Дела и случаи нестарой школьной девы (СИ) - Перепечина Яна. Страница 7

Взмокшая лохматая Ирина с трудом утвердилась на ослабевших ногах и усмехнулась:

— Ты агрегат, Дуся! Ты, Дуся, агрегат! — петь не было сил.

— А ты — старушка-вековушка! — не осталась в долгу отдувавшаяся Злата и в отличие от подруги смогла пропеть, — бабушки, бабушки, бабушки-старушки, бабушки, бабушки, спинки-нескладушки… Пошли уж.

Народу в травмпункте на удивление почти не было. Чуть живая от страха Ирина, с детства боявшаяся врачей, испуганно вползла в большой кабинет. Стены и пол помещения были выложены кафелем, что навевало нехорошие, зато натуралистично яркие ассоциации с моргом. Ирина в морге никогда не была, но представляла себе его именно так. Может, переоценивала, и было там намного хуже? Или, совсем наоборот? Ирина сосредоточенно поразмышляла пару минут, потом вдруг сама спохватилась: что за бред?! И сама же поставила себе диагноз — ну, точно сотрясение мозга. Даром, что ли, такая ерунда в голову лезет?

Хлопотливая пожилая медсестра усадила её и принялась увлечённо громыхать какими-то железками. Входили и выходили то в одну, то в другую, ведущие в смежное помещение, двери медработники. Ирина сидела, зажав ладони между коленей и, вытянув тоненькую шейку, напряжённо осматривалась. В приоткрытую дверь из коридора взволнованно заглядывала Злата, приплясывала, делала совершенно невероятные пассы руками и корчила уморительные рожи, пытаясь поднять в подруге боевой дух. Вышеупомянутый дух подниматься не желал. Ирина в ожидании экзекуции и врачебного приговора бледнела и трепетала. Злата, видя это, в коридоре подпрыгивала и водила руками энергичнее и быстрее. Но толку было чуть. Мук ожидания пострадавшая не выдержала и, в соответствии с известным изречением решив, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца, дрожащим голосом спросила у медсестры:

— Простите, пожалуйста, а доктор скоро придёт?

Всё та же ласковая пожилая медсестра, похожая на добрую повариху из школьной столовой (бывают и такие, Ирине встречались), пропела успокоительно:

— Сейчас, моя хорошая! Он пошёл к себе в кабинет, что-то этим, из округа, от него понадобилось. Обзвонились уж с утра. Подавай им его срочно. А у него минутки свободной не выдалось. Пациенты шли и шли потоком. У него с ночи маковой росинки во рту не было, у бедного! А тут ещё эти, начальнички! — она сердито хмыкнула. — Сейчас вот наплыв спал, он и пошёл им звонить. С минуты на минуту уж вернётся. Потерпи. Тебе очень повезло: лучше нашего доктора травматолога не найти!

Молодой парень, который тоже почти постоянно находился в кабинете и заполнял какие-то документы, согласно покивал, поднял голову, посмотрел на ссадину на её лбу и внушительный синяк на щеке и поинтересовался:

— Девочка, кто ж тебя так?

Задумавшаяся о своём Ирина встрепенулась и неожиданным басом исчерпывающе ответила:

— Я не девочка, я учительница. И меня школьной доской во время урока пришибло.

Секунду в помещении, в котором как на грех в этот момент, помимо медсестры и молоденького мальчика, задавшего вопрос, скопилось человек пять пробегавших по делам, стояла тишина. Потом раздался дружный гомерический хохот. Пожилая медсестра с грохотом поставила лоток с инструментами на стол и громко, всхлипывая, постанывая и покачиваясь из стороны в сторону, смеялась, прижав пухлые ладони к не менее пухлым щекам. Рыдал, уткнувшись лбом в бумаги молодой парень. Хохотали остальные.

— Вот это да! Какое у нас тут, однако, веселье! — ласково произнёс знакомый голос. Ирина резко — шее стало больно — обернулась. В дверях маячила Злата с перекошенной от удивления физиономией, а рядом с ней стоял в зелёной докторской робе и глупо улыбался… Андрей Симонов. Тот самый Андрей Симонов, брат её ученика и одновременно мужчина, о котором она мечтала всю свою сознательную жизнь.

Всё дальнейшее Ирина помнила плохо. То ли от лекарств, которыми её кололи, то ли от потрясения. Как сквозь вату слышала она всё происходящее и видела, как Андрей внимательно смотрит на её ссадины. А потом началось самое ужасное. Доктор Симонов выпроводил из кабинета всех, кроме медсестры, и попросил Ирину снять свитер с высоким горлом и майку. Пациентка с ужасом уставилась на него. Раздеться перед ним она никак, ну никак не могла!

— Ирина Сергеевна, надо раздеться. Обязательно. Если вы будете в полном обмундировании я вам помочь не смогу.

Ирина сидела, судорожно сжав руками ворот голубого свитера грубой вязки, и молча отрицательно качала головой. Когда-то в далёком детстве она читала восточную сказку. В той сказке доктор ставил диагноз ханским жёнам только по ручкам, просунутым в отверстие в стене. И ничего. У него это вполне получалось. Ирина вспомнила об этом и пожалела, что они живут не на Востоке. И тут же припомнила, что в сказке это был вовсе не настоящий доктор, а кто-то выдававший себя за него… И расстроилась.

— Что с вами? Вы плохо себя чувствуете? — настоящий доктор Андрей Симонов приподнял её лицо за подбородок и встревожено заглянул в глаза своим синими-синими, ну просто как летнее небо, очами.

— Голова болит? Головокружение? Тошнота? В ушах шумит?

На все его вопросы она могла только кивать в знак согласия или отрицательно мотать головой. А он всё смотрел на неё обеспокоенно и ласково и никак не отводил взгляда. Хоть бы уже в какие-нибудь бумаги уткнулся.

— Рвоты, как я понимаю, не было?

Ирина нервно сглотнула, покраснела и собралась падать в обморок от полноты чувств и от ужасающего несоответствия её чувств и его вопросов. Но тут мужчина её мечты быстро и ловко профессиональным докторским движением отогнул веко сначала на одном глазу, потом на другом, внимательно вглядываясь. Ирина дёрнулась и вернулась с небес на землю, вернее в смотровой кабинет районного травмпункта. Толстокожий Андрей Симонов, решив, что сопротивление сломлено, аккуратно потянул вверх свитер, собираясь раздеть её.

Ирина пищала и пыталась вырываться, но сил не было.

— Ирина Сергеевна, Ирина, надо, надо раздеться, — приговаривал Андрей и всё тянул свитер.

— Позовите другого доктора, и я разденусь! — хмуро отбивалась Ирина. Она физическо чувствовала, что щёки полыхали, а синяк на щеке наливался агрессивным фиолетовым цветом. Было не очень больно, но зато очень стыдно. А бестолковый брат её ученика откровенно смеялся:

— То есть, передо мной вы раздеваться категорически отказываетесь?!

Ирина яростно кивнула.

— Да я бы рад позвать! Но некого! Совсем. Сегодня я один на хозяйстве. И швец, и жнец, и на дуде игрец.

— Как никого? — возмутилась Ирина. — Вон сколько народу туда-сюда ходит!

— Ходить-то они ходят, — Андрей Евгеньевич, как маленькой, отводил ей руки и не оставлял попыток раздеть её, — но травмотолог только я. — И он снова попробовал аккуратно снять с неё свитер.

Не выдержав, Ирина озверела и рявкнула:

— Да что ж такое-то?! Вы что, глупый?! Я не могу раздеться перед братом моего ученика!

— О Господи! Так вот в чём дело, — шутливо простонал Симонов. — Да я здесь ну никак не брат Алёши. А доктор. Забудьте, что вы меня знаете!

— Не могу! У меня пока не амнезия, — она уже почти плакала.

— Хорошо, тогда давайте вызовем «скорую» и отвезём вас в больницу. Там будут другие доктора…

— Не надо! — испугалась Ирина.

— Тогда наплюйте на свои учительские принципы и раздевайтесь сами. Или давайте я вас раздену.

— Я сама! — в отчаянье пискнула Ирина. — Только вы отвернитесь!

Андрей улыбнулся, встал и отошёл к окну. За его спиной раздалось торопливое копошенье, что-то упало, покатилось и Ирина Сергеевна с достоинством, но крайне испуганно произнесла:

— Я готова.

Доктор Симонов повернулся, собираясь, пафосно выражаясь, выполнить свой профессиональный долг, и застыл. Она сидела перед ним в джинсиках и беленьком, в трогательный цветочек бюстгальтере с нежными кружавчиками. Тоненькая-тоненькая. До того тоненькая, что Андрей поразился, как её этой самой школьной доской, по её же выражению, совсем не «пришибло». Светлые волосы встали дыбом. Короткая мальчишечья стрижка делала её совсем юной.