Корона двух королей (СИ) - Соболевская Анастасия. Страница 77

— Я говорил с ним после тавромахии, — вдруг вспомнил Альвгред. — Его впечатлил твой поступок. Он сказал, что не ожидал, что женщина заткнёт за пояс ангенорских мужчин.

— Не сомневаюсь, — усмехнулась Вечера. — Он привык, что касарийские женщины могут быть только безропотными овечками, которые боятся даже глаза поднять на мужа.

— Он сказал, что поступок Алмазного Эдельвейса стоил того, чтобы пройти весь путь от Таш-Харана до Туренсворда.

— Тонгейр Свирепый признался мне в любви? — брызнула смехом принцесса.

— Думаю, да, — согласился Альвгред. — И такой соперник пугает меня куда больше Монтонари или Рейеса.

Вечера засмеялась.

— Тонгейр старый.

— Но это не мешает ему каждый день водить к себе Миртовых птиц. Не удивлюсь, если он обрюхатит Меганиру ещё раз, несмотря на седины.

Вечера запустила в мужа подушкой.

— Ты же понимаешь, что мы всего в шаге от того, чтобы всё-таки склонить самрата на нашу сторону? — спросил Альвгред, когда они перестали смеяться.

— Я бы не стала на это надеяться, — усомнилась Вечера. — Я понимаю, он твой дед, и ты, возможно, почувствовал родную кровь и потому хочешь, чтобы он нам помог, но Тонгейр… Я смотрю на него и вижу его холодные глаза. Он смотрит на нас всех как на своих жертв. Ты же видел Меганиру. Вот что делает Тонгейр с теми, кто оказывается от него зависим. Он унижает её. Попробуй запретить любой ангенорке смотреть на людей, говорить — и получишь кочергой между глаз, а Меганира покорно сносит все унижения. Рано или поздно Тонгейр её убьёт. — Вечера замолчала и внимательно посмотрела сквозь темноту в лицо Альвгреду. — Он не станет нам помогать. Он будет сидеть здесь и наблюдать, как Осе бегает вокруг него, как щенок, виляя хвостом, а когда ему наскучит, уедет и ничего не скажет о своём решении. Помнишь, как было во время нашей свадьбы? Он просто приехал, не предупредив о своём приезде вообще никого. Разве что ноги на обеденный стол не закинул. Он относится к нам как к своим слугам и не считает нас равными ему. Думаешь, он отправит своих людей за нас умирать? Ангенорские войска, кирасиры, Ловчие, кантамбрийцы, воины Алого утёса — это все, кто у нас есть.

— А мне кажется, с ним можно договориться, — поджал губы юноша.

— С чего ты решил?

— С того, что пару дней назад я видел, как Тонгейр возвращался в замок из города. Я сделал вид, что не заметил, но на его ботинках были следы от синего мха. Тонгейр был на могиле Идалиры. Он любил и любит свою сестру. Пусть он никогда в этом не признается или будет отрицать, но он точно там был. И я это знаю, потому что отправился к ней на могилу. На ней лежали свежие цветы.

— Ты храбрый кирасир, но ничего не смыслишь в людях, Альвгред, — вздохнула Вечера. — Тонгейр любит сестру и ненавидит всё, что послужило причиной её смерти. А это всё, что связано с Ангенором. Кстати, тебе не показалось странным, что доспехи воинов Теабрана было не разбить секирами эвдонцев? Много ли ты знаешь кузниц, где могут изготовить такие доспехи? Если Тонгейр до сих пор скорбит по сестре, это значит, что от него можно ожидать что угодно, кроме помощи.

ГЛАВА 22

Хранители

Этой ночью Инто вновь подрался с отцом, и Хранителям ключей и казны, которые стали невольными свидетелями драки, пришлось их разнимать. Они как раз заканчивали затянувшуюся партию в шахматы, когда услышали возню под окнами.

Не сказать, что им удалось разнять дерущихся без труда. Отец Инто был в три раза крупнее своего противника, бил огромными лапами наотмашь и запросто мог сломать кость, стиснув её в кулаке. Да и мальчишка не уступал отцу в силе, хотя с виду едва ли можно было предположить, что щуплый парень вообще способен был оставить после своего удара хотя бы синяк. Со стороны их схватка походила на то, как если бы вертлявая тощая кошка нападала на медведя. Корвену даже пришлось схватиться за вилы, чтобы отбиться от пьяного верзилы, который орал, что ему пытаются выбить глаз молотком.

Когда поверженный конюх ушёл зализывать раны — по всей видимости, в одну из таверн Нижнего города, — камергер и Хранитель казны отвели Инто на кухню, где кухарка Герта достала из-под стола чистые тряпки и набрала миску воды, чтобы промыть ссадины и царапины на лице мальчишки. Она привыкла, что эти вещи могут понадобиться в любой момент, пока в стенах замка живет его вечно пьяный ленивый увалень-папаша.

— С чего на этот раз началась драка? — осведомился камергер в перерыве между руганью по поводу оборванных пуговиц на манжете. — С чего весь сыр-бор?

— Отец издевался надо мной, над тем, что я хотел выступить на тавромахии, — всхлипывал Инто от горькой обиды, пока кухарка смывала грязь с его ободранных скул. — Дразнил меня недомерком, уродом. Сказал, что я цыганский ублюдок, а не его сын, и мой удел — сдохнуть рядом с навозом, а не носить кирасу. Когда я сказал ему, что выйду на арену в следующем году, он начал орать, что с удовольствием полюбуется, как бык размозжит мою башку, а деньги за мою смерть он спустит на бочонок хорошего эля, потому что ему от него будет больше пользы, чем от меня. Я разозлился и ударил его, он ударил в ответ, потом отпихнул меня и кинулся к половице у моей кровати, под которой я хранил свои деньги. Он отобрал у меня всё. Все мои сбережения!

— Неужели в твоём доме нет ни единого места, в котором можно спрятать твои гроши понадёжнее? — приподнял бровь Корвен.

— Я прятал. И под полом, и в подоконнике, зашивал в матрас, но он всюду находит мои деньги и спускает в таверне.

— Почему вы не пришли с этим ко мне? — тихо прошелестел казначей. Его голос был низким, спокойным и хищным. Он стоял у печи и тщательно протирал платком испачканные руки. Сальдо не терпел чужих прикосновений, но только скривлённые губы служили признаком того, что чужой пот, оставшийся на коже его рук, доводил казначея до исступления.

— А что бы вы сделали? — огрызнулся Инто. — В замке только и говорят, что вас ничего не трогает, кроме денег. И сердца у вас нет — одни цифры. Какое вам дело до моих проблем?

Корвен ухмыльнулся в сторону казначея:

— Хорошая у вас репутация, не так ли, мой угрюмый друг?

Сальдо поджал губы и буркнул:

— Меня это могло заинтересовать хотя бы потому, что налицо факт воровства.

— Отец воровал не у короля, а у того, кто целыми днями чистит бычьи загоны от дерьма.

— А какая разница? — Сальдо вопросительно поднял бровь.

Инто усмехнулся.

— Можно подумать, вы бы что-то смогли сделать. Вы теперь лучше смотрите, как бы мой папаша не встретил вас в тёмном переулке и не прихлопнул, как муху. У него сил и злости на десятерых, а мозгов как у голубя. Только и хватает, чтобы жрать, пить и гадить.

— Приму это к сведению, — невозмутимо ответил Сальвадор. — А когда вы успокоитесь, советую найти меня и обсудить, как можно решить вашу проблему.

— Вы, что ли, предлагаете мне положить деньги в банк, как королю? Да вы сама щедрость. Ай!

Из потревоженной ранки на щеке Инто потекла кровь.

— А ну, не дерзи! — зашипела Герта и прижала тряпку к его лицу.

— Разумеется, нет, — произнёс младший Монтонари и снова отвернулся к уютному пламени, продолжая полировать ладонь. — Но в моей власти хранить ваши сбережения в месте более надёжном, чем половица под кроватью или матрас.

— И с чего вдруг такая щедрость? — Инто недоверчиво нахмурился.

— Это не щедрость, а знание моих прямых обязанностей как Хранителя казны.

— Да хоть как называйте, что теперь толку? У нас с матерью всё равно уже ничего нет. Ни одного даже завалящего медного крефа. А до жалования ещё целая неделя. Матери теперь не на что даже пряжу купить, чтобы вязать сорочки на продажу. — Инто немного помялся, но всё же произнёс уже совсем без дерзости: — Может быть, вы могли бы одолжить мне немного денег?

Сальдо не сводил глаз с отполированных до блеска ногтей. Теперь его руки едва не светились белизной в приглушённом свете оплывших восковых свечей.