Ангел-Хранитель 320 (СИ) - Поль Игорь Владимирович. Страница 70

«Интересно, как бы я хотел умереть?» — мелькает на бегу идиотская мыслишка. Глаза ощупывают руины. Умирать тут, среди камней, с глоткой, забитой пылью, почему-то не хочется. Умирать надо среди сочной садовой зелени. Желательно у моря. Хотя… Умирать не хочется и там.

Сергей не добегает до взвода каких-то пятьдесят метров. Нечеловеческое чутье КОПа заставляет его прыгнуть в пролом стены. Вслед за ним вваливается Триста двадцатый. Сергей еще катится вниз по перекошенной плите пола, когда небо обрушивается на землю. Беззвучный удар вышибает из легких воздух. Бетонный пол раскачивается вверх-вниз, словно батут. В звенящей тишине крошатся стены и рассыпаются в пыль перекрытия. Ослепительный белый свет на мгновенье останавливает калейдоскоп обломков. Повисают в воздухе кирпичи и куски бетона. Радужно искрится завеса пыли. Потом свет резко гаснет, как будто где-то щелкают выключателем. И вот уже он — долгожданный конец.

Наступает темнота.

Глава 22

Тишина. Звук падающих капель. Шелест мокрой травы под ногами. Голос над ухом режет слух:

— Едва успел. Извини брат, у нас тут тоже бюрократия. На все вызовы вовремя не успеваешь.

Вокруг чернильная темнота. Нет, не так. Чернильная, значит черная. А черный — тоже цвет. Тут темнота какая-то бесцветная. Абсолютная. Сергей пытается разглядеть говорящего. Пытается поднести к глазам руку. С удивлением обнаруживает, что забыл как это делается. Так и висит чурка чуркой не понять где и не понять в чем. Пялится невидящими глазами в никуда.

— Ты тоже хорош. — выговаривает ему голос. — Мог бы и не играть в героя. Вдруг бы я не успел? Понимаешь, о чем я?

Сергей кивает. То есть, думает, что кивает. Собеседника, похоже, его реакция устраивает. Голос веселеет, становится более развязным. Жалуется.

— Вы, люди, так расплодились, что приходиться работать с постоянной перегрузкой. Мыслимое ли дело — только у меня вас уже больше ста тыщ! Я физически не успеваю за всеми присматривать. Пока вожусь с одним, остальные тут же начинают делать глупости. Жениться. Красть друг у друга. Писать дурацкие книжонки. Играть в войну.

Если бы у Сергея был рот, он бы непременно его открыл. В башке теснятся хороводы вопросов. Выбрать бы хоть один.

— Слушай, а ты кто? — силится спросить он.

— Мог бы и сам догадаться, — обижается голос. — Я был о тебе лучшего мнения.

— Скажи, — торопится Сергей. — А те, что сегодня умерли, они что, получается — просто тебя не дождались?

— Почему именно меня? Я тут не один. У нас, брат, тут такая вертикаль. Словом, полная бухгалтерия.

— А те, в которых мы стреляли? — допытывается Сергей.

— Слушай, ты думаешь, ты один такой умный!? — возмущается голос. — Меня, между прочим, другие ждут, так что не задерживайте очередь. Ладно… Тут такая петрушка. Каждому свое. Кто хочет умереть — умирает. Кто хочет жить — живет. Каждому воздается то, что возжелается. Если успеваем, конечно. А так — что выйдет, то и получается. Те, кого ты убил, рождены, чтобы отдать жизнь во славу Демократии. Именно так, с большой буквы. Так что ты им сегодня как бы услугу оказал.

— Получается, те из наших, кто сегодня погиб, просто недостаточно хотели жить?

— Все-таки за обезьянами приглядывать не в пример проще. Никакой тебе гребаной жизненной философии. Ладно, как говорится, получите и распишитесь. Мне действительно пора. Бывай, солдатик. — Голос удаляется, шелест травы стихает.

Темнота густеет. Из нее постепенно проступают мутные контуры. Обвалившиеся стены. Сорванные с петель двери. Перекосившийся потолок с большим проломом посередине. В пролом видны яркие точки. Звезды.

Хочется пить. Кружится голова. Слегка тошнит. После хорошей дозы всегда так. Надо бы выломать из гнезда блок автодоктора. Кажется, болит каждая косточка. Где-то не слишком далеко погромыхивает. Забрало почему-то поднято. Настойчивое шевеление в мозгах. Такблок показывает одинокую зеленую точку рядом. Триста двадцатый. Цел, зараза. Бьется в башку через командный чип. Успокойся, дружище. Все путем… кажется.

Ноги полузасыпаны, но действуют. Сергей с наслаждением шевелит ими. Вытаскивает из кучки щебня сначала одну, за ней другую. Осторожно садится. Прислушивается к ощущениям. В голове словно порылись совком для мусора. Собственное имя вспоминается с некоторым напряжением. Откуда я? Ах да, из этих, как их, — из «Диких пчел»! Славно полетали, пчелки. Жаль, недолго.

Надо что-то сделать. Ах да, связь.

— Здесь Заноза, Копье-один. Всем, кто меня слышит. Прием, — бормочет он сухими губами.

Прерывистый гул и треск помех. Скользящая трансляция. Броня повторяет вызов на десятках диапазонов. Хрен тебе! Полная демобилизация.

— Здесь Заноза, Копье-один. Всем, кто меня слышит. Нахожусь в окружении. Запрашиваю помощь. Прием.

— Заноза, здесь Такшип-восемнадцать. Да не слышит тебя никто — направленные помехи. Чего тебе? — раздается далекий голос.

Сергей задумывается. А вправду — чего ему? Водички бы холодной. А лучше пива. Ну, можно еще эту, эвакуацию. Точно, эвакуацию! Губы вспоминают заученную формулу.

— Заноза — Такшипу-восемнадцать. Запрашиваю эвакуацию. Передаю координаты и код подтверждения.

— Извини, парень, это не ко мне, — прерывает его собеседник. — Проси чего-нибудь еще.

— Заноза — Такшипу-восемнадцать. А что ты можешь?

— По правде говоря, парень, я уже ни хрена ни могу. Я тут на орбите без снарядов и без горючки, и вон те «птички» меня через пять минут в сито превратят.

— Понял тебя, Такшип-восемнадцать. Тогда сообщение командованию передай. Форт-Дикс. бригада мобильной пехоты.

— Это запросто. Давай в темпе. Через тридцать секунд выхожу из зоны приема.

— Передаю. — Сергей утапливает кнопку сброса записи. Шифрованный пакет, вместивший в себя трое суток его жизни, в момент улетает черт-те куда.

— Принято, — голос слабеет. — Удачи, пехота!

— Удачи, восемнадцатый…

Он посидел с минуту, наслаждаясь вкусом горького воздуха. Оказывается, это так здорово — дышать.

— Триста двадцатый, чем нас накрыло?

Полузасыпанный КОП, как черт из преисподней, отвечает из глубокого подземелья:

— Позиции взвода были атакованы с воздуха. Боеприпас предварительно классифицирован как тяжелая ракета класса «воздух-земля» с разделяющимися боеголовками фугасного типа.

«Хрен там конец, — проносится в голове, — просто небольшая передышка».

Глава 23

Взревывание тревожного баззера вырывает Стейнберга из тяжелого сна, похожего на обморок. Он очумело трясет головой, глаза с трудом фокусируются на зеленом пятне голограммы управления.

— …опасность! Угроза атаки! Наблюдаю множественные недружественные объекты! Корабль переведен в состояние боевой готовности! Активирован стелс-режим. Установлена связь с базой Шестого Колониального флота. Принимаю оперативные данные. Принимаю вводную. Вводная получена. — Мелодичный женский голос обстоятельно диктует Стейнбергу его приговор.

— Дьявол! Неужели опять?! — возмущается лейтенант.

— Доклад: огневые средства в готовности. Система защиты в готовности. Внимание командиру: вахты не на постах. Предупреждение: действия корабля в автоматическом режиме снижают его эффективность… — Компьютер увлеченно играет в войну. Господи, как же Карл ненавидел сейчас разработчиков голосового интерфейса!

— Естественно, откуда ей взяться, вахте-то, — бурчит он себе под нос, просматривая данные вводной. — Ни хрена себе!

Сочный шматок тяжелого авианосца. Еще один. Фрегаты охранения. Эсминцы. Ого — ударный крейсер. Туча палубной авиации. Большой десантный транспорт на орбите Джорджии. Как гласит вводная — его цель. Предотвратить десантную операцию путем повреждения транспорта и недопущения его посадки на планету.

— Они меня что, с авианосцем перепутали? — Стейнбергу захотелось почесать макушку. Увы, шлем не доставил ему такого удовольствия. — Команда: доклад статуса вооружения.