Atem (СИ) - "Ankaris". Страница 40

Застав нас обоих врасплох и потушив стихийно вспыхнувшее во мне безумство, дверь соседней квартиры открылась с пронзительным металлическим скрежетом, и из проёма высунулось мертвецки бледное лицо старушки, с любопытством разглядывающее весьма неблагопристойное лицедейство, происходящее в полумраке лестничной клетки. Окатив меня ледяным взглядом презрения и вполне понятной мне брезгливостью, она категорично заявила, что намеревается телефонировать Polizei. В тоне её хоть отчётливо и звучали нотки ультиматума, угроза эта казалась напускной.

— Дэниэль! — прохрипела старушка, обеспокоенно осмотрев зарёванное лицо Эли и, прошмыгав к ней, замахнулась на меня тростью, не подпуская ближе, словно я был каким-то животным. Я был. — Пойдём-пойдём, — резво потянула она её за свою дверь.

— Фрау Рубинштейн, — только с третьей попытки удалось ей высвободить руку из цепкой старушечьей хватки, — вы, верно, не правильно всё поняли.

— Да что тут понимать! — Замельтешила перед моим лицом её трость. — Чу! Чу! Пошёл!

— Думаю, мне и вправду лучше сейчас уйти, — сказал я, и Эли утвердительно кивнула, вытирая мокрые от слёз щёки. Изъяви она хоть малейшее желание продолжить начатое или не согласись с моими словами — я бы остался. Но ничего такого не последовало, и я решил, что для одного утра уж слишком много драм.

Собрав наспех вещи в дорогу, я успел на ранний поезд до Бохума, отправляющийся в шесть сорок четыре. И если бы я так зверски не хотел спать, то попытался бы отвлечься размышлениями о том, по какому принципу выстраивается подобное расписание. Но все два часа в пути прошли в сонном забытье. Выспаться вдоволь не удалось, однако сбросить накопившийся эмоциональный багаж получилось. Частично.

Поезд прибыл на главный вокзал Бохума со строгой военной точностью. Город уже давно проснулся: в серой унылости бетона платформ и под неприветливым хмурым небом суетился прибывающий и убывающий люд. Впрочем, депрессивную картину за широким окном скрасила тёплая погода. Ни намёка на снег. Здесь ещё сухая осень. А чуть поодаль, за крышей вокзала, виднелась пёстрая макушка Кортум парка.

Возможно, стоило позвонить Майеру до отъезда или по прибытии, ведь он ожидал меня только вечером. Но я уже тут, а до Gun Records — рукой подать, поэтому я прямиком направился в студию.

Как и следовало того ожидать, Ксавьер находился на месте: сидел за своим заваленным папками, дисками и канцелярским хламом столом и внимательно изучал какие-то бумаги, не замечая ни вошедшего меня, ни суетившихся рабочих, сверливших потолок и двигающих мебель.

— Смотрю, у тебя тут намечается перестановка. — Плюхнулся я на стул перед ним.

— Хей! Ты откуда? — удивлённо улыбнулся он, оторвавшись от документов.

— С вокзала, — ответил я, разглядывая новоприбывших рабочих, втаскивающих в кабинет огромные коробки.

— Дай мне пару минут, и мы выпьем по чашке кофе. — Вновь зашуршал он бумагами. — Что-то с машиной? — не поднимая головы, спросил он, тактично поддерживая беседу. — Почему ты поездом? — верно, из-за затянувшейся паузы теперь поинтересовался, пока я пытался придумать убедительный ответ. Как правило, услугами железной дороги, чтобы добраться до Бохума, я пользовался крайне редко. В основном мы бывали здесь неполным составом группы и всегда брали чью-нибудь машину. Так было мобильней, хоть и на час дольше.

— Не спал всю ночь. Работал. — Поймал я его скептический взгляд. — Решил не тратить день на сон лишь для того, чтобы сесть за руль вечером.

— Вчера говорил с Томом, по его словам, большая часть песен наработана. При подобной скорости, релиз возможен уже весной, а летом — турне. Можем идти, — поднявшись с кресла, шлёпнул он ладонью по столу.

Расположиться в конференц-зале оказалось заведомо неудачной идеей: за стеной долбили, сверлили, скрежетали рабочие. Строительный шум здесь с ещё большим гулким эхом резонировал ото всех стен, из-за чего мы с трудом могли расслышать друг друга.

— Тут, через дорогу, есть кафе, — прокричал Ксавьер, — поговорим там? Они закончат через час, а то и раньше, — кивнул он на дверь своего кабинета, и мы направились вниз.

— Герр Майер, — окликнул его коренастый охранник, как только мы спустились в холл, — этот вот… Музыкантишка, — указал он на рядом стоящего парнишку лет семнадцати-двадцати в строгом клетчатом коричневом костюме на несколько размеров больше самого паренька. — Просится к вам лично. Я говорил, что…

— Доброе утро! Я — Петер Кравчик, — тотчас же подлетел тот к нам, — внук профессора Лукаша. Помните? — с горящей в глазах лихорадочной надеждой, впился он взглядом в Майера.

— Помню кого? — растерялся Ксавьер.

— Моего дедушку — Лукаша Кравчика? Он преподавал скрипку в Гамбургской Высшей Школе Музыки и Театра. — Ничего не ответив, Майер лишь непонимающе пожал плечами. Теперь и мои глаза обрели форму глаз парнишки, округлившись от искреннего удивления. Я знал об обучении Ксавьера в Берлине, но о Гамбурге слышал впервые. — Я — скрипач, — продолжил паренёк. — Вот, — вытащив из внутреннего кармана пальто диск, протянул он его Майеру.

— Я не совсем понимаю, что именно от меня требуется? — покосился он на протянутую ему запись.

— Я хочу, чтобы вы послушали.

— Для чего?

— Ну как же… — замялся он. — Чтобы издаваться, мне нужен лейбл.

— Лейбл? — насмешливо фыркнул Майер. — Прости дружище, но ты явно не по адресу. Хорст, проводи его к выходу, — отдал он распоряжение охраннику.

— Герр Майер, пожалуйста, послушайте! Я действительно талантлив! — Истерично затряс он диском, словно подавая сигнал бедствия.

— Он послушает, — зачем-то ляпнул я, забрав из его руки коробку.

— Прости, Петер, не послушаю. Я не имею к талантам никакого отношения, я занимаюсь шоу-бизнесом. Но если ты готов нацепить на себя розовые чулки и шляпу из фольги, мне удастся подыскать лейбл, готовый продать тебя под именем польского гения-гомика.

Не обронив больше ни слова, мы покинули здание. Оскорблённый Петер Кравчик, очевидно, никак не предвидящий столь циничного отношения со стороны бывшего ученика своего деда, так и остался стоять у двери в холле. А меня одолело чувство, будто бы это я уволок за собой грозовое облако негативных эмоций, разразившееся ещё одной драмой и здесь.

— Значит, не имеешь никакого отношения к талантам? — всё же не удержался я от едкого вопроса, как только мы уселись за столиком в кафе.

— Штэф, — протянул он, — ты понял. Не начинай.

Подошедшая, нет, подпорхнувшая молоденькая официантка в розово-фиолетовой форме, напоминающей яркий карамельный фантик, вдребезги расшибла своим задорным приветствием нависший над нами негатив.

— Складывается впечатление, что ни один из этих «талантов» читать не умеет. Gun Records — это рок-лейбл. Не просто рок, а альтернативный рок, индастриал, метал, хеви-метал. Всё как обычно, — улыбнулся Ксавьер официантке. — Ему тоже самое, — тыкнул он на меня пальцем, на что девчонка только кокетливо подмигнула и, намеренно непристойно вихляя пухлым задом, удалилась к бару.

— Ты с ней спал что ли?

— Что? Нет, — нервно проскрипел он своим старческим смехом. — Я слишком часто здесь завтракаю, чтобы рисковать качеством подаваемой еды.

— А что там насчёт твоего образования? Консерватория? Скрипка? да ну… — пытаясь направить разговор в более приятное русло.

— Именно — «да ну». Джаз. Ударные. Я действительно учился в Гамбурге. Два года. Но не имею ни малейшего представления о том, кто такой этот Милаш.

— Лукаш, — поправил я его.

— Затем была Высшая Школа Музыки в Берлине, — продолжил он, — где к джазовому образованию добавилось коммерчески направленная специальность звукооператора.

— Ваш заказ. Приятного аппетита! — сладко пропела официантка, склонившись перед Майером и аккуратно расставляя тарелки. — Сейчас принесу и ваш, — кротко брошенная фраза была адресована мне.