Миттельшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич. Страница 9

— И это классно, парень, — сейчас Мелвилл говорил на грубом диалекте кокни, как когда-то в Скотланд-Ярде, в те времена, когда он завербовал бывшего одесского обывателя Соломона Розенблюма, — что ты так рвешься поработать, — он скривил губы в некоем подобии усмешки и продолжил уже более светским тоном. — Как там Бразилия? Как дела у «тети Розы»? Стада диких обезьян не уменьшились в числе?

— Бразилия, сэр, живет без забот и беззаботно танцует, как всегда. Ничуть не изменилась. Как не изменились и ее дела, и леса, полные диких обезьян и не менее диких индейцев. «Тетя Роза» в полном порядке, шлет вам привет, — под кодовым названием «тетя Роза» в Бюро проходила сеть агентов в Бразилии, а заодно Аргентине и Уругвае. Был даже один агент в Парагвае, пусть в целом Парагвай никого особо не беспокоил. Как и ряд мелких государств типа Гондураса, Никарагуа и прочих недавно появившихся Панам. Впрочем, Панама как раз наоборот — очень даже волновала, в свете постройки американцами канала между Атлантическим и Тихим океанами. Который Англии никак не удалось взять под свой контроль, при всем желании.

— Хорошо, — опять сухо констатировал Мелвилл. — Но у нас тут наступили некие изменения…

— Изменения, сэр? — не дожидаясь конца паузы, задал вопрос Сидней. — В связи с… — он замолчал, заметив недовольное выражение, проскочившее по лицу начальника.

— Скажем так, — отчего-то сегодня Уильям не хотел говорить прямо, а излагал свои мысли извилисто и витиевато, словно выпускник Кембриджа, — после победы медведя над стадом узкоглазых мартышек есть весьма обоснованное мнение, что твои бывшие соотечественники начнут претендовать на слишком большой кусок не только китайского, но и азиатского пирога. Есть также мнение, что нынешний император слишком возгордился своей победой и слишком заигрывает с одной из держав, соперничающих с Британией, — Сидней мысленно усмехнулся, вспомнив знаменитую карикатуру с аллегорическими изображениями великих держав, резавших пирог — Китай на части. И тут же припомнил, как во время пребывания в Артуре не раз слышал о германской помощи в переходе русской эскадры с Балтики на Тихий океан. «Неужели придется ехать в Германию?» — мелькнула мысль, и Сидней невольно дернул плечом, вспомнив, что немцы разоблаченных шпионов предпочитают сажать в одиночные камеры. — Поэтому решено, что тебе придется забыть о диких бразильских обезьянах и вспомнить о диких русских медведях. Поедешь под своим именем, паспорт на Педро Рамиреза, как стало известно, засвечен в русской жандармерии. Твоя задача — следить за ситуацией и подкармливать всех недовольных. Последнее — осторожно, не в ущерб главной задаче. Но связь с названными тебе лицами держи постоянно, потому что все может измениться, и тогда тебе понадобится их содействие, — Рейли молча кивнул, подтверждая, что понял невысказанное приказание Мелвилла.

— Сейчас зайдешь к мистеру Гринвуду и вместе получите все необходимое. Отдохните пару дней, и отправляйтесь. Дал бы вам с женой больше времени, но меня, увы, торопят.

— Ничего страшного, сэр, — Рейли неторопливо поднялся, прощаясь, — я неплохо отдохнул за время рейса. Суденышко было не слишком старое, а каюта достаточно комфортна. Жена к моим частым отлучкам привыкла настолько, что и два дня будут нам в радость.

— Тем лучше, — встав и пожав на прощание руку, ответил Уильям, — тебе будет легче приступить к новому заданию…

Российская империя, Желтороссия. Ловчие выселки. Август 1904 г.

— Взиу! Банг! — противный визг летящей пули заставил Егора наклонить голову. Пуля, отбив кусок глинобитной стенки и подняв облачко пыли, очередной раз прошла мимо. Пока Панкратову везло, в отличие от соседа слева, чья винтовка замолчала уже давно. Разбойники китайские стреляли не очень метко, но их было много и вооружены они были не хуже поселенцев.

Выглянув в окно, Егор заметил хунхуза, бегущего к соседскому заборчику, быстро прицелился и выстрелил. И тут же спрятался за стенкой, не дожидаясь, пока разбойники начнут стрелять в ответ. В спешке начал доставать следующий патрон, напряженно прислушиваясь к звукам из-за окна. Руки слегка дрожали и сразу достать из подсумка патрон не удалось. А когда достал — сразу уронил. Патрон, позванивая о стрелянные гильзы во внезапно наступившей тишине, покатился куда-то в сторону печки. Из-за которой неожиданно донеслись всхлипывания и неразборчивые причитания. Раздосадованный Егорка прикрикнул на жену и дочек.

— Цыть, сороки! Слухать мешаете!

За печкой притихли, но ничего, кроме шума ветра Панкратов не расслышал. Осторожно достал следующий патрон, вложил в «берданку» и закрыл неожиданно громко лязгнувший затвор. Слегка приподнялся, стараясь держаться сбоку от окна и осмотрелся. Справа ударил еще один знакомый выстрел — берданка. Значит, Антип пока держится и прикрывает подходы к его избе справа. А вот слева… Егорка печально вздохнул. Похоже отпелся и отплясался Петруха, Иванов сын.

Егорку всегда считали в деревне невезучим. Отец, властный и авторитетный мужик, в доме не терпел ни малейшего несогласия и, самое главное, не желал выпускать из-под своей власти ни старшего сына Фому, ни Егора. Фому, спокойного и незлобивого, такое положение вполне устраивало, в отличие от Егора. Тем более, что и женил он сыновей по своему желанию, избавив застенчивого в отношениях с девками Фому от мук выбора. Егору же от батиной заботы плеваться хотелось, ибо не ту девку он мечтал вести под венец. Но и с этим пришлось смириться. Тогда попробовал Егор в армию уйти, чтобы от тяжелого батиного надзора избавиться, но и тут ему не повезло — жребий, по которому выбирали «рекрутов», выпал соседскому парню. А уж когда у Серафимы, его жены, родились одна за другой две дочки, то невезучести младшего Панферова в деревне не говорили лишь коровы да лошади. И те молчали об этой новости лишь по неумению говорить. Хотя Егору иногда казалось, что даже их кобылица Машка временами смотрит на него каким-то хитро-насмешливым взглядом.

И тут царь, жалея о своих подданных, издал собственноручный указ о возможности выхода из общины и переселения в новые земли. Клятые япошки пытались этой его затее помешать, но доблестные русские солдаты и матросы показали им кузькину мать и на радостях Его Царское Величество дал послабления своим крестьянам. Даже облегчил выход из семьи, чем Егор немедленно и воспользовался. По дороге набралось почти две дюжины земляков, вместе с которыми он и поселился здесь. Далековато от прочих поселений, зато давали не пятьдесят, а сто десятин, и в лесу добывать зверя и птицу безвозбранно можно было. Охотиться же Егорка любил. Только у себя в деревне, с тем прадедовским «карамультуком», что времена царицы Катьки помнил, особо не поохотишься. А здесь и берданку от государя бесплатно дали и лесников нет. Ляпота! А на выделенные казной деньги лошадь с коровой прикупили, и семья пополнения ждет — живи и радуйся.

Только видно не про него, Егорку, радость. С утра налетели бандиты местные, хунгузы и пришлось в руки ружье брать. Повезло, что с самого ранешнего утра пришли, все еще дома были и сразу отпор дать смогли. Но банда большая и смогут ли крестьяне своим силами ее отбить — неясно. А про помощь и гадать нечего — далековато ближайшие поселки, разве что разъезд казачий дым с караульной вышки увидит. На что надежды у Егора и совсем нет.

В зарослях мелькнуло какое-то пятно, Егор выстрелил из берданки навскидку, не целясь, как по дичи на охоте. И попал! Раздался дикий вопль и вой. Похоже, разбойника он лишь основательно подранил. Теперь в том месте, куда китаец упал, шевелились кусты и слышался вой, словно кто-то не мог удержать в себе невыносимую боль, пронизывающую все тело.

— Што там? Китаезы Акуниных спымали? — пока он перезаряжал винтовку, любопытная Серафима решилась высунуться из запечья. Про то, как китайцы безжалостно пытают попавших в их руки христиан, им всем рассказывали не один раз.

— Опять вылезла? Цыть — и за печь! — беззлобно шуганул Егор жену. Но все же снизошел до объяснения. — То я хунгуза стрелил. Теперя подранок и воет, слухать мешает, ирод. Хучь ты не мешай…