Точка невозврата - Банцер Сергей. Страница 39

— Не буду…

И вдруг такая злая уверенность накатила, прямо мурашки по спине! Ноги моей больше в ДОСах не будет никогда! Окончен ДОСовский бал для Люсьен! Никто больше не будет называть меня этой бордельной кличкой!

А голос изнутри опять вопрошает:

— А не передумаешь?

— А вот не передумаю!

И взяла на колени стала перед иконой! Бухнулась и все. Одна в пустой церкви. Постой на коленях, дура, может, поумнеешь! И говорю уже вслух:

— Не передумаю… Не передумаю… Нет! Все!

И вдруг из груди как комок ваты грязной какой-то вывалился, я аж под ноги посмотрела. И дышать легче сразу стало. Как в моем сне с волшебным поездом. И слезы побежали — как кран открыли. Внезапно словно лампочка рубиновая вспыхнула: «точка невозврата». То ли где-то в темноте под куполом храма, то ли прямо у меня в глазах, не поймешь. Совсем как Лось рассказывал: все, назад нельзя! Там, сзади, смерть! От меня уже ничего не зависит, теперь только вперед!

Как раз тут батюшка из алтаря вышел. Старенький, седой весь, с большим золотым крестом на груди. О, Господи… Как-то неслучайно это все… Встала я с колен, украдкой слезы вытерла и подошла к нему.

— Батюшка, а можно спросить?

— Спрашивай.

— А вот, говорят, есть такой венец безбрачия. Ну мне посоветовали, сказали, надо мне снимать его. Это как, можно? Церковь как, разрешает? Может, через церковь это можно как-то снять?

Старичок поглядел на меня голубыми выцветшими глазами и спросил:

— Как зовут тебя?

— Люся. Людмила.

— А вот чего ты, Людмила, сюда, в храм, пришла? Случайно или как?

Тут уже я задумалась. Вообще-то маршрут у меня был совсем другой, в часть, колею ломать. Как-то само получилось. Вообще не знаю, чего пришла.

— Не знаю. Так получилось. Сошла с автобуса и пришла, — сказала я.

— Ну и хорошо. Слушай. Никакого венца безбрачия на тебе нет. Нет и все. Потому что его вообще нет ни на ком. Есть православная вера наша. И венцов безбрачия в этой вере нет. Значит, и снимать нечего. Не забивай этим голову и все.

— А можно еще? Вы меня простите…

— Говори, — сказал батюшка.

— А вот, говорят, есть заговоры такие. Ну, типа привороты. Ой, простите меня, глупости, наверное, говорю…

— Понимаю, о чем ты… Есть заговоры. И привороты есть. Страшные есть. Очень страшные привороты. На крови. Только стоят они очень дорого. Те деньги, что ведьмы за это берут, — это не плата. Так, ерунда, две-три сотни. Настоящая плата впереди. Человек этот получает печать на чело, невидимую. И живет с ней до смертного одра.

— Печать? — прошептала я.

— От князя мира сего эта печать. Мол, свои люди, сочтемся. Если душа у того человека, что принял помощь от князя мира сего, еще не запачкана вконец, то он сам почувствует это. Не по себе будет как-то. Совесть грызть будет. Днем поутихнет, а ночью грызть изнутри будет. И не будет от этого спасения. В помощь нам она, совесть, дана.

«Так грызет», — подумала я и сказала:

— Так что же делать? Уже двадцать пять, а не замужем.

— Проси у Бога. У Богоматери проси, — тихо сказал старик.

— И что, будет результат? — спросила я.

— А кто ж его знает, — батюшка развел руками. — Результат князь лукавый обещает. И дает. Заговор всегда результат дает. Там все просто. Вот этим заговор от молитвы и отличается. Молитва — это всегда просьба. Без расчета на результат. Просто смиренная просьба. Прошу, Господи, если будет воля Твоя, будь ко мне милостив. А с лукавым не просьба. Там договор. Честно, по-деловому. Ты мне, я тебе. Ты обращаешься в заговоре ко мне за помощью? Хорошо, я тебе помогу. Но только не бесплатно. Могу в кредит, заплатишь потом, мне спешить некуда. Принимает человек такую помощь по безумию и добивается своего. Кто красоты, кто любви, кто денег, кто здоровья. Радуется: вот жизнь удалась. А перед последним вздохом появится, откуда ни возьмись, тот помощник рогатый, о котором ты уже забыла давно, и скажет, суча копытцами: «Ага, добрый вечер! Пора платить по векселям, как раз мое время и пришло!» Никто его не видит, а умирающий человек видит. Потому что перед смертью открываются очи духовные, и он видит то, чего не видим мы. Тогда тянет изо всех сил руку человек перед последним вздохом, перекреститься хочет. А сил уже нет. А впереди вечность. А рядом лукавый копытцами сучит и глазками немигающими сверлит тебя: «Давай, давай! Рассчитывайся, договор помнишь?!»

Старенький батюшка замолчал. И я молчу. После такой перспективы и не знаешь, о чем дальше спрашивать. Не знала, что так тяжело разговаривать со священниками.

— И что ж, просить и все? — спросила я.

— Ничего не все. На Бога всегда надеяться нужно, но и самой потрудиться надо. Иногда тяжко потрудиться. Не думай, что Бог все за тебя сделает. На то и даровал он тебе свободную волю. У зверей ее-то нет. Так что за свое счастье побороться надо. Иногда до кровавого пота, до последнего вздоха. Будет воля Всевышнего — будет тебе счастье. А не будет воли — значит, не нужно оно тебе, счастье.

— Как это не нужно? Кому же счастье не нужно?

— Счастье — это клинок обоюдоострый, так порезаться можно, что потом всю жизнь не отмоешься. Поэтому и редкая это штука — счастье. Или было оно в прошлом, или еще будет. А вот прямо сейчас счастье — штука редкая. Хотя посылает Всевышний и такое. Нам не уразуметь этого.

— Ну счастье да… А вот справедливость? Ее, может, еще меньше, чем счастья…

— А Бог не справедлив. Вовсе не справедлив. Бог милостив. По справедливости, всем бы нам конец уже давно. Живут пока еще человеки на земле только потому, что Бог не справедлив, а милостив. Прощает все. Пока прощает. Вот тебе прощает, как думаешь?

— Еще как, — сказала я.

— И мне прощает. Тебе одно, мне другое. Долго терпит. Но в конце будет Суд. В конце времен все-таки победит зло.

— Зло? — спросила я.

— Да, зло. Земная история закончится победой зла. А после конца земной истории все мертвые встанут из своих могил, возьмут свои кресты и вместе с живыми пойдут на Суд. Так написано в последней книге Нового Завета.

— А что это за книга? — спросила я.

— «Откровение Иоанна Богослова», — сказал батюшка. — Или еще «Апокалипсис» называется. Последняя книга Библии. Это книга видений святого апостола евангелиста Иоанна о последних временах человеческой истории.

— А где можно эту книгу почитать?

— Да по нашим временам нигде, пожалуй. Редкая вещь, по нашим временам. А что, интересуешься?

— Интересно. Я вот Гамлета, принца датского, Шекспира, недавно прочитала. Даже на память выучила оттуда немного.

— У меня есть «Апокалипсис». Коль интересуешься, могу почитать тебе оттуда прямо сейчас.

Батюшка ушел в алтарь и вернулся с тоненькой старой книгой, почти брошюркой. Открыв ее на нужной странице, он подошел к моей свече так, чтобы свет падал на пожелтевший листок, надел очки и начал читать:

— «Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязя. И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы. И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих. И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека. В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них. По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее — как лица человеческие; и волосы у ней — как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов».

Я вышла из церкви и смотрю на все вокруг какими-то другими глазами. По-другому смотрю. Вот редкие прохожие идут, вот на остановке автобуса в ДОСы ждут. А знают они про саранчу? Наверное, нет. Книжечка-то редкая. Да и кто читать ее станет? А как там батюшка сказал? «Тяжко потрудиться. До кровавого пота. До последнего вздоха. За свое счастье». А зубная врачиха? «Придется, деточка, потерпеть». А умный Уильям? «Иль, ополчась на море смут, смести их в противоборстве». Примерно все говорят одно и то же. Неспроста это все со мной.