Трон Знания. Книга 5 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир". Страница 113

Посмотрел на единственного человека, не сошедшего с места:

— Как тебя зовут?

— Ормай.

— Идёшь со мной, Ормай. Остальные остаются.

Из группы людей, скучившихся за спиной избранника, прозвучал возмущённый голос:

— Ваше Величество!

— Это приказ!

— Что случилось? — опешил Игла.

— Мой Парень — вечно голодный зверь, который появился на свет из-за моего вмешательства в божий промысел, — проговорил Адэр. — У него есть какие-то способности, но он не моранда. Он мирился с присутствием людей, плохих и хороших, потому что он живой и смертный. Настоящая моранда не входила в мой замок, не приближалась к людям, не любила меня, но позволяла себя гладить, потому что я был хозяином её самца. Каждый раз, когда я прикасался к ней, она задыхалась от злобы, но смотрела на моего Парня и терпела.

— Почему не сказали это раньше?

— Я понял только сейчас.

— Хорошо, хорошо, — пробормотал Игла, постукивая кулаком о кулак. — Поедем к князю Викуну. Вас-то он точно пустит.

— Нет.

— К перевалу ведёт дорога, — не унимался Игла. — Мы потратим время на встречу, зато выиграем три часа пути, если не больше. И главное — в княжестве нет моранд. Это точно!

— Нет! — отрезал Адэр.

Три часа не стоят его унижений перед правнуком бумажного клопа. И какими глазами он будет смотреть на Эйру, зная, что струсил, отказался от заслуженного риска и нашёл лёгкий путь.

Вручил карту Ормаю:

— Спрячь в рюкзак. — И ступил под сень деревьев.

Покатый склон, лесная прохлада и мягкая земля, укрытая прелой листвой, помогли быстро добраться до вершины холма. Шагая за проводником, Адэр боролся с желанием залезть на дерево и сверху посмотреть на ландшафт. Останавливала мысль, что Долину Печали он всё равно не увидит. Если верить карте, они выйдут к излому устья бывшей реки. И только обогнув подножие горы, окажутся во владениях моранд.

Вдруг появился до ужаса знакомый запах. Минуту назад пахло лесом, одеждой и кожей сапог. Остальные запахи служили фоном. Теперь воздух вызывал воспоминания о трогательных мгновениях жизни.

Адэр остановился:

— Парень!

В ответ засвистели птицы.

Адэр закрутился на месте:

— Парень! Ты здесь, я знаю. Выходи! — Ринулся через заросли папоротника. — Парень! Хватит прятаться.

— Нам не туда, — прозвучал голос Иглы.

Запах становился сильнее. В него вплелись странные нотки неподвижности, неземного спокойствия. И уже раздвигая кусты, Адэр с опозданием понял, что поторопился: не успел подготовиться к прыжку из радости в горе.

Зверь лежал, опустив лапу на огромный живот самки. Неживой взгляд устремлён ей в глаза. Нос прижат к её носу.

— Я шёл к тебе… — Адэр упал на колени. — Что же ты со мной делаешь?..

— Это ваш зверь? — спросил Игла, присев на корточки. Не дождавшись ответа, промолвил: — Его самка была обречена. У моранд не рождаются щенки. Дед говорил, что раньше было много беременных моранд. Сейчас они редкость. Ваш Парень был детёнышем беременной самоубийцы. Это настоящая трагедия. После смерти мужа моруны долго не живут. Представляете, как это — носить в своём чреве ребёнка, чувствовать, как он бьётся, и знать, что скоро он умрёт? Некоторые не выдерживают…

— Хватит, — прошептал Адэр и потянулся к Девице.

Игла перехватил его руку:

— Её лучше не трогать. Не знаю, во что они превращаются. Что-то очень клейкое. В пустоши к этому прилипает пыль, и труп становится бугром. Здесь её занесёт листьями, и она тоже станет бугром.

— Они ушли в начале зимы, — произнёс Адэр и поправил загнувшееся ухо зверя. — Я видел, как они бежали по аллее. Парень оглядывался, а я смотрел на него и завидовал. Он прощался со мной навсегда, а я… завидовал. Он пытался совместить несовместимое. Не получилось.

Игла прикоснулся к шкуре Парня:

— Не липкий и не пахнет трупом. Он не зверь и не моранда.

— Он мой друг, — прохрипел Адэр и вонзил пальцы в землю.

Он рыл её с остервенением, с лютой ненавистью. Вгрызался, раздирал на части, мечтая добраться до сердцевины, раздавить, расплющить, чтобы не стучало, не болело. Рвал корни трав, разрезая ладони. И лишь когда могила была готова, посмотрел на Иглу и Ормая, грязных, потных.

Они втроём подняли Парня и уложили на дно ямы. Адэр накинул на Девицу сменную рубашку, в которую хотел переодеться перед встречей с Эйрой. Вместе с помощниками упёрся ладонями в бок самки и передвинул её на край могилы. Она съехала по пологому склону и прижалась к своему самцу.

Адэр закапывал трупы с таким же лютым остервенением. Разводил руки, загребал землю и толкал вперёд. Он словно плыл по морю горя странным стилем, смотрел на спасительный берег и удалялся от него.

Погладив холмик, с трудом встал на ноги. Втянул в лёгкие воздух и не ничего не смог сказать. Кусочек сердца остался там, с ним, с ними.

— Их любовь была короткой, как жизнь, — произнёс Игла.

— А смерть была тихой, как листопад, — сказал Ормай, явно желая успокоить правителя.

— Ложь, — промолвил Адэр.

Посмотрел на окровавленные ладони, вытер их о рубаху, не заботясь, что она единственная. Надо идти: неважно куда, неважно зачем, надо просто идти.

После полудня путники вышли из леса и пошагали по извилистому руслу некогда широкой и глубокой реки. Обогнули подножие скалы и словно перенеслись в другой мир. Горные кряжи держали долину в объятиях. Солнце истекало кровью, небо плавилось, земля задыхалась, корчилась, лопалась.

Адэр пытался вспомнить, что он чувствовал, находясь над пещерами с жемчугом, как боялся, что свод пещер обвалится, и он вместе с Эйрой рухнет с огромной высоты в море. Сейчас он идёт по такому же своду. В каменном туннеле под ногами бесится поток воды, поэтому дно бывшей реки дрожит, хотя должны стрястись ноги. Адэру было необходимо хоть какое-то чувство: волнение, тревога, страх, чтобы встрепенуться и приготовиться к встрече с морандами, но чувств не было.

Очередной резкий поворот русла вновь переместил путников в другую реальность. Вершины удерживали над долиной серую пену. Казалось, облака случайно попали в западню, застыли и уже никогда её не покинут. Спёртый, вязкий воздух обволакивал гортань и оседал в лёгких неподъёмной массой: вдохнуть было легче, чем выдохнуть.

Путники приблизились к скелету корабля. Обломки мачт тянулись к небу, паруса превратились в паутину. Чуть дальше находился полусгнивший корпус шхуны. За ней ещё один парусник, и ещё один.

Адэр окинул взглядом кладбище не погребённых кораблей. Как же должна бесчинствовать природа, чтобы суметь в мгновение ока спрятать полноводную реку? Сколько людей пострадало от её безумства? Сколько семей не дождалось своих кормильцев? В долине лежали не доски и лохмотья, а сломанные судьбы и рухнувшие надежды.

— Ваше Величество… — прошептал Ормай.

Адэр проследил за взглядом охранителя и почувствовал под коленками биение сердца.

— А вот и они, — запоздало предупредил Игла.

Моранды возникали из туч, будто спускались с небес. Сползали с гор вниз головой, как ящерицы: распластавшись на крутых склонах, передвигая разведёнными лапами. Их мощные гибкие туловища перетекали с выступа на выступ, словно огромные капли смолы. Глаза горели кроваво-красным пламенем. Скалы, покрытые чёрными наплывами с брызгами крови, ворочались, колыхались, меняли форму.

В Ориентале Адэр видел гору счастья, сейчас смотрел на горы непоправимой беды и нескончаемого горя.

Ормай прикрыл спину правителя. Игла встал впереди.

— Не воют, это хорошо. Не делайте резких движений.

Вскоре на кряжах не осталось ни одного светлого пятнышка. Устье реки словно покрылось пузырящимся дёгтем. День превратился в поздний вечер.

— Они окружают, — прошептал Ормай.

— Они должны уйти, — откликнулся Игла. — Ждём.

Адэр обошёл проводника и двинулся между чёрными грудами перекатывающихся мышц:

— Сколько вас… Боже… За что?..

— Ваше Величество, — прозвучал голос Ормая.

— Молчи, — осёк Игла.