Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 54
В голове потихонечку вызревает план – невероятно авантюрный и рискованный, но за неименьем десятка-другого особо метких стрелков, пожалуй, што и единственный.
Начало темнеть, и мы, стараясь не потревожить лишний раз растительность и зверьё, криком орущее при нарушении покоя, спустились в лагерь, где уже вовсю булькал на костре ужин. Немного крупы, коренья и много-много мяса. Очень вкусно! Папаша расстарался, и хотя обычно буры обходятся в походе вяленым мясом и сухарями, готовить в походе мужчины умеют.
На меня поглядывают, чуя новости, но не спешу, говорить начинаю уже за кофе, тем паче чую, што спать нас севодня ложиться позднёхонько.
– Есть, – дую в кружку, – план. Намётки скорее. Схема такая себе… несложная и действенная…
– … но, – обвожу всех глазами, – суть в том, што для его выполнения нам потребуются стальные яйца.
Зафыркали, фраза в переводе не нуждается, понятна интуитивно. Молчу, жду ответа…
Решительно кивнул Санька… гриква… Переглянувшись, кивают буры, тут же вопрошая глазами о подробностях.
– Значит, так…
Не доезжая метров двадцати до шлагбаума, остановили быков. Папаша, пользуясь моментом, невозмутимо достал трубку и начал раскуривать. По правую сторону от него, зайдя чуть вперёд, переминаются гриква. Сбросившие дорогие их сердцу европейские одёжки и стоящие в одних набедренных повязках с грузом за спиной, выглядят они точь-в-точь как провинившиеся слуги, особенно если не слишком разбираться в расовых особенностях местных уроженцев.
– Оёёюшки, – поёжился брат, потянувшись лопатками назад и готовясь скинуть куртку.
– Ждём… – сидя в циновке поверх пушек с раскуренной сигарой в руке, шиплю я змей, – ждём, Саня…
Болезненного вида капрал, вышедший нам навстречу с двумя подчинёнными, требовательно махнул рукой.
– Стоять! – запоздало пролаял он, пока рядовые навели на нас ружья.
Папаша в ответ завёл медленный разговор, мешая африкаанс с дрянным британским, вставляя в речь имена Родса и чиновников Капской колонии. Сморщившись, как от зубной боли, капрал заглянул внутрь, но увидел двух мальчишек на груде барахла, и ощутимо расслабился, рявкнув што-то солдатикам, опустившим ружья.
В животе у него забурлило, и сделав отчаянное лицо, капрал дал знак проезжать, мелкими шагами засеменив назад. Не спеша, папаша сделал несколько затяжек, поделился с солдатами табаком, и только потом тронул вожжи.
Заведя быков, он развернул их задом, будто готовясь сгружать привезённое к складской палатке, где уже сгрудилось несколько солдат. Санька тут же соскочил, откидывая задний полог, и взмахом руки подзывая их.
Улыбнувшись рыжеватому молоденькому солдату с лицом вечного чмошника, заглянувшего в повозку, вжимаю сигару в запальное отверстие…
… и каменная дробь, да с близкого расстояния, сделала из них фарш. Оглушённый близким разрывом, я пропустил пару секунд, а когда очухался, успел увидеть присевшего за повозку папашу, выпускающего из магазинки пули с самой невозмутимой физиономией…
… Саньку, закружившегося с револьвером промеж палаток, подхватывающего на лету ружьё из пирамиды…
… вывалившегося из-под повозки Корнелиуса, передёргивающего затвор…
… и Веита, упавшего на четвереньки и склонившего голову. Выстрел из закреплённой на спине пушки смёл двух британцев и штабную палатку, а гриква уже вскакивал, а на четвереньки падал Гирд…
Выдернув из-под шкур карабин, включаюсь в веселье… и не успев сделать выстрела, понимаю, что всё, враги внезапно закончились.
– Это было… – стараюсь не глядеть не человечину, густо разбросанную по земле, – легко.
– Мы мужчины, – невозмутимо заметил Веит, слегка морщась при движениях. Всё-таки отбило ливер, несмотря на подстеленную под пушку доску и пару циновок.
– Со стальными яйцами, – широко улыбнулся Гирд.
Широко вздохнув похуделой грудью и сморгнув непрошенные слёзы, Бляйшман оглядел выстроившееся на площади коммандо… его коммандо! Триста человек отборных молодцев, и это только пока! Потом будет ого, а может даже и совсем два раза!
Фима уже видел сибе генералом с орденами, героически идущего по Одессе, на зависть всем, и особенно всяким, кто говорил разное. Да, за такое можно поступиться прибылью, особенно с надеждой на после войны.
Героические карьерные мечты прервал Бургер Шал, вышедший из Фолксраада вместе с парламентариями на принятие присяги.
– И всё-таки – почему? – неожиданно спросил он Бляйшмана в наступившей тишине.
– Мы… – Фима хотел было сказать заготовленные умные слова, но его таки вдохновенно понесло, в лучших традициях Привоза, только через высокое, – видим народ праведный на землях обетованных! Народ, который живёт по Книге, и имеет дерзновение говорить нет Сильным Мира Сего, и стоять за Правду вооружённой рукой!
– И… – он сглотнул и выдохнул жарко, на всю площадь, в каждое открывшееся ухо, – мы хотим встать рядом с вами, и отражать нашествие Врага, потому что так – правильно!
– А потом… – он оглянулся на коммандо, обведя взглядом, – те из нас, кто пожелает этого, осядет на освободившиеся от Врага земли, и заживёт так, как должно. По Книге.
Молчанье… и площадь будто выдохнула, а у некоторых буров увлажнились глаза.
«– Ой, – думал Фима озабоченно через несколько потом, закрывшись у себя в кабинете и делая вид через работу, – мине кажется, или я сказал такую сибе красоту, шо вышла уже таки политика? Ой вэй…»
– Зато, – попытался приободрить он сибе, – если это будет да, то я таки в истории и практически в сказке! Осталось только сделать её такой, где жили они долго, счастливо и богато!
Глава 33
Мишка моргает воспалёнными веками, щурясь на нас навстречу солнцу, время от времени прижмуривая их и распахивая вновь. В глубине его глаз – неверие в собственное счастье и отчаянное желание, што всё это не окажется сном.
– Вы… – и выдох счастливый, и плевать ему и нам на человеческое мясо под ногами. Шагнули, да и обнялись втроём, и долго-долго не распускали руки. Только три сердца бухали вразнобой, норовя проломить грудные клетки.
Расцепились когда, буры уже растаскивали колючую проволоку в сторону, деловито собирая чужие трофеи, прежде всего оружие. Ну… пусть, не тот случай, когда нужно считаться такими вещами.
Гриква ушли, как и не было, и упоминать о них, согласно уговору, нельзя. Не было и нет, а если кто и видел своими глазами, то обознался, вот! Такая себе политика с этнографией, которая хоть и любопытна, но лезть в неё с головой, становясь этаким Миклухо-Маклаем на здешний лад, ну никакого желания! А ежели без головы, то и оно и тово… буквально может осуществиться. Без понимания момента, но с дурным любопытством не к месту.
Это только на первый взгляд – аборигены объевропеенные, а на деле – за ними пастбища, пахотные земли и военная сила, не слишком шуточная по здешним диковатым местам. Политика здесь не проще, чем на Кавказе, а гриква и бастеры – вполне себе козырные карты в здешних раскладах.
Папаша, взобравшись на повозку, толкнул речь, надрывая глотку на все полторы сотни собравшихся, натягивая жилы на тощей шее и багровея лицом.
– … вот герои… – слова его время от времени пропадали для меня, и попытавшись протереть уши пальцем, я уставился на подсохшую кровь, осыпающуюся чешуйками.
«– Перепонки»
… знать бы ещё, што это, и насколько опасно…
– … подобно Иуде Маккавею[i], собрал всех ревнителей Бога… – голосина у папаши знатный, ну да здесь такое нормально. Окаём! Доорёшься пока до напарника, да через стадо голов сотни этак в полторы, то-то глотка лужёная станет!
Слух снова пропал, но взгляды у собравшихся в нашу сторону самые благожелательные и уважительные, так што сделал на всякий случай вид бравый и скромный, как и положено хвалимому. Судя по пунцовеющему Саньке и гордому нами Мишке, вроде как и да, хвалят.
Мы вроде как и со всеми, но чуть с краешку, не ввинчиваясь в толпу чужих для нас людей, едко пахнущих потом и болезнями.