Мир в моих руках (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 54
Что-то горячее упало ему на лицо. Аристократ устало открыл глаза.
Девочка, худенькая, бледная, в одежде, казалось, сшитой из лоскутов, склонилась над ним.
— Бедный, — сказала она, всхлипывая, — Как же сильно они тебя избили!
— Ты…
Благ хотел было оттолкнуть её, но у него не было сил. Девочка же придвинулась к нему, стала осторожно и ласково гладить по его щеке, аккуратно по уцелевшему месту — не избитому, не изрезанному.
— Это больно, я понимаю, — голос нищенки дрожал, — Но ты потерпи, потерпи немного, пожалуйста. Боль пройдёт. Не сразу, но пройдёт. Ты однажды перестанешь чувствовать её. И раны затянутся… хотя от некоторых могут остаться шрамы… но главное, жить, верно? Ты молодой… такой молодой… у тебя больше сил, чтобы справиться… ты выживешь, не волнуйся! Однажды и ты будешь танцевать на празднике! Возможно, и не вспомнишь про этот страшный день!
Она почему-то говорила и говорила, успокаивая его, нежно гладила по неповреждённому месту… руки девочки были тёплые… и, хотя, возможно, и грязны, как и её одежда и лицо, но почему-то не хотелось отталкивать их… столько тепла никогда не было даже в ласках его матери… даже гладя его в детстве перед сном, она обычно мысленно витала далеко, в каких-то хлопотах или мыслях о новом модном наряде, о новых украшениях, увидев которые лучшие модницы столицы ахнут от зависти…
Девочка гладила его… боль не утихла, но… но он почему-то застыл в её мягких руках…
— Я бы положила твою голову мне на колени — тебе так будет легче дышать, — прошептала она, заботливо отодвигая с его лба слипшуюся прядь, — Но я боюсь, что тебе от этого будет слишком больно. Ты потерпишь или… не надо?
— Зачем ты тут? — спросил аристократ хрипло, — Я тебе никто.
— Ну, почему? — её голос был очень растерянным, — Ты тоже человек. И тебе больно. Разве человек может спокойно пройти мимо страдающего человека?
«Может! Я же проходил…» — едва не вырвалось у него, но почему-то Благ промолчал.
Время утекало… тот странный парень сказал, что времени осталось немного… сказал, что его сто пятый враг… откуда он узнал, что сто пятый?.. Кто тот парень? Он… не человек?.. Может, он из этих… хранителей Равновесия? О них много говорят… у них есть силы творить необычные вещи… но о них почти никто ничего не знает… их редко можно встретить… Сто пятый враг… отец отомстит за него… отец…
Благ судорожно сжал худенькую руку. Девочка поморщилась, но смолчала.
— Позови моего отца… он живёт в поместье за столицей… если ты позовёшь его…
Слёзы потекли из её глаз.
— Тогда отец убьёт меня! Он не велел мне выходить из города! Велел просить милостыню… если я сегодня не принесу хотя бы пяти медяков, он снова меня побьёт…
— Он… часто тебя бьёт?
— Почти каждый день, — она нахмурила тонкие светлые брови, — Даже когда я деньги приношу… даже когда он трезвый, он меня бьёт…
— Жестокий… — выдохнул парень и закашлялся кровью.
Девочка осторожно повернула его, чтобы было удобно откашляться, осторожно погладила по спине. Благ застонал.
— Ох, прости! — на глазах её опять выступили слёзы, — Я не хотела причинять тебе боль! Ты и так слишком пострадал! Прости!
— Ничего… — почему-то сказал он, — Болью больше, болью меньше… какая разница?
— Да, какая разница! — она грустно улыбнулась, — Беднякам к боли не привыкать! Но она проходит, ты же помнишь?
Он не ответил… даже не заметил, что его, оборванного, растерзанного, грязного, полураздетого и обокраденного, сочли за бедняка… он никогда не испытывал такой боли… как будто вся боль его жизни скопилась, минуя его, и вылилась на него в один день… но время скоро закончится… скоро эта мука, эти пытки закончатся… скоро… почему он всё ещё жив? Почему люди так живучи, даже на пороге смерти?
До них доносились шум и песни празднующих горожан…
— Ты, наверное, расстроен, что не дошёл до праздника и не сможешь спеть? Хочешь, спою тебе?
Он промолчал, усталость накатывалась на него.
— Я спою тебе мою любимую песню! Её Камилл придумал… Камилл Облезлые усы! Ты наверняка слышал о нём! Говорят, он ещё был хранителем Равновесия! И, кажется, кто-то говорил, что он был главным среди чёрнокрылых, пока его не убили! А ещё, говорят, он был влюблён в Эррию! Ты слышал о ней? Это Посланница Небес! Он о ней много песен написал, когда она вернулась в свой мир! Интересно, в других мирах люди также бедны и богаты как в нашем? Или где-то есть мир, где у всех всегда есть хлеб и вода, чтоб поесть? Где они могут даже поесть орехи?
— Мне всё равно… — тихо произнёс аристократ
— Ты когда-нибудь ел орехи? Я — нет… но я хотела их попробовать! Мама жила в деревне в детстве… она говорила, что много орехов росло в лесу близ их деревни… — нищенка громко шмыгнула носом, — Ты не думай, что мой отец злой! Просто после маминой смерти он очень страдает! На самом деле он не хочет меня бить!
«Наивная!»
Ласковая рука вдруг вздрогнула.
— Ой, я же обещала тебе спеть! Сейчас спою… только песня грустная, ничего? Но она красивая, я её очень люблю!
— Ничего, — Благ устало улыбнулся.
— Правда? Тогда я спою тебе мою любимую песню!
Её рука, гладившая его по щеке, вдруг застыла. И вдруг полился её голос… чистый, звонкий, пробирающий до глубины души… Благ вздрогнул и растерянно посмотрел на неё: он не ожидал, что у этой грязной нищенки может быть такой голос! И что будучи избитым до полусмерти, лёжа на грязной холодной мостовой, он сможет наслаждаться чьей-то песнью…
Замерзай, малютка,
Тёплое сердце людям не нужно.
Не мечтай, крошка,
Без мечтаний живут люди дружно.
Не жди малютка,
Твои ожиданья цены не имеют.
И не гори больше, дитя,
Твои старанья сердца не согреют.
Засыпай, девочка,
Зима рассыпает тебе одеяло.
Смотри, малышка,
Узоры красивы, их для тебя небо заткало.
Тонкая рука вновь нежно прошлась по его щеке:
— Это вьюга поёт девочке, замерзающей в снегу. Но ты не волнуйся, однажды девочку спасут из плена! У неё было слишком горячее сердце, чтобы замёрзнуть насмерть — и она просто стала духом зимнего ветра…Но однажды другой человек с очень горячим сердцем её спасёт!
— Понятно…
Она ещё пару раз погладила его и продолжила:
Согрейся, крошка,
Снежной постелью, ледяным покрывалом.
И не надейся, дитя,
Ты не раз замерзала, бывало.
Приляг, малышка,
Так невесомы перины снежные.
Не летай, крошка,
Мечты о небе были слишком уж нежные.
Не приглашай, крошка,
Подняться в небо, в просторы бескрайние.
Пойми, девочка,
Люди встречные не такие отчаянные.
Выкини крылья, малютка,
Они слишком сломаны, слишком уж красные.
И не пытайся поправиться, крошка,
Сердца горячие для города слишком опасные.
Засыпай, девочка,
Зима рассыпает тебе одеяло.
Смотри, малышка,
Узоры красивы, их для тебя небо заткало.
Не дрожи, крошка,
Снег обнимает нежно и бережно.
Смотри, малышка,
Сколько снежных звёзд тебе зимой отмеряно.
Не бойся, девочка,
Снег и зима вовсе не страшные.
Ты уже знаешь, малютка,
Что боль в сердце и люди ещё больше опасные.
«И это правда, — грустно подумал Благ, — Снег и зима, действительно, не самое страшное из того, что есть в этой жизни»