На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре (СИ) - Самойлова Инга Михайловна. Страница 60
— Это вполне соответствует моему к ним отношению.
— Но вы бываете резки в высказываниях. Будьте актером, господин Витте.
Витте пытливо посмотрел на Глебова.
— Странная особенность! Как только вы согласились заняться этим делом, вы чудеснейшим образом взяли все под свой контроль, — заявил он с нотками недовольства.
Алексей оценивающе смотрел на него.
— Это всего лишь дельные практичные рекомендации, господин Витте. Как только мы сойдем на берег, наши пути разойдутся. Мы с вами будем крайне редко соприкасаться. Но нельзя забывать о том, что действия каждого из нас предопределят исход. Нужно снизить риск до малого.
Витте хмуро молчал. Затем вздохнув, сказал:
— Вы единственный человек в моем сопровождении, мнение которого мне не безразлично. Я в вас не ошибся.
Путешествию подходил конец: пароход бороздил атлантические просторы уже пятые сутки. Глебов, облокотившись о перила, наблюдал, как белые «барашки» несутся по волнам, подгоняемые ветром. Небо, хоть еще и отливало синевой, но неминуемо затягивалось серыми тучами, сбивающимися в кучу, превращаясь в гнетущую серую массу на горизонте. Должен был разразиться шторм — это было несомненно.
Алексей задумчиво смотрел вдаль, хмурясь своим мыслям. Война с Японией обострила противоречия в российском обществе и спровоцировала революцию, резко ослабила позиции России и на Востоке, и на Западе. России приходилось весь свой военный потенциал постоянно делить на две части, разрываясь между западной и восточной границами. Следовательно, очень многое зависело от исхода мирных переговоров.
Алексей усмехнулся и покачал головой. Это был редкий случай, когда важную дипломатическую миссию профессиональные дипломаты под разными предлогами отказались выполнять. В результате царю пришлось против своего желания доверить миссию Витте. Задача, поставленная Государем, не могла не вызывать озабоченности: Николай требовал добиться мира, не уступив ни пяди русской земли и не выплатив даже символической контрибуции. Были и другие сложности: переговоры проходили в США, где президент и общественное мнение откровенно симпатизировали японцам.
Сейчас Витте уже осуществлял тактику, предложенную Алексеем. Человек он был инициативный и не откладывал решение проблемы в долгий ящик: он давал интервью известному в Штатах и Великобритании публицисту и корреспонденту «Дейли телеграф» Эмилю Диллону. Интервью должно было стать первым, данным по воздушному телеграфу посреди океана. И это обстоятельство уже привлекало внимание общественности. Хорошо осознавая, какую роль играет пресса в жизни Америки, первое свое интервью Витте начал с комплиментов в ее адрес, воздав должное «великому американскому народу» и в конце назвав президента Теодора Рузвельта «гениальным вождем».
Витте был не только равнодушен к «государевым инструкциям», но и к своей свите, которая подбиралась для Муравьева, когда думали, что поедет он. Витте твердо знал, что будет делать только то, что сам посчитает нужным, тогда, не все ли равно, будет ли при нем Розен, Плансон [123], Коростовец [124], Набоков [125], или вместо них будут другие.
Равнодушный со всеми остальными, Витте прислушивался только к Алексею. Что это — искреннее доверие или попытка усыпить бдительность? Глебов не мог дать однозначного ответа. Как это бывает, он неосознанно чувствовал к нему симпатию. Однако Алексей редко кому доверял. Бывало, что ему приходилось разочаровываться в человеке. А Витте. Время покажет, стоит ли ему доверять.
Ночной сторож морга спал крепким сном. Его склоненная на бок фигура была хорошо видна сквозь окно. Швайгер, отошел от окна, свернул за угол, взломал замок черного входа и проскользнул внутрь. Пробираться приходилось в темноте, но он шел осторожно и бесшумно. Оказавшись в холодном подвальном помещении морга, он чиркнул спичкой и осветил помещение. Несколько тел лежали на столах, прикрытые белыми полотнищами, были еще и боксы, где, возможно, находились тела покойников. Швайгер искал тело русского: он приподнимал простыни и всматривался в безжизненные застывшие лица мертвецов. Наконец, он нашел то, что искал. Мертвого русского. Оказывается, он напрасно сомневался. Это Глебов. Значит, он не ошибся, когда докладывал начальству, что русский погиб. Немец накинул простыню на распухшее разбитое лицо покойного и сделал шаг в сторону, но неожиданно остановился. Чиркнув спичкой, он осветил оголенные ступни мертвеца. У трупа отсутствовал мизинец. Немец вспомнил один из дней, когда он следил за Глебовым на побережье. У прогуливавшегося босиком Глебова не было подобного дефекта, а у мертвого человека, лежащего на столе, палец был отрезан по всем признакам много лет назад.
Немец развернулся и пошел к выходу. Глебов жив! Нужно сообщить начальству.
Он вышел из морга тем же путем, что и проник. Свернул за угол и столкнулся с человеком. В тоже время он почувствовал резкую боль в боку, вцепился пальцами в плечи незнакомца. Затем замертво рухнул к его ногам.
Во время путешествия Витте заочно познакомил Глебова со своей свитой. Вторым уполномоченным являлся посол в Америке барон Розен. Витте характеризовал его, как человека «хорошего, благородного», но с «посредственным умом», который не будет принимать активного участия в переговорах, а лишь окажет полное содействие, что уже неплохо. Профессор Мартенс [126] был «хорошим человеком с громадным багажом знаний», однако, может быть, случайно пользовался известностью за границей, так как был «крайне ограниченной» особой. Плансон был угодлив и, в пору службы чиновником при наместнике Дальнего Востока Алексееве, угодливо исполнял его политику, в результате приведшую к войне. Покотилов [127], который должен был прибыть на переговоры прямо из Китая, являлся «весьма умным, талантливым и отличным человеком, прекрасно знающим Дальний Восток»; он был противником войны и сторонником заключения мира, однако не имел больших полномочий в переговорах, но мог, по крайней мере, оказывать влияние на Розена.
Витте без подробностей упомянул двух секретарей, чиновников министерства иностранных дел Набокова и Коростовец, а также директора департамента казначейства Шипова [128], опять же, по словам Витте, «умного, талантливого и недурного», и двух чиновников при нем.
От военного ведомства в делегацию был определен генерал Ермолов [129], заведующий заграничными военными агентами, «человек умный, хороший, культурный, приличный, но немного слабый характером». Он выражал мнение, что мир желателен, мало верил в то, что Россия может иметь успех на театре военных действий, однако весьма заботился, чтобы при переговорах и, в особенности, в мирном договоре не было задето достоинство русской армии. Со вторым уполномоченным военного ведомства, полковником Самой-ловым [130], Алексей уже вался, когда пароход тронулся из Шербурга. Витте говорил, что Самойлов — сторонник мира, «весьма умный, культурный и знающий», до войны он был военным агентом в Японии, а после находился при Главном штабе действующей армии. От морского ведомства должен был прибыть из Маньчжурии капитан Ру-син [131], который заведовал канцелярией по морским делам при главнокомандующем.
Мнения Витте были субъективны, однако Глебову стало ясно, что в большей степени российские делегаты имели пораженческие взгляды, и Витте в Америке придется рассчитывать только на себя.