Паучий случай (СИ) - Юраш Кристина. Страница 13
— Откуда у тебя эта книга? — его величество повторил свой вопрос.
Внутри меня боролись двое. Партизанка Виолетта и стукачка Виолетта. Партизанка требовала молчать до конца. И не сознаваться даже на депиляции. Стукачка Виолетта хотела сдать всех. Покаяться и умолять о прощении.
— Она лежала в туалете, — соврала я. — Я успела прочитать только предисловие.
Его величество наклонился и медленно поднял книгу с пола. Его темные глаза сузились. Так я и знала. Девушки, которые умеют читать, огорчали его!
— В этой книге нет предисловия, — произнес король. Его рука пролистала книгу.
— Было, — смутилась я, пряча глаза. — Еще недавно. Три жестких и шершавых листочка.
Я вспомнила дедушкин туалет. И учебник математики на гвозде. Я приезжала в деревню, чтобы постигать азы логарифмов. И мстить им с особой жестокостью.
— Я узнал, что такое «мамонт»! — встрял маг. — Это действительно древнее слово! Оно означает кормилицу! Я все-все проверил! Это правда! Девушка вам не соврала!
— Все вон, — приказало его величество. Все тут же растворились. Приятно чувствовать себя первой в очереди. Только если это не очередь за неприятностями.
— Пойдем, — едва слышно произнес король. Его взгляд скользнул по мне сладкими мурашками. — Есть разговор.
Я оставила наследника наедине с мухой. И сама двинулась покорным сусликом навстречу неприятностям. Поппинс тревожно сжался. По силе сжатия, он вполне мог удержать мировую экономику.
В приоткрытую дверь королевских покоев уже выглядывали неприятности. «Ну как? Она идет?», — я почти слышала их шепот.
— Проходи, — послышался вкрадчивый голос. Поппинс сжался сильнее. Особенно, когда я переступала через порог. Дверь тихо закрылась. Тихо и плотно. Поппинс уже мог смело перекусить проволоку.
Его величество сел в кресло. Я стояла возле двери. Всем видом я намекала, что брать с меня нечего. Последние нервы я подарила юному пушистому восьмилапому «нервотрепу». Нервы кончились. Когда подвезут — не знаю.
— Что это было? — послышался гневный голос.
— Мы охотились, — ответила я, стараясь не смотреть в черные глаза. — Это ваша задача, как отца, научить ребенка охотится.
— И на кого я должен учить его охотится? — строго спросил голос.
— Сначала на мух, — ответила я, стараясь не поднимать глаза. — Потом можно перейти на более крупную дичь.
— Ты понимаешь, что сейчас говоришь? — голос стал немного мягче. Я предпринимала все возможные усилия, чтобы не смотреть в его глаза.
— У ребенка нет отца. У ребенка нет игрушек. Ребенка кормят кашей, от которой даже у меня моральный понос, — перечисляла я, упорно игнорируя его взгляд.
— Почему ты не смотришь мне в глаза? — меня поймали вопросом врасплох.
— Понимаете. Я смотрю вам в глаза. Просто у меня косоглазие, — выдала я. — С недавнего времени…
Повисла тишина. Да ладно, я взрослая женщина! Соблазнить меня не так уж и просто! Так что бояться нечего.
Я подняла глаза и встретилась взглядом. Я вполне отдаю себе отчет о том, что мы — не пара. Он наверняка тоже.
— Знаешь, мое терпение не безгранично, — голос с каждым словом становился все слаще и слаще. Голос обволакивал меня в какой-то странный кокон.
Чтобы меня соблазнить нужно постараться. И вообще, я высокоморальная девушка. На шею первому встречному не бросаюсь! Я даже имени его не знаю! Так что тут можно быть спокойной….
Каждое слово обволакивало сердце серебристой паутинкой.
Эм… На чем я остановилась… Да! На строгом воспитании. Я не из тех женщин, которые делают первый шаг. Я больше склоняюсь к тому, чтобы меня… о чем я? … эм… завоевывали… Цветы… ко-конфеты… К-к-кино… Я забыла о чем хотела подумать…
Я уже видела, как его рот открывается, но не слышала звуков.
— Ипусий слусяй! — послышался звонкий голосок. Я дернулась, словно очнулась.
И обалдела!
Я сидела на коленях его величества. И обнимала его, как родного. В такой недвусмысленной позе хорошо спрашивать: «Жена я тебе? Или как?».
Я сначала почувствовала, а потом увидела его руку. Она нежно гладила меня там, где приличные мужчины греют ее после свадьбы!
На меня смотрели холодные черные глаза хищника. Приоткрытые губы страстным дыханием согревали мою почти обнаженную грудь.
— А! — дернулась я. Наваждение растворилось. Холодные глаза застыли на мне. Его величество дернулось. Его взгляд тут изменился. Рука, которая успокаивала поппинс и окрестности, резко отдернулась. Брови хмуро поздоровались на переносице.
Его величество тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он сразу оценил расстановку тел в пространстве. И как-то даже злобно прошипел: «Брысь!».
Мы шарахнулись друг от друга, как от чумных в разные концы комнаты. Мы сделали вид, что не знакомы. Я покраснела. Он побледнел.
Сердце колотилось. Мозги пожаловались на провал в памяти. Поппинс снова тревожно сжался. Желудок комом пополз вверх. Пришлось прикрыть рот рукой. И сопеть перепуганным ежиком.
— Ипусий слусяй! — послышался голос в приоткрытую дверь. А следом — топот удаляющихся лапок.
Как? Как это произошло? Почему я ничего не помню? Нет, главное, я была абсолютно трезвой! И не помню… Он что-то говорил. Это я помню! Точно помню! А потом … потом… Потом не помню!
Я сделала над собой усилие. И украдкой посмотрела на его величество. Он был не в лучшем состоянии. Как человека это меня утешило. Как женщину обидело.
Он стоял, упираясь рукой в стену. И почему-то тяжело дышал. Второй рукой он закрывал рот. Я видела, как он слегка покачивается.
Я проглотила желудок обратно. Легкое чувство неловкости превратило меня в крабика. Я стала пятиться к двери.
Я пожалела, что угрозы: «Натяну глаз на задницу!» ни разу не сбылись. Сейчас бы глаз на этом месте мне очень пригодился. Дрожащая рука нащупала ручку.
— Сделай так, чтобы я тебя больше не видел, — послышался голос.
Я выдохнула и превратилась в сушеную воблу, протискиваясь в дверную щель.
Олимпийским огнем я мчалась в свою комнату. Закрыв дверь, я сползла по ней. И трусливо обняла коленки. Мне было так стыдно, что от меня можно было смело спички поджигать. Что я наделала? Как я могла?
«Нет, ну как вырубило!», — оправдывались верхние полушария.
«Не, ну мы могем!», — согласились нижние. Они искренне считали, что женская попа мерзнет без приключений. Поэтому нужно обложиться ими со всех сторон.
В чем-то они были правы. Пока женскую попу не греют сильные мужские руки, приключения так и тянутся к вожделенным полушариям.
Я тысячу раз прокручивала момент. Вот я стою. Далеко стою! Мы разговариваем… Потом я чувствую, что мир остановился. И вуаля! Я на коленях короля!
Я пыталась представить, как это произошло. У меня было два варианта. Король какой-то магией и хитростью схватил меня и усадил себе на колени. Воспользовался моей доверчивостью и своим очарованием. Эта версия меня слегка утешила.
Но была и вторая.
Воображение рисовало голодную одинокую женщину. Она не считает зазорным лихие танцы на трезвую голову. В борьбе за мужское внимание все средства хороши!
Видимо, каким-то шестым чувством, я опознала изголодавшиеся по женской ласке колени. Чтобы в порыве страсти и «да, будь что будет!» приземлится на них. Не требуя посадки и не предупреждая диспетчера.
Женщины любят сидеть на мужских коленях. Это своеобразный тест: «нравлюсь — не нравлюсь». Если соскальзываешь с мужских коленей, то это не те колени, на которых стоит сидеть.
Я ощупала основной мыслительный центр, который взял управление на себя в ответственный момент. И у меня появилась третья версия.
«Черепай меня большая покатаха!», — радостная попа приземляется на чужие колени. «Ай- нанэ-нанэ!», — гарцую я в порыве детского жизнелюбия. И обнимаю, чтобы удержаться. Эта версия меня устраивала ровно наполовину. Мне казалось, что мои пылающие уши станут причиной пожара в замке.
— Иса капка ам! — гордо отчитался мне наследник. Я кисло улыбнулась ему.