Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 53

Не говоря ни слова, Крюгер остро глянул на дипломата, поправляя перед зеркалом орденскую ленту на сюртуке.

– Британские офицеры, – продолжил тот невозмутимо, – считают его дураком и называют «Дымящий Вилли», сравнивая с первым паровозом Стефенсона – скорее шумным и дымным, нежели полезным.

Дядюшка Поль кивнул, принимая сказанное к сведенью, и замер на миг.

– Родс и союзные ему британские промышленники, владеющие шахтами на наших землях, заигрались, – сказал он хрипловато, – до поры мы терпели их, помня о священном праве частной собственности, но англичане раз за разом показывают нам, что законов они придерживаются только тогда, когда их можно трактовать в свою пользу.

– Национализация… – выдохнул восторженно консул.

– Да, – кивнул Крюгер, начиная с неотвратимостью ледокола двигаться к выходу, спускаясь к экипажу, – сегодня в Претории зачитают моё письмо перед Фолксраадом. Мы не будем больше терпеть враждебные действия иностранных подданных.

– Думаю, – он усмехнулся суховато, – такое событие заставит Его Величество перейти от воинственной риторике к действиям.

[i] Гриква (англ. Griqua, африк. Griekwa), устаревшее обозначение гриквасы – общее название для нескольких субэтнических групп, возникших в результате смешанных браков между аборигенами юга Африки (готтентотами или нама) с одной стороны, и бурами с другой.

[ii] Веит (Голланд.) – правитель армии.

[iii] Гирд (Голл.) – копьё, храбрый.

[iv] Приписывается Черчиллю.

Глава 32

– Развод караула, – негромко говорит Санька, не отрываясь от наблюдений за британцами.

– Угу… – щёлкаю крышкой часов и сверяю время, записывая в тетрадь. Хронометраж у нас абсолютный, насколько это вообще возможно.

У наблюдателей две тетради – одна с поминутным хронометражом, другая с наблюдениями. Кто из солдат близорук, кто хромает или несёт службу спустя рукава – всё заносится!

– … рыжий хромец мается животом, – в тон моим мыслям говорит Санька.

– Смените, – прошу гриква, видя братову усталость и всю его излишне напряжённую фигуру. Веит охотно подхватывает бинокль, поправив мимолётно тубусы из бумаги поверх окуляров. Может, и перестраховка, но чуть меньше шансов, што засекут отблеск стекла…

С биноклем осанка чернокожего полководца меняется, и прямо-таки вижу, как поверх потрёпанного пиджака вырастают офицерские эполеты. Ох и непрост… ну да не моё то дело, и если гриква имеют таки гражданское самосознание и собственное мнение о судьбах Африки, то кто я такой? Пусть.

Покачав головой, гляжу на Саньку, полуприкрывшему усталые глаза и затеявшего игру с изумрудной змейкой, переползающей на соседнюю ветку. Подставив руку, он шепчет што-то, и вот ей-ей, змея будто прислушивается, приподняв треугольную голову и переползая на руку.

– Чево? – поворачивается он на взгляд.

– Так… шаман, однако!

– Скажешь тоже! – качает тот головой, – Змеи, они никогда зазря не укусят!

В голосе убеждённость, которую не перешибить ничем.

– Ага, ага… а шепчешь тогда што?

– Так! – он краснеет буряково, делая вид независимый и вольный, – Бабка научила.

– Ты не подумай! – вскидывается он, поняв моё молчанье по своему, – Хочешь, научу?

– Потом, – задумчиво гляжу на змейку, пригревшуюся на его руке, обвившись причудливым браслетом поверх рукава рубахи. Вроде как и да… но лёгкая сцыкливость даёт о себе знать. Сильно подозреваю, што дело не в шепотках бабкиных, а в плавных движениях и уверенности брата, да и действительно – змеи по большей части совершенно не агрессивны… но проверять не хочется. По крайней мере, пока.

В высоком кустарнике влажная духота, пропахшая пряными запахами цветов и трав, жужжаньем насекомых и короткими перебежками ящерок, замирающих при каждом движении. Изредка проползёт по своим делам змея, да вспорхнёт на крохотную поляну мухоловка, обманутая нашей недвижностью.

Обмахиваемся изредка от насекомых и наблюдаем, наблюдаем, наблюдаем… Папаша с Корнелиусом, сменяясь, караулят в нескольких милях отсюда надёжно укрытую в одной из крохотных долин повозку и скот.

Подойдя к кустам, слегка сдвигаю ветки и разглядываю укрывшийся в небольшой долине концлагерь. Сейчас мне не нужны никакие биноклевые подробности, а просто наглядность перед глазами.

Долина узкая, трещиноватая, будто расколовшая гору. Стены не то штобы вовсе отвесные, и с немалым трудом можно вскарабкаться на склоны, которые чуть повыше становятся вполне себе пологими проходимыми, но дальше зась! Броди по ним хоть как, а проскользнуть мимо британцев из долины не выйдет, если только ты не опытный скалолаз.

Гриква с Корнелиусом за два дня обошли всю долину по гребню горы, и если они говорят нет, то это весомое нет. Выросли они в этих местах, и ходить по горам и промеж них умеют, а если не пройдут они, то женщины и дети, которых в лагере большинство, тем паче.

Шатры и палатки буров, а то и безлошадные повозки, раскинуты по всей узкой долине, тулясь в основном рядышком с двумя тонкими ручейками, стекающими с гор. Народ в лагере вялый, как это бывает от весенней бескормицы, да так оно и есть.

Видно, как народ ковыряется в земле, ища коренья и любую поживу. Везде проплешины – как бывает, если скот долго остаётся на месте.

Мишку видели пару раз, но мельком и вовсе уж издали. Вроде как без повязок, но што, как…

Фактически, единственный затык, это британский блокпост, перегораживающий долину на входе, но и тот скорее от побега, нежели для отражения врага. Колючая проволока широкой дугой, мешающая пройти заключённым к британцам, в паре десятков метров за ней мешки с песком, сложенные едва ли по грудь высотой, и наконец – палатки.

Парочка складских, с продовольствием, амуницией и патронов.

Офицерская, в которой обитает дрищеватого вида второй лейтенант с явно купленным офицерским патентом. Мальчишка, от силы лет семнадцати, с упоением играющийся в солдатики и старательно соблюдающий все законы и поконы Офицера и Джентельмена, часто утрированно и всегда – без должного понимания.

По утрам он делает зарядку, умывается над тазиком, шумно фыркая, отплёвываясь и отсмаркиваясь, и бреет прыщи, ходя потом с заклеенной бумагой физиономией. Затем лейтенант изволит устраивать смотр, завтракает, и развлекает себя шагистикой подчинённых и выполнением ружейных приёмов. Просителям лейтенант явно раздражается, полагая эту часть своих обязанностей низменными и тягостными.

В штабной палатке строго по одному принимают буров, и в ней же обитает сержант, переслуживший все сроки и тянущий лямку по инерции. Душевно вялый, немолодой, высохший, с замедленными движениями ревматика и въевшимся намертво индийским загаром. Производит впечатление служаки, сделавшего карьеру преимущественно в канцелярии, и собравшегося уже в отставку, но вот незадача… война!

Вся его натура уже на пенсии, и главное – дождаться наконец, скинуть опостылевший мундир… Старается не напрягаться лишний раз, будь то душевно или тем паче физически.

Две солдатские потрёпанные палатки четвёртого срока службы, в которых обитает семнадцать вояк, грозных скорее своей многочисленностью, нежели чем иным. Тот случай, когда второй сорт не брак.

Будь нас чуток побольше… Обрываю эти свои мысли, потому как затевать длительную перестрелку не по мне, да и защита, пусть даже и заметно худшая, у британцев не только со стороны концлагеря.

Въезд в долину перекрывают частично мешки, почему-то с одной только стороны, шлагбаум и колючая проволока в два ряда. Прорваться атакой можно, но буры атаки не любят, так што в принципе и да, вполне надёжно, тем более для тыла.

Какую-то часть бриттов можно пострелять со склонов, откуда мы за ними наблюдаем, но подумав как следует, оставляю эту мысль в сторону. Увы, но для прицельной стрельбы далеко. Штучный выстрел – быть может, но делать ставку… нет, точно нет.

Да и неизвестно, какие у них приказы – может быть, расстрелять или повесить в случае нападения «мятежников». Слыхивали про такие случаи. Женщинам и детям ничего не грозит, но Мишка…