Невеста проклятого волка (СИ) - Сапункова Наталья. Страница 34

— Ничего удивительного. Весь Манш уже знает, что жена айта Данира — айя Катерина. Полагаю, и весь Веллекален тоже узнает скоро. У вас дивное имя, айя. Такое… необычное.

— Как зовут тебя, назовись, жрица, — сказал Данир. — Я тебя не помню, — и это не очень походило на просьбу.

— Я Арика из рода Туи. Мы видели друг друга не раз… в юности, айт Данир. Я много лет прожила на Севере, училась и служила в Звёздном храме в Золле. Потом семья позвала меня домой.

Данир в ответ кивнул, сказал почти равнодушно:

— Услышал тебя, Арика из рода Туи.

А Катя отметила — жрица тоже из рода Туи. Как «скалолазка» Гетальда. Но они совсем не похожи внешне. А вот Данир своим обращением подчеркнул её низкое положение. Кошек уважать не принято? Особенно если ты волк. Он словно пояснял Кате, как и ей следует себя вести. Но это было неловко.

— У вас тоже есть вторая ипостась? — спросила Катя невинно, — вы превращаетесь в кошку?

— Да, айя Катерина. Я оборачиваюсь. Часто. Хотя всегда по своей воле, конечно. На мне нет дамм. Иначе я не была бы тем, кто я есть, разумеется. Жрицам нельзя иметь даммы.

Они встретились взглядами. Эта кошка… нет, эта женщина, конечно, была рыжая, тёплая, как солнышко, умная и проницательная, хотелось протянуть к ней руки и тронуть рыжие завитки возле её щёк, хотелось греться под её взглядом. Такую не помнить? Странно. Данир в юности был слепой?

— Нет дамм — что это значит?

— Дамма — заклятье, которое так или иначе ограничивает, — сразу пояснила жрица. — Или к чему-то принуждает. Проклятье — тоже дамма. Дамма может быть и добровольной, тогда её, конечно, не считают проклятьем. Но суть та же, имея любую дамму, можно потерять положение и титул, не получить какую-то должность, расторгнуть помолвку, даже разбить договор — но это не всегда.

— Как интересно. Спасибо, — сказала Катя. — Не очень понятно, но я, наверное, потом разберусь.

— Это просто, айя, — глаза рыжей странно блеснули, — если айт Данир позволит привести пример. Его проклятье — это и есть недобровольная дамма. Он вынужден оборачиваться дважды в сутки, на рассвете и на закате. Он не может этого избежать, даже если на нём есть раны от магического оружия, которые, как известно, не залечиваются семейной волчьей магией и причиняют боль. Обычно волки, нанеся себе такую рану, половину луны избегают оборота, но айт Данир не имеет такой возможности. Из-за этой даммы почитаемый нами айт Гархар Саверин потерял право на корону Веллекалена. Потому что есть закон пятисотлетней давности: если на сыне проклятье, отец не может наследовать корону. При этом, как ни странно, сам айт Данир может сразиться за серебряный венец для себя — это закон не воспрещает, и такие случаи были, и не раз. В каждой стране есть свои странные законы, айя Катерина.

— Ну хватит, Арика, — Данир усмехнулся, — ты хорошо объяснила моей жене, что такое недобровольная дамма. И очаровала её вдобавок. Но после храма она не будет такой податливой на ваши кошачьи уловки.

— Я не старалась! — жрица ответила быстрой и несомненно довольной улыбкой. — Это моя натура, айт. У вас она своя, у меня своя. Вы уже отдохнули и можете зачерпнуть из источника? Позвольте проводить…

— Пусть к айе Катерине никто не приближается, — сказал Данир, вставая. — Пойдём, кошка.

— Как скажете, айт.

Арика пропустила Данира вперед. Вообще, он неплохо ориентировался в этом женском храме, к тому же «кошачьем», куда не заходят волки и куда их поначалу не хотели пускать. Это потому, что все храмы одинаковы?..

А Катя осталась одна на диване — молоденькая жрица заглянула в комнату и тут же скрылась. Больше никто не приходил, как и попросил Данир.

Нет, он не просил. Он приказал.

Она допила чай из своей чашки и пожалела, что нет ещё — в горле пересохло. Её охватило смятение. И немножко страх — вот да, и это тоже.

Волки, кошки, ещё какая-то живность… и люди где-то между ними. Совсем, совсем другой мир. Его жителями управляют их звериные инстинкты в неменьшей степени, чем разум. И ей никогда их всех не понять.

Хотя, хотелось бы ошибаться.

Данир вернулся довольный, улыбался, глаза блестели. Протянул Кате руки, помогая встать:

— Пойдём, моя.

Арика и ещё несколько жриц проводили их за ворота, молча. Данир кивнул женщинам на прощание. Они низко поклонились.

— До свидания, — сказала Катя. — Спасибо за помощь. Я надеюсь, что с девочкой всё будет хорошо. Мне хотелось бы узнать, как её зовут.

Следует ли ей тут разговаривать, нет — никто не предупреждал, а мысли читать она не умеет! Поблагодарить, попрощаться — это вежливо, всего лишь.

— Вы это узнаете, айя Катерина, — пообещала рыжая. — Пусть ваш путь будет легким. Если в Харрое вас застанет дождь, приходите под мою крышу.

Вот тут Катя подумала, что ослышалась. Она застыла, уставившись на жрицу. Харрой?..

— Так у нас говорят, айя Катерина, — пояснила та с улыбкой, и, с некоторой опаской взглянув на Данира, поспешно отступила за ворота.

Тот лишь дёрнул краем рта, собираясь сказать что-то, но передумал и принялся снимать сумки с лошади.

Понятно, они сейчас пойдут через портал, а лошадь останется. Но — Харрой?..

— Данир, где находится Харрой? — спросила Катя, схватив его за руку. — Далеко?

— Тебе не придется прятаться там от дождя, ещё не хватало, — он мягко освободился. — Давай поторопимся.

— Данир, айя Лидия говорила мне про Харрой, про храм в Харрое…

— А, вон оно что, — он немного удивился. — Тогда понятно. Она скучала по здешним местам. В Харрое большой храм Матери, но он кошачий, и ни с кем из нас бабушка о нём не говорила.

Они уже шли по еле заметной тропке к лесу, который покрывал весь склон горы — как почти всюду здесь. Черный зев пещеры возник неожиданно.

— Не бойся темноты, — Данир обнял её, его горячие ладони скользнули под её вышитую куртку, — я почую любую опасность, кошки отлили мне силы щедро.

Ей было не до кошмаров из темноты.

— Данир, значит, Харрой — близко?

— Верхом напрямик тропами — часа два. То есть да, близко. По дороге в карете дольше. Хочешь туда? Я потом свожу тебя… Пойдём же! — он не хотел больше отвлекаться на пустяки.

Вот погладить её ещё раз под курткой, потискать малость — это да, это он хотел.

Главное, Харрой близко. Правильно, айя Лидия говорила, что до него из столицы добираться долго — но они ведь не в столице, они в глухой глуши какой-то! И Харрой рядом. И храм там «кошачий», но её туда уже пригласили…

Айя Лидия не могла никого из «своих» послать в «кошачий» храм? А Катю могла, Катя чужачка. Неужели в этом всё дело?

Данир подхватил её на руки и так внёс в пещеру. Темнота тут же обступила, кромешная, бархатная. И слегка закружилась голова…

Именно что слегка. Там, в доме на Лесной, кружило больше.

— Всё, любовь моя. Мы на месте.

Ничего не изменилось, та же кромешная тьма вокруг. Но это уже была другая пещера в другом месте — Катя поняла это, когда оказалась снаружи. Неподалеку возвышалось одинокое здание с конусообразным верхом — как и там, где они побывали только что. Строения вокруг — маленькие, одноэтажные, всё было сложено из плоских серых камней. Окна светились, из распахнутой двери тоже лился мягкий свет.

— Нас ждут, — напомнил Данир.

Но сначала он завёл Катю в кусты и, ловко управляясь со шнурками и застёжками, помог ей переодеться в свадебное платье — то, красное с вышивкой. Заглянуть бы в зеркало!

— Ты очень красивая… моя… — он скользнул губами по её виску.

— Твоя — кто?.. — шепнула она.

Его обращение, просто «моя», теперь уже не звучало для неё так странно, как в первый день, но всё же продолжение подразумевалось, и его хотелось слышать. Моя, моя… кто?

— Моя любимая. Прекраснейшая. Самая лучшая. Моя айя. Подожди, тебе надо расплести волосы, — он занялся этим сам, пропуская пряди между пальцами.

Так приятно…

— А тебе?

Она потянулась к его волосам, но он отстранился, мотнул головой.