поднимаю на руки и несу к машине. И наплевать мне в этот момент на возможных наблюдателей, на то, что подумают, на все плевать. И в том числе, на Пашу с его женщиной. Вот такой я скот. Только о себе думаю. О своем. О том, что близко. А малеха моя — во мне. Ближе некуда.