Семь миров: Импульс (СИ) - Пикулина Тамара Сергеевна. Страница 38

Атла говорила на всех языках, при этом говорила громко и властно. Она научилась влюблять в себя с первого взгляда и впечатлять толпу, после чего без зазрения совести обирала всех до нитки и сбегала, а чаще обставляла дело так, что бедолаги сами ей все отдавали и более того — были счастливы встречей с ней.

Шло время, Атла взрослела, превращаясь из ребенка в подростка, из подростка в девушку. Она с отчаянием работала на оилов, но те так и не спешили отдавать ее чувства, шантажируя и обременяя все новыми поручениями.

За эти годы Атла научилась подстраиваться под любое, даже самое замкнутое общество — будь то бездушные роботы с Ионы, или мечтательные мурийцы на скатах, или осторожные пацифы. Она обросла связями так сильно, что теперь уже могла зарабатывать на них. Если вдруг у капитана гинейского судна ребенок заболевал неизлечимой болезнью, она находила способ доставить ему лучшего лекаря с Мури, планеты, чья медицина была в разы сильней. Если преступникам с Пацифы нужно было бесследно избавиться от трупа, Атла направляла их смотрителю морга, на которого так бескорыстно работала в детстве, и там под воздействием расщепителя от тела не оставалось и следа, только химические элементы. Если нужно было укрыть попавшего в розыск разбойника, она с успехом подыскивала ему место в бездонном черном мире семи планет, за что брала внушительную плату.

Атла стала безошибочно разбираться в людях и расах. Кого-то она задаривала экзотическими подарками из далеких уголков, кого-то забалтывала приукрашенными рассказами о таинственных странствиях и далеких мирах, с кем-то сразу переходила на деловой лад. Результат был один: она забирала что хотела, будь то редкий товар, выгодное знакомство, или мешочки с алмазной крошкой, которые сразу выхватывал из её руки пес.

Порой с досадой она смотрела на себя в зеркало, по нескольку раз спаянное лазером после очередного раскола. Удлинившиеся черты лица, волевой подбородок, окрепшие острые скулы, мимические морщины от постоянно натянутой на лицо улыбки, бездонная пустота и боль в глазах. Красный цвет слабо, но проскальзывал в ее жизни. Чтобы хоть как-то оживить свое лицо в отражении, она красила губы в ядовитый красный цвет, который виделся ей еле уловимым розовым, а глаза обводила толстым слоем черноты, казавшейся ей серым. Но чтобы она ни делала, цвета её огромной душе не хватало. От тоски хотелось завыть, без любви и без гнева ее жизнь теряла смысл, а бороться за свои чувства оставалось все меньше сил.

Атла была везде и знала всё. И только одну планету она по-прежнему обходила стороной — Краму. Безумный стыд и чувство огромного невыполненного долга вспыхивали в ней при взгляде в бледно-красные космические дали родного мира. Крамы и теперь не искали её.

— Атла, твоя гордость умирает! — полушепотом послышалось по прямой связи с кораблем оилов.

Атла вздрогнула, и резко повернула к кольцу астероидов. Ничего больше говорить не потребовалось, девушка все поняла. Погибала женщина, хранительница её гордости, и главным теперь было успеть. Судя по тому, как тихо и с опаской говорил голос, кто-то из оилов пошел поперек воли смотрителя и предупредил ее тайком.

— Где она? — закричала Атла, ворвавшись в двери космического корабля рыжеволосых.

Встретившие её оилы испугано переглянулись и потупили глаза в пол.

— Её нет здесь, — произнес один из них, разглядывая спиралевидный рисунок на потолке.

— Смотри в глаза! — с отчаянием завопила Атла.

— Оилы никогда не смотрят в глаза, забыла, чему я тебя учила! — послышался из-за спины знакомый голос когда-то пленившей ее оилки.

— Уж лучше бы ты тогда позволила своему супругу меня съесть, чем так пытать! — с горечью произнесла Атла, не поворачивая головы. — Где моя гордость? — резко развернувшись и вцепившись женщине в горло, застонала она.

Хромой пес поддержал хозяйку грозным рыком.

— Пусти! — захрипела оилка.

— Говори!

Женщина помолчала и посмотрела Атле прямо в глаза. Её лицо наполнилось морщинами за эти годы, а глаза были такими красными, словно она не спала сотню ночей.

— Нас атаковали гинейцы, — тихо произнесла она.

Атла осмотрелась и, вспомнив, что на подлете к кораблю не видела ни малейших следов боя, наградила оилку прямым недоверительным взглядом. Женщина поспешила объяснить:

— Они воздействовали сильным магнитным полем. Такого оружия у них раньше не было. Пара минут воздействия, и полсотни из нас, кто был послабей, лежат с кровоизлияниями в западной части корабля.

— И она? — растерянно спросила Атла.

— И она, — прикрыв веки, произнесла оилка.

Атла вздрогнула и хотела было бежать.

— Постой!

Атла замерла.

— Это я позвала тебя, Атла! Ты нужна нам сейчас сильнее, чем когда-либо. Прошу, обещай, что, получив свою гордость назад, ты не бросишь нас.

— Я не брошу вас, получив даже все свои чувства назад. Кроме вас у меня никого нет, — посмотрев на оилку искренне, ответила она. — Я привыкла служить вам.

По щеке девушки поползла слеза, оставляя на лице след растекшейся черной краски.

Рыжеволосая посмотрела на нее внимательно: девочка не врала. Оилке даже стало ее жаль. Юная крамовка была теперь их бесценной и покорной марионеткой. Женщине льстило, что они так лихо смогли приручить жрицу. Эта девочка смогла вселить надежду в её обреченный на вымирание народ — по сути, только она одна честным и нечестным трудом прокармливала целый корабль последние шесть лет. Но теперь вопрос вставал о том, чтобы вернуть ей её гордость, и как поступить, женщина не знала. Упоминание о гордости в разговоре было только предлогом, чтобы заставить девочку мигом примчаться сюда и получить новое, крайне важное задание на уничтожение гинейского оружия.

Атла была переполнена ожиданием. Она смотрела на оилку и пыталась понять, что было у той в голове, но не могла.

«Ее воля сломлена, — думала оилка. — Она ничего не приобретет, вернув себе гордость. Стоит отдать? Да, девочку надо задобрить перед столь ответственным и серьезным заданием».

— Атла, мы крайне ценим твою помощь, — произнесла она, — и чтобы ты знала, что мы не лжецы и свое слово держим, сегодня ты получишь свою гордость назад, а после выполнения последнего поручения — и все свой чувства.

Атла робко улыбнулась.

Женщина взяла ее за руку и повела по коридору. Они шли быстро, на корабле было тихо, и, судя по кровавым пятнам на полу, Атла сделала вывод о том, что о нападении женщина не врала. Сквозь полупрозрачную тунику рыжеволосой оилки просматривался округлый живот.

— Закон же запрещает вам рожать, — заметив, что хранительница её страха была в положении, спросила Атла.

— Ты изменила закон, ты вселила в нас веру, и я не боюсь рожать.

Атла опустила глаза.

Уже скоро они добрались до лазарета. Отворилась дверь, и множество измученных красных глаз уставились на вошедшую в мрак Атлу. Осмотрев полумертвые лица, Атла быстро и безошибочно узнала ту, которая когда-то забрала у нее гордость. Лица этих пяти женщин были выгравированы острым резцом у нее на сердце, и ошибиться она не могла. Дама, казалось, уже была мертва. Атла присела возле неё на колени и коснулась ее холодной руки.

— Отдайте мне мою гордость, — прошептала она.

Женщина медленно открыла глаза и бесшумно повернула голову по направлению Атлы. Возле носа и ушей ее были разводы от запекшейся крови, а в глазах просматривались кровавые порывы тонких жилок. Узнав Атлу, женщина перепугалась и стала хрипло кашлять. Она пыталась что-то сказать, но из её дрожащих уст вылетала только тишина. Приведшая её сюда оилка прищурилась и стала пытаться разобрать слова своей подруги, но это было бесполезно. Возвращать Атле гордость та не хотела, это было ясно без слов.

— Успокойся, прошу, соберись и верни девочки её гордость, — наигранно ласково и душевно произнесла оилка, обвив руку подруги своей рукой. — Наша героиня это заслужила.

Женщина из последних сил мотала головой, показывая, что не согласна с милосердием своей живой беременной подруги.