Я не ваша, мой лорд (СИ) - Островская Ольга. Страница 63

И как же я раньше не замечала этой жгучей ревности в его глазах? Почему не понимала? Он же зверем смотрел на каждого, кто на его глазах пытался ко мне приблизиться. Даже на Тоду поначалу. Но с напарником у нас быстро установились братско-сестринские отношения, после чего и лорд к нему подобрел. А я, дура, принимала это за опеку.

— Ты заинтересовала Корима. Не только как агент. Уж, я-то вижу, — цедит он сквозь зубы запуская пальцы в волосы.

— Я этого не хотела, — поджимаю губы, хоть он этого и не видит. Стягиваю с головы карилью, отвернувшись к зеркалу.

— Не хотела. Я знаю. Я стараюсь держать себя в руках. Всегда старался. Никогда не хотел показывать тебе, насколько я помешан на тебе, насколько собственник. Насколько готов убить любого, кто хотя бы взглянет на тебя, моя Скарлетт, — на моих плечах смыкаются его пальцы и большое напряжённое тело прижимается со спины.

— Почему? — срывается из моих губ хриплый шёпот.

— Потому что не признаешь себя моей. Потому что продолжаешь быть соблазном для всех… для этого… принца, — Севастьен уже буквально рычит, припадая губами к моей шее.

— Я не думаю, что он интересуется мной, как женщиной. Скорее, у него, как и у его отца есть какой-то другой интерес. Мои способности, например…

— Наивная. Может для Ардораша, но не для Корима. Этот точно хочет тебя не только из-за твоей магии, — мужские ладони скользят по моим рукам, сжимаются на запястьях, там, где под вышитыми манжетами спрятаны его браслеты.

— Он всего-то моё лицо минуту видел, с чего бы ему меня хотеть? — возражаю с раздражением, отступая и разворачиваясь к нему лицом к лицу.

— Неужто не понимаешь? — с ревностью щурится он, в ответ наступая. — Не замечаешь, как плывут мужики от твоего голоса, от того, как ты движешься, улыбаешься, как пропадают от одного взгляда твоих бездонных колдовских глаз? Как смотрят тебе вслед, похотливо, мечтая получить тебя себе.

О чем это он? Я, конечно, понимаю, что довольно привлекательна внешне, но, чтобы настолько… Его послушать, так я получаюсь какой-то роковой соблазнительницей, а на деле даже его не соблазнила пойти до конца.

— Ты преувеличиваешь, — фыркаю, делая шаг назад. Что-то сегодня я не готова к потере девственности. Настроение не то. Хочется стукнуть кое-кого, излишне ревнивого.

— Да неужели? Ты просто не представляешь скольким в Департаменте мне пришлось вставить мозги на место, чтобы не зарились на агента Скар Соланьяри, — он шагает следом, вынуждая меня отступать, пока спиной не касаюсь стены.

— Вот как, значит, — чувствую, как внутри закипает ярость, толкающая на глупые слова, полные злой обиды. — Мужчин от меня гонял, а сам себе в женском обществе не отказывал. А тут? Может присмотришь себе наложницу? Или даже парочку? Во дворце уже толпа желающих. Выбирай, какую хочешь, раз со мной не желаешь близости. Чтобы уже наверняка удержаться от меня подальше. Называешь меня ходячим соблазном?! Что ж ты сам не соблазнился?! Или опять какие-то принципы мешают?! Я снова для тебя запретная страсть?!! Или может ты меня попросту не хочешь?!! А Тьен?!! Так я больше не буду навязываться. Один раз ушла, смогу и второй, только не жди потом, что ещё раз позволю тебе ко мне приблизиться, что снова тебе поверю…

С низким рыком Севастьен прерывает меня на полуслове, впиваясь в мои губы злым наказывающим поцелуем, врываясь в рот языком, стремительно прижимая меня своим телом к стене и вздёргивая руки над головой в жёстом захвате. Мне бы бояться, но собственная ярость подстёгивает, и я до крови кусаю его за нижнюю губу, шипя и задыхаясь. Мужчина дёргается, но не прерывает этот поединок, раздвигая коленом мои ноги, рыча проклятья узкому платью.

— Не хочу?!! Не смей даже думать так!!! Ты — единственное, чего я по-настоящему хочу для себя в этой жизни! Ты! Всегда только ты! Целиком и полностью! Навсегда!!! — в этом голосе звучит столько несдерживаемой более жажды, более похожей на одержимость, что дыхание спирает, а сердце делает в груди кульбит, трепыхаясь почти болезненно. — Я пытался оставить тебе свободу, возможность отступить, пытался… но сил моих больше нет. Ты выйдешь за меня замуж, Скар?!! Дай ответ сейчас, немедленно!!! Или я за себя не ручаюсь…

— Тьен… — хриплю я, зажмуриваясь, не понимая такой одержимой настойчивости. Что ему в этом «да»?

— Нет, Скар. Скажи это!!!

— Да!!!

Глава 22

Он замирает на миг, недоверчиво смотря мне в глаза, словно не может поверить в услышанное. А может и действительно не может. Я вот тоже не очень могу. Я это сказала? Правда?

Еще успеваю сделать вдох, а его рот уже ловит мой хриплый выдох. Нет больше меня, нет его. Мы набрасываемся друг на друга, словно оголодавшие звери, охваченные похотью, подстёгнутые всё ещё бурлящей в крови злостью. Судорожно дёргаю руки, всё ещё сжатые мужской ладонью у меня над головой, до безумия желая коснуться его, зарыться пальцами в волосы, сжать широкие плечи. И он отпускает, но лишь затем, чтобы ухватиться за ворот моего платья, делая яростный резкий рывок. Слышится треск ткани и дурацкий балахон расползается в его хватке обнажая мои грудь и живот, рассыпая по полу дождь из драгоценных бусин, которыми был расшит. Зубы Севастьена смыкаются на моей нижней губе, оттягивая, и он на миг отступает, чтобы полюбоваться на дело рук своих. Пылающий взгляд ласкает мои груди и вслед за ним их накрывают обжигающе-горячие ладони, взвешивая, сжимая.

— Ты само совершенство, — рокочет, целуя мою шею, лихорадочно скользя пальцами от налившихся чувствительных вершинок вверх до ключиц, ныряя руками под разодранную ткань, чтобы потянуть её вниз, оголяя плечи, локти, охваченные браслетами запястья.

Безнадёжно испорченная тряпка падает к моим ногам, туда же отправляются панталоны, а меня подхватывают сильные руки, чтобы в два шага отнести к кровати и уронить на мягкий матрас. Я уже много раз видела, как раздевается мой лорд, но сегодня в этом действе столько решительной неотвратимости, что меня пробирает дрожь предвкушения и подсознательного опасения. Приходит осознание, что сегодня он не остановится, что возьмёт всё, что захочет, меня возьмёт. Необратимо.

Без лишней суеты Севастьен избавляется от одежды, обнажая литые стальные мышцы, смотря на меня горящим взглядом, заставляя в который раз любоваться хищной грацией сильного и красивого мужского тела. И я впитываю глазами каждое его скупое движение, страшась и желая одновременно. С тихим всхлипом прогибаюсь, когда он опускается на меня, вжимая в кровать, разводя ноги и вторгаясь своей твёрдостью между ними. Мужская ладонь властно накрывает лобок, проникая пальцами между влажных губок, нажимая на потайные точки, массируя, потирая, играя, срывая с губ животный стон. Неумолимо высекая искры туманящего разум удовольствия.

Мои губы снова оказываются во власти его, в мой рот захватчиком вторгается язык, но я не желаю уступать ему в этом противостоянии, подаюсь навстречу, обвиваю руками шею, целую в ответ с той же жаждой, отвечаю лаской на ласку, страстью на страсть. В меня толкаются его пальцы, чтобы в следующий миг исчезнуть, оставив пылающий след. Но ненадолго… Меня оглушает совсем другое прикосновение.

— Взгляни на меня! — приказывает хрипло, подчиняя, заставляя вскинуть на него затуманенные глаза.

Ловя ртом воздух, чувствую, как проникает в моё лоно твёрдая плоть. От этого чувства растянутости и наполненности нет спасения. Но разве я его ищу? Тону в тёмной синеве любимых глаз, царапая мужскую спину, запрокидываю голову, прогибаюсь ему навстречу, и Севастьен срывается. Толкается в меня, одним резким ударом проникая до конца. Мой вскрик ловят его губы, а язык собирает с моих губ невольную дрожь. Я слишком давно этого ждала, чтобы обращать внимание на боль. Он мой. Мой. Целиком и полностью. Обхватываю мужские бёдра ногами, вжимая пятки в подтянутые ягодицы, кусаю с низким рыком и так уже распухшую губу и чувствую его улыбку, больше похожую на хищный оскал. Мои ногти впиваются в бугрящиеся напряжением мышцы спины, понукая дать мне всё, что он пожелает. И, добивая его самообладание, вскидываю бедра, принимая полнее. Ну же. Мне уже не больно. Его новый толчок, сметает мой разум напрочь, оставляя лишь жгучее удовольствие приправленное лёгкой болью, но и она почти исчезает с новым ударом твёрдой плоти, стираясь напрочь жёстким ритмом его безжалостных движений.