Их тайный гость (СИ) - Перепечина Яна. Страница 30
- Будьте осторожны, девочки. И, если что, сразу звоните. Я тебе, Мира, сейчас наберу, мой номер у тебя высветится. Ты его себе сохрани. Хорошо?
- Обязательно, Константин Дмитриевич, - серьёзно кивнула она.
Когда он отъезжал, в зеркале заднего вида ему махали две фигурки. И Константину казалось, что он уезжает от своей семьи. Обидно было только, что фигурок две, а не три. Не хватало одной, самой главной.
Зима 2006 года – июль 2008 года
Арина
В окно она видела, как Константин направился к машине и о чём-то недолго разговаривал с её дочерьми. Когда он вдруг шагнул к девочкам и обнял их, а они – обе! – с явным удовольствием приняли его ласку, сердце Арины сжалось. Она не впервые задавала себе вопрос, а не чувствуют ли Мира с Мартой себя обделёнными в их неполной семье? И снова не знала, как на него ответить.
Поначалу, сразу после их побега из поселения, она вообще ни о чём, кроме того, что они теперь на свободе, думать не могла. У них был дом, была их славная, добрая Надежда Фёдоровна, ставшая девочкам лучшей бабушкой на свете. А Арине казалось, что больше никто им не нужен. Ну, во всяком случае, она-то совершенно точно тогда ни в ком не нуждалась. И ей казалось, что и её дочери тоже.
Трёхлетняя Марта, ни разу за свою коротенькую жизнь не видевшая от не принявшего её отца ни ласки, ни улыбки, ни подарка, совершенно не страдала. Однажды, за несколько дней до очередного двадцать третьего февраля, придя из садика, она спросила:
- Мамочка, а где мой папа? А то мы открытки на праздник папам делаем. А кому её дарить, я не знаю.
Услышав вопрос дочери, Арина принялась судорожно перебирать в голове все советы психологов, как себя вести в подобной ситуации. Предвидя такой поворот событий и то, что её маленьким дикаркам нелегко будет прижиться в огромном городе, она, немного освоившись в Москве, пачками скупала журналы для родителей и книги по детской психологии и штудировала их с карандашом в руке. Вспомнив все, что рекомендовали специалисты, Арина как можно спокойнее ответила:
- Доченька, мы с папой решили пока пожить отдельно друг от друга. Он сейчас далеко. Работает в Сибири. Поэтому приезжать к нам не может. Но он помнит о вас и любит. Если хочешь, мы отправим ему твою открытку по почте. Или можем пока положить в коробку, а когда-нибудь позже ты сможешь отдать ему сама. Если тебе интересно, я могу на карте или глобусе показать, где находится Сибирь и где сейчас ваш папа. Ты увидишь, какая огромная у нас страна и поймёшь, почему он не может приехать.
Марта ко всем объяснениям матери отнеслась очень легко. Выслушав всё и с удовольствием изучив на стареньком глобусе Надежды Фёдоровны Сибирь, она кивнула:
- Понятно. Далеко он сейчас. Туда, наверное, и открытки долго идут, да?
- Ну, довольно долго, - согласилась Арина.
- А на этот праздник поздравляют только пап?
- Нет, почему? Это мужской праздник. Чаще всех поздравляют тех мужчин, которые или воевали, или служили в армии, а может быть, служат сейчас.
- А ты таких знаешь, мамочка?
- Конечно, - кивнула Арина, - помнишь твоего любимого дядю Борю с моей работы?
- Дядю Боречку? Да! – обрадовалась Марта, вспомнив начальника службы безопасности Арининого отеля. – А он что, военный?
- Да. Он даже воевал и был ранен. У него и награды есть.
- А можно тогда я его поздравлю?
- Конечно, - с облегчением выдохнула Арина, поняв, что разговор от скользкой темы про папу ушёл совсем в другую сторону, - я думаю, что ему будет очень приятно.
- Ур-р-ра! – звонко прокричала Марта. – Я буду поздравлять настоящего солдата!
- Бери выше, - уточнила слышавшая большую часть их разговора Мира, - ты будешь поздравлять настоящего полковника. Он же полковник, да, мам?
- Да.
- Ур-р-ра! – ещё громче возликовала её младшая дочь.
С того дня вопросы про папу она больше не задавала.
Но, разумеется, значительно больше Арину беспокоила старшая дочь. Мира помнила отца, который, пока она была совсем маленькой, довольно много времени уделял ей. Тогда она любила его. И Арина, когда готовила побег из поселения, вообще сомневалась, что одиннадцатилетняя Мира захочет ехать с ней и младшей сестрой.
Когда она осторожно завела разговор об этом с дочкой, то была готова ко всему: слезам, категоричному нежеланию уезжать и даже к тому, что Мира расскажет обо всём Венцеславу. Но, как оказалось, она плохо знала свою дочь. Выслушав торопливые, сбивчивые объяснения Арины, та негромко ответила:
- Я всё поняла, мама. Ты правильно решила. Нам давно следовало выбираться отсюда. Папа плохо поступает с другими людьми и совсем не любит ни тебя, ни Марту. Я хочу уехать с вами. Ты уже придумала, как мы убежим?
Тогда Арина не сдержала слёз и долго обнимала свою оказавшуюся такой чуткой и понимающей дочку.
В Москве Мира разговоров об отце и их прошлой жизни не заводила. Друзьям, которые у открытой и общительной девочки появились почти сразу, она говорила, что родители развелись и папа остался в Сибири, где они раньше жили, а мама вернулась в родной город. Дети, многие из которых не понаслышке знали, что такое развод родителей, лишних вопросов не задавали и в душу к Мире не лезли. Что вполне устраивало всех.
Но иногда Арине всё же казалось, что ставшей уже почти взрослой Мире не хватает рядом любящего отца. Почему-то мысль попробовать найти себе мужа, а девочкам хорошего отчима ей в эти годы даже в голову не приходила. И теперь, глядя на дочерей, так быстро и явно привязавшихся к соседу, она растерялась. Удивительнее всего было то, что она Миру и Марту прекрасно понимала. И ей самой рядом с Константином было спокойно и надёжно и хотелось, чтобы он никуда не уезжал.
Это, разумеется, было невозможно. Меньше всего Арина желала бы навязываться своему новому соседу. Поэтому и играла так старательно независимую женщину, не нуждающуюся в поддержке. Играла, и сама себя за эту игру ненавидела. Но у Константина была своя жизнь, свои проблемы. В анамнезе, как накануне выяснилось, имелась и бывшая жена с новым мужем и старым холодильником в придачу. И от этого Арина ещё сильнее боялась стать для хорошего человека, который уже дважды за короткое время очень помог им, обузой. Поэтому, поразмыслив, она решила поддерживать отношения с Константином исключительно в рамках добрососедских. На всякий случай. От греха подальше.
Июль 2008 года
Константин
С дачи Соколан выехал в состоянии, которое, честно порывшись в себе, определил, как влюбленно-романтическое.
- Этого только не хватало, - сердито проворчал Константин и не менее сердито ткнул пальцем в кнопку магнитолы. Быстро перещёлкав все запрограммированные радиостанции, он с неудовольствием убедился в том, что на них крутили песни исключительно про любовь. Причём совсем не к Родине. Никаких тебе берёзок или осинок, а также кустов ракиты над рекой. А сплошные охи-вздохи, муси-пуси и прочие нежности. Надув щёки и с силой выпустив сквозь сжатые губы воздух, Константин снова включил диск своей любимой «Алисы», в репертуаре которой за все годы существования группы, как хорошо известно большинству любителей рока, ни одной песни про любовь к женщине не было. Что его как раз вполне устраивало. Прослушав «Дождь», «Трассу Е-95» и «Джаз», Соколан слегка успокоился и к Частичкиным и их холодильнику прибыл в настроении вполне благодушном и умиротворённом.
Светлана увидела его в окно и радостно помахала. Константин помахал в ответ и с благодарностью подумал о том, как ему с ней повезло. Он всю жизнь мечтал о такой сестре. И обрёл её не совсем традиционным образом. Всем его девушкам, да и просто знакомым, осведомлённым о его отношениях со Светланой, такое положение вещей казалось странным и даже ненормальным.