По ту сторону пламени (СИ) - "Abaddon Raymond". Страница 40

Поймай, пойми этот момент.

Когда день ломается в ночь.

Далеко и близко трещат оконные рамы. Тонко звенят стекла. Шаги.

— Великолепно, правда? — Плутон улыбается лишенными белков глазами. Встряхивается, распушив мех на горле. Я ищу и не нахожу привычного страха. Осторожно касаюсь ее шеи. Колкая. Мягкая. Теплая. Почему она теплая?

— Ты знаешь, — тварь отвечает на незаданный вопрос, — у тебя получилось.

— Да, — сжимаю левую руку в кулак. Все еще больно, но это — старая боль.

— Ты… Меня ждут, — отступает к деревьям, отворачивается, но не спешит уходить.

— Что? — она идет к Наасу. С ним она разговаривает, не со мной. Ему она скажет, что…

— Видны, — вздрагиваю. — Звезды со дна колодца. Даже в самый яркий день я могла разглядеть… — качает тонкими рогами. — Тлалок приходил по ночам. Днем позволял всем желающим толпиться у колодца, но во время своих… уроков… хотел, чтобы я видела только его. Не понимал, каким маленьким казался: крохотный силуэт перед вечными огнями. Его голос заполнял колодец, а их молчание — целый мир.

Плутон оглядывается на меня. Рвано смеется:

— Я ужасный учитель. Прости. Рыжий мальчишка гораздо…

— Понятней, — тварь скалится. — Но этого мало.

— И меня будет мало. Любых знаний тоже.

Знаю.

Плутон запрокидывает лицо к первым, еще тусклым точкам на синей глади:

— Всегда есть что-то еще, Аваддон. Даже если прямо сейчас ты не видишь, все равно — продолжай искать. Никогда не останавливайся. Пусть твой страх заслоняет небо, но однажды ты найдешь свои звезды — прямо за его плечом.

Глава 5

Я искала. Терялась во дворах и переулках, торопилась догнать гремящих за стенами тварей — никогда не успевала. Забавно: мы поменялись местами. Разгадывала чужие воспоминания по следам на полу и стенах. На той, что начиналась за красной, слоистой от краски дверью нашей квартиры, каждый отсчитанный Айиными часами день прибавлялась царапина. Сколько их наберется в конце? Айяка однажды заметила, что иногда пропускала, и поэтому мы наверняка потеряли неделю. Но я бы сказала — целую жизнь.

Жизнь в подвальном мраке и несмолкающем хриплом шепоте, тонком запахе птичьего помета и биении крыльев под потолком: воробьи все чаще спархивали к покрытому изморозью знаку, а потом бились между колонн и стеллажей в поисках выхода. Многие его не находили.

— Почему моя улица? — спрашиваю Плутона, отогреваясь на крыльце и наблюдая, как с разрисованных шрамами предплечий стекают радужные пятна витражной тени. Тварь щурится, раздувает узкие ноздри. Взъерошена после прохода через защитный барьер вокруг заклинания. Горячие цвета исчезают, касаясь чешуйчатого, теперь очень настоящего лица. В сумерках каменного парка мой кошмар растерял иллюзорный морок. Другие создания тоже перестали отмечаться предчувствием гибели — но только для меня и Нааса. Маги по-прежнему бледнеют и замирают, когда неподалеку оживает тьма. Тру опухшие веки:

— Здесь не произошло ничего ужасного. Случались места и хуже.

Коридор с бурыми брызгами: несколько пропущенных уборщиками капелек у плинтуса. Оставались там даже когда я заканчивала школу. Дом с проломленной крышей веранды, затерявшимся внутри осколком — куда после приходили умирать окрестные коты и собаки. И дед тоже попросил отвести его в устланный просевшими телами дикий яблоневый сад, где пронзительно пахло разложением и на единой ноте гудели тяжелые, зрелые мухи.

— Вот здесь. Помоги мне сесть. Пора немного отдохнуть. Мы проделали долгий путь, правда? — в те годы он уже давно не ходил дальше туалета. Морщинистое

лицо посерело и блестело от пота. Я размяла плечо, на которое он опирался. Больно.

— Тебе плохо? Принести воды? Я быстро сбегаю… — я не спросила, зачем мы здесь. Наверное, знала.

— Да… дда, так будет лучше, — согласился на выдохе. Собирался что-то сказать, но я вскрикнула:

— Я сейчас! — и убежала. А когда вернулась — вопреки обещанию медленно, чтобы не расплескать до краев полный стакан — его больше не было.

Я почти чувствую гнилостный дух и вижу сгорбленную фигуру под деревом — будто дремлет, облокотившись о ствол. Но кто станет спать в подобном месте?… Встряхиваю головой, возвращаясь в жаркий полдень Отрезка.

— Суть в надломе. Здесь ты изменилась. Приняла решение и последовала ему, — обещала перестать убегать. Не там, на трамвайной остановке. И кто мы сейчас, если не беглецы?

— Оно ни черта не изменило. Я осталась прежней.

Из подъезда напротив выныривает Наас. Улыбается и салютует сверкающим на солнце мечом. За ним Тони, закинул свой на плечи. Лезвия настолько тупые, что некогда смертоносное оружие теперь тянет лишь на дубинки. Тварь хмыкает, подбирается для прыжка:

— Как хочешь. Но ты ошибаешься. Мы все кружимся, Аваддон. Блуждаем кругом или взбираемся по спирали — ты ни за что не поймешь, пока не найдешь точку отсчета. Однажды ты оглянешься назад и увидишь: случившееся на этой улице изменило твою жизнь.

— Почему ты называешь меня Аваддоном? Меня зовут Зарин.

— Я так не думаю.

Порыв ветра — и ее нет рядом.

— Пойдем с нами! — кричит рыжеволосый маг. — Тренироваться! Догоняй! — бросает уже на бегу.

Мышцы ноют после вчерашней схватки. Голова кружится — от прогорклой пепельной магии подвала.

В день, когда моя плоть перестала гореть, Кану пришла идея:

— Тренировки, — парень появился на пороге кухни. Загородил проход, отсекая путь к отступлению. Прическа растрепана сильнее обычного. Жара наконец-то победила, и капитан пятого блока снял форму. Но даже без смертоносных перчаток, в обычной черной майке и джинсах, Кан напоминал хищника, почуявшего запах добычи. На запястье блеснул запутанный в ремешках знак Университета.

— Я и тренируюсь, — быстро ответил Наас. Кан прошелся по нему цепким взглядом. Рыжеволосый маг ссутулился, спрятал ладони между колен.

— Оно и видно, — фыркнув, Нинин брат переключился на меня. Я гуляла до рассвета и не нашла Плутона в утренних сумерках на привычном месте, поэтому оказалась дома — не вовремя. Кан склонил голову набок, оценивающе разглядывая мои худые руки:

— Итоговый экзамен включает и физические нормативы. Владение оружием, холодным и огнестрельным, борьбу, выносливость. Мы чаще полагаемся на тело, не на волшебство. Твой год проходит прямо сейчас. Нельзя терять время.

— Это ловушка, он убьет тебя, — громко прошептал Наас. И вызвался составить компанию. Айяка с Тони, посоветовавшись, тоже решили присоединиться.

— Мне ужасно скучно, — поделился Наас по дороге. Было жарко и солнце слепило, заставляя щуриться. Выбеленный светом Кан бежал трусцой впереди к лишь ему известной цели. Мы отстали, чтобы поговорить между вдохами. — Тони или с Каном… в шахматы шпилится… ненавижу… Либо с Айякой… гуляет… Ты… занята… Айя… — парень нахмурился и умолк. Он никогда не заговаривал с черноволосой волшебницей. Я посмотрела ей в спину — тяжелый хвост носился маятником туда-сюда. Тони держался рядом, вот повернулся к своей девушке: все ли в порядке? Айяка рвано кивнула и споткнулась. Она даже слабее меня. Но будущим ученым не нужно бегать.

В боку нещадно кололо, а легкие пекло. Я хлопнула Нааса по плечу вместо ответа и попыталась сосредоточиться на дыхании.

— Я понял… куда! — я тоже. К девятиэтажке, сзади которой — стадион, шаткие трибуны. Покосившиеся футбольные ворота и дымящая пылью земля. Высаженные в шеренгу сухие тополя дырявят небо. Это место неприкосновенно. Я давным-давно обошла все три подъезда, но не смогла открыть ни одну дверь. В Отрезке бывает: как ни ломай — и царапины не прибавишь. Тони сказал про похожий дом:

— Ждет своего человека. Или… не-человека, — добавил, услышав переливчатую трель под лестницей. Мы перестали дергаться при подобных звуках, а Айяка больше не вскрикивает, тут же зажимая рот. Твари днем не показываются, но присутствие ощущается — хотя бы ознобом в затылке.

Ночью не высовываемся мы, чтобы не нарушить само собой установившееся равновесие.