Ночь Серебра (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна. Страница 35

— У нас мало времени, — тихо напомнил Иттрик, тронув Йалу за рукав, но тот нетерпеливо отмахнулся.

— Врата в Навь открыты, — промолвил он. — Это означает, что ежели до Ночи Серебра не закрыть их, то все твари преисподней вырвутся наружу. В ваш мир. Нам неведомо, кто это сделал, но у меня есть подозрение. Рыжая ведьма, более некому…

— Быть может, Ольгерд? — робко предположил Ярико. Йала покачал головой.

— Ольгерд мёртв уже четвёртый день как. Да и не таков он, ему это без надобности. Он об одном жалеет: что дочь свою не уберёг и с супругою не свиделся. Я видел его, он пришёл в Кейне так, будто всю жизнь к этому готовился.

Славка побледнела. Уж больно много вопросов появилось. И ведь они ясно видели Ольгерда перед казнью… Да, он заметно изменился, и странно, что после того, как просил у дочери прощения, обошёлся с нею так, словно позабыл обо всех словах своих.

— Как мёртв? А кто же тогда…

— Не знаю, — отчеканил Йала, перебив её. — Кто-то выпустил Свартрейна сюда, в Явь. Свартрейн — дух преисподней, — пояснил он, видя искреннее непонимание в глазах ребят. — Ольгерда убила Астра, она же, верно, и заставила Свартрейна войти в его тело. В Кейне боятся, что ежели она соберёт руны, то всей Яви и Прави конец. Она давно хочет завладеть Короной Смерти, но Отцы Совета, Кит и остальные трое, её сдерживают…

Славка открыла было рот, чтобы задать вопрос о том, что такое Кейне и Совет, но Йала, заметив это, тут же махнул рукою и сел прямо на мокрое бревно.

— Мир Прави поделён на два… по-вашему, значит, княжества. Кейне и Халла. Мы пришли из Кейне ненадолго, только чтобы отыскать вас. В обоих княжествах есть Совет, которым руководят четверо — главного зовут Отцом Совета. В Кейне это Кит, Хольд, Сверре и Лодин… впрочем, всех не упомнить, не старайтесь. Райда, о которой я тебе сказывал, — Йала выразительно посмотрел на Славку, — жена Кита и моя меньшая сестра. Сильнее их в Кейне нет никого, разве что Дана — правительница наша, сама Смерть, ежели можно так-то выразиться. Они с Астрой давние соперницы…

— А мы-то тут при чём?

— Согласно пророчеству, которое твой дед оставил, в Ночь Серебра руны будут подвластны именно вам, но цена за это будет слишком высока. Правда, о цене я сказать ничего не могу, — продолжал Йала. — Но Совет Кейне надеется на вас. Тебе учиться надобно, — он снова взглянул на Славку, и та пристыженно опустила глаза. — В сердце твоём сильны и Тьма, и Свет, да жаль, что ты не знаешь, как управлять ими. Ежели Дана меня отпустит, я вернусь и стану учить тебя Тьме. Но, впрочем, маловероятно…

— Нам пора, — вдруг подал голос Иттрик.

— Погодите! — воскликнула Славка. — Последний вопрос! Как вы пришли сюда? Вы оба мертвы? Что с моим отцом? Ты сказывал, что он пришёл в Кейне…

Йала прижал палец к губам, и девушка осеклась, выдохнула. Вопрос получился не один.

— Мы мертвы, — промолвил Йала, обернувшись и взглянув мельком на Иттрика. — Так это ты… Ты — дочь Ольгерда?

Славка кивнула. Йала присвистнул, опустил тяжёлую руку на её узенькое плечо, слегка сжал.

— Сожалею, — сказал он, не глядя на неё. — Надеюсь, мы ещё воротимся к вам. А пока что — вот, — он протянул Славке что-то маленькое и тёплое. — Пойдём, Иттрик.

С этими словами он вытащил меч из ножен, висевших у него на бедре, провёл лезвием прямо перед собою. В воздухе сверкнула золотистая черта, затем вторая. Через несколько мгновений они приняли очертания ворот. Йала потянул одну створку на себя, пропустил вперёд Иттрика и, кивнув ребятам на прощание, исчез. Золотистое свечение потухло, едва ворота закрылись.

— Ну и дела, — пробормотал Ярико. — Что это?

Славка раскрыла ладонь. Маленький деревянный кружок, который отдал ей Йала, сверкнул голубоватым и погас.

22. Знак

Свартрейн тяжело и часто дышал. Боли почти не было, просто не хватало воздуха, и от этого все лёгкие будто сжимались изнутри. Да, он отвык от человеческих чувств, поэтому не знал, что делать. Тело Ольгерда оказалось сильным, гораздо сильнее, нежели он предполагал: стрела, пущенная из толпы, разорвала одёжу и вошла в мягкую ткань между рёбер, но он остался в сознании. Всё произошло столь быстро, что он не успел даже выругаться; просто ощутил короткий удар, а после ноги вдруг подкосились, и ежели бы ратники не поддержали его, он упал бы.

Сейчас же неприятная, раздражающая шумиха вокруг него малость поутихла, и с ним остались только двое: молодой стражник в чёрных одеждах и высокий, крепкий темноволосый ратник с волнистой шевелюрой, собранной в небрежный хвост. Свартрейн сразу понял, что этот был близок к князю: далёко не отходил, всё стоял подле, по правую руку, и угрюмо молчал. А теперь же именно он остался с ним наедине, едва дверь в горницу с противным скрипом захлопнулась.

Спутники уложили Свартрейна на широкую нерасправленную постель, покрытую несколькими пушистыми шкурами диких зверей. В горнице было темно, под потолком, в деревянном канделябре, слегка коптила изогнутая свеча. Боль от стрелы пришла позже, только сейчас: крови вышло достаточно, и от её потери князь весьма заметно побледнел, почувствовал сильную слабость. Пальцы на руках одеревенели и плохо слушались: когда он приподнял руку, чтобы зажать рану ладонью, та показалась чужой, будто не своею.

— Позволь, княже, вытащу, — темноволосый ратник склонился к нему. Свартрейн стиснул зубы: боль всё усиливалась, постепенно поднимаясь от самой раны выше и выше.

— Давай быстрее, — выдохнул он, закрыв глаза. На лбу и висках выступили капельки пота, дыхание сильно сбилось. — Давай же!..

Айдар наклонился к нему ещё ниже, крепко схватил стрелу за тонкое древко и, слегка раскачав её, с силой дёрнул. Всё-таки сказалось то, что в теле князя была не человеческая вовсе душа: из открывшейся раны выпорхнул сполох чёрного дыма и тут же рассеялся. Свартрейн зарычал от резкой, нежданной боли, но тут же отдышался, отёр лицо и шею рукавом. Айдар отшвырнул стрелу в сторону и протёр глаза: почудилось, верно…

— Что с теми? — спросил он, немного передохнув, пока Айдар затягивал повязку из льняной ткани. — Кончено дело?

— Да нет, княже, кажись, не кончено, — Айдар закрепил узел и распрямился, с облегчением потянулся. — Кто-то, кто в тебя стрелял, освободил их. А люди скрыться помогли.

Свартрейн только зубами скрипнул с досады. Ушли-таки… Слабый ореол Тьмы показался вокруг его ладоней: так бывало, ежели он злился. Айдар заметил это, нахмурился.

— Отдохнул бы ты пока, княже, — тихо промолвил он, понимая, что ещё немного, и голос предательски дрогнет. — А я пойду, сей день мой черёд в дозоре стоять…

Свартрейн ничего не ответил, только глаза прикрыл, и Айдар направился к дверям. У самого порога вдруг замер, оборотился.

— Я возьму клинок?

— Бери, — равнодушным тоном отозвался князь, даже не удосужившись поинтересоваться, какой именно клинок нужен ратнику. Айдар же, воспользовавшись столь удачным случаем, схватил со стола кинжал, который накануне отыскали у пленной девчонки, и бесшумно выскользнул за дверь. То, что клинок оказался руной, стало известно уже достаточно давно. Вот и сейчас он едва заметно сверкнул в рукаху Айдара голубоватым светом и тут же погас. Ратник сунул его в рукав: мало ли, как и когда понадобится, а там-то выхватить легко.

Айдар всё никак не мог выбросить из головы мысли о том, что случилось с раной князя, едва он вытащил стрелу. Повеяло холодом, к тому же чёрный дым, появившийся вокруг простреленного места, — это ему точно не показалось. Что-то в этом было неприятное, не человеческое вовсе… Айдар вышел на улицу, и тут же струи дождя охладили разгорячённую голову, успокоили мысли, бешено метавшиеся загнанными собаками. Айдар любил думать трезво, да, к сожалению, не всегда получалось. Что же выходило на сей раз? С Ольгердом что-то случилось, сомнений в этом никаких не было. Прошла всего одна ночь, а его подменили будто. Айдар не помнил его таким угрюмым, резким, немногословным. Князь за минувший день никого не назвал по имени, только "ты" раздавалось в его приказаниях. К тому же попытка казнить юношу и девушку была явно из ряда вон выходящей — об этом говорить с ним Айдар не посмел, хотя и понимал, что этот поступок совершенно неправильный, бесчеловечный, что бы там ни произошло, вина пленников не была столь тяжкой, что они заслуживали бы смерти.