Мир в моих руках (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 65

Инквизитор прошёл, шатаясь и то и дело прислоняясь к стене, мимо валяющихся на полу охранников… И утонул в холодном плотном ночном ливне… В эту ночь никто не решился и носу высунуть во двор, что уж говорить об улицах городка! И потому похититель и уносимая им девушка остались незамеченными… И это тоже потом вписали ей в вину…

Ночь была долгая… путь был долгим… ледяной ливень лил и лил, не переставая… Сквозь вымокшую одежду, он не сразу почувствовал тепло её тела… Кожа, отмытая дождём, её лицо, казавшееся таким безмятежным, белели в свете полной луны. Раз, едва не выронив её, скрывая кашель, он прислонился к какой-то грязной стене… Когда вновь справился с кашлем — одному Богу известно насколько хватит времени его победы — снова посмотрел ей на лицо, тускло освещённое луной и вздрогнул: мужчине показалось, что он видел на её губах улыбку, полускрытую шалью темноты…

Наконец, ведомые то ли Богом, то ли нечистой силой они дошли до дома почти на краю города. Дверь отворилась сама собой: он её не запер, уходя, да, собственно, воровать у него было нечего: его «богатства» могли порадовать разве что совсем непритязательного нищеброда. Он осторожно опустил девушку на пол и закрыл три щеколды изнутри. Не зажигая свечи, чтоб не привлекать тусклым светом в окне внимание соседей, двигаясь наощупь, оттащил её к люку в подвал, открыл люк, встал вниз на несколько ступеней, потянул безвольное тело на себя. То как будто напряглось, а его мокрая нога поскользнулась… Падая, уволакивая её за собой, мужчина едва успел обнять её, закрывая её голову своей рукой…

Они скатились вниз по невысокой лестнице и замерли в пустоте… Он потерял сознание почти сразу, от сильного удара. Она, вздрогнув, шевельнулась, отползла в сторону. Чуть посидела, вслушиваясь в его неровное дыханье. И, не дождавшись никакого движения с его стороны, подползла к нему опять, опустилась на колени. Осторожно нащупала рукой его плечо, грудь, под которой всё ещё билось сердце… горячий лоб… Кажется, этот ночной мрак затянулся на целую вечность… потом его согнуло в приступе кашля… В голове у инквизитора проснулась адская боль, она удушливой волной расползлась по всему телу. Бессонные ночи, ледяной ливень и падение сделали своё тёмное дело: он то падал в забытьё, то пробуждался, сгибаясь от кашля, то стонал, от прикосновений боли… Ему казалось, что он всё-таки провалился под землю — и теперь с него спросят за всё. За всех невинных и виновных, которым не повезло попасть в руки молодого инквизитора. Позже, сжалившись, девушка легла рядом и положила ладонь ему на грудь, у горла, согревая его своей рукой… Так и уснули: она, измученная, провалилась в пропасть без снов, а он, обогретый теплом её руки, наконец-то смог отдохнуть от изнуряющего его кашля…

Проснулся мужчина где-то на заре. Не сразу понял, что это тёплое лежит у его горла. Не сразу понял, отчего голова и тело так страшно зудят. Не сразу заметил тусклый свет, проникающий сквозь открытый люк в подвал. Не сразу рассмотрел в полумраке женское тело рядом с собой. День медленно набирал силу, небо светлело и свет, попадавший в подвал, становился всё ярче и ярче… Какое-то время он лежал, греясь от чужого тепла, потом, опомнившись, вскочил и отпихнул её от себя. Встал, застонал, закачался, два устоял на ногах. Поймал испуганный взгляд серых глаз… Или, нет… серо-зелёных… Ничего не объясняя, взобрался по лестнице и громко захлопнул люк. Девушка сжалась от этого резкого звука над головой…

Он зашёл в дом, запер дверь на три засова, прошёл в тесную кухню, сиявшую чистотой, недоумённо оглядел её, старый пузатый горшок на столе, накрытый крышкой с призывно сверкающей ложкой около него. С наслаждением вдохнул запах. Потом нахмурился, зажёг свечу, быстро влетел в комнату, открыл крышку люка, ведущего в подвал. Легко спрыгнул внутрь.

Тусклый свет свечи выхватил из мрака спящую на полу девушку. Та зашевелилась, зевнула, медленно села, прислонившись к стенке подвала.

— Что-то случилось, Франциск?

— Тебе, может, жить надоело, а мне — нет! Какого чёрта ты вылезла и прибиралась в доме?! — молодой инквизитор наклонился, свободной рукой подхватил её за ворот, рывком поднял, — Это твоя благодарность?! — разжал пальцы — и пленница упала на пол, тихо вскрикнув.

— Я просто хотела тебя обрадовать, — ответила она грустно, — Ты питаешься кое-как, потому худой и вечно злой.

Парень занёс ногу, собираясь ударить девушку в живот, но столкнувшись с её взглядом, передумал. Пробурчал:

— Дура!

И оставив свечу ей, минуя ступени, подтянулся за обрезанные края досок, легко выбрался из подвала и отправился пробовать еду, приготовленную ему…

Он ни о чём не рассказывал, когда ночью спустился в подвал и велел ей живо вылезать. Она ни о чём не спросила. Ни тогда, когда он вручил ей в руки какой-то свёрток, ни тогда, когда он зачем-то опоясывался мечом. Когда он схватил её за запястье и потащил к двери, девушка всего лишь вздрогнула, но всё-таки покорно пошла за ним.

Он не закрывал за собой дверь. Он не нёс в руке факела. Только молча и уверенно тащил её куда-то через темноту. В эту ночь покрапывал мелкий дождь. Ещё более жгучий, чем в ту, первую ночь, когда он нёс её через город. Мужчина шёл быстро, всё быстрее и быстрей. И она, повинуясь его воле, всё прибавляла и прибавляла шаг. Босым ногам, ступавшим по каменной мостовой, было холодно, но пленница молчала.

Ещё не было зари, как через какой-то длинный и смрадный ход они выбрались в лес за городом. Когда ей под ноги попадались шустрые крысы, она лишь вздрагивала, но ни звука не издала. И вот они наконец-то вышли наружу. На несколько мгновений свежий чистый воздух опъянил обоих… они стояли, смотря на медленно пробуждающийся лес, омытый дождём дочиста. Смотрели на кружева из капелек под ветками… В этот чистый предрассветный час дышалось как-то легче… Страхи отступили куда-то далеко… В двух душах, замерших рядом друг с другом, шевельнулись какие-то новые, светлые мечты…

Небо медленно окрасилось полоской зари. Какая-то ранняя птица вспорхнула с ветки, обдав мужчину и девушку, стоявших снизу, веером брызг. Он поморщился. А она почему-то рассмеялась. Её звонкий смех светом растёкся по лесу, казалось, омывая и его своим теплом. Мужчина повернулся и замер. Он видел её только в полумраке темницы или подвала. Он впервые увидел её при свете дня. А она, забывшись, вдруг выскользнула из его разжавшейся руки, скользнула к юному деревцу напротив, хлопнула ладонью по стволу. Одной… другой… И их обоих вымочило утренним ливнем. Мужчина было рванулся к ней, намереваясь рявкнуть ей в лицо какую-нибудь грубость, но замер. Вымытая дождём, освещённая рассветным солнцем, расслабившаяся и играющая с остатками дождя, она вдруг показалась ему какой-то богиней, сошедшей с небес…

Он смотрел на неё, долго смотрел… А она, вырвавшись из полумрака подвала и впервые за долгое время увидев свет дня, впервые пройдясь под солнечными лучами, расцвела и носилась между деревьев, тряся тонкие стволы, кружась и смеясь под водопадами капель… Какая-то колдовская сила текла из её смеха, из озорного и счастливого блеска её глаза, проползала ему под кожу, впивалась в сердце и околдовывала его, околдовывала…

Наконец он досадливо взмахнул головой — та отозвалась тихой болью — и очарование виденья исчезло.

— Пойдём, Анжела. Чем дальше мы будем, прежде чем заметят моё исчезновение, тем лучше.

Глаза её удивлённо распахнулись:

— А ты… знаешь, как меня зовут?..

Он приблизился, сжал её подбородок, приподнял её голову:

— Не говори глупостей. И иди, — она робко переминалась с ноги на ногу и он, взглянув на её исцарапанные босые ноги, едва удержался от усталого вздоха, сурово взглянул ей в глаза и глухо сказал: — И терпи. Если б я купил новую обувь в городе, это вызвало бы вопросы. И в ближайших поселениях терпи.

Схватил её за запястье и потянул за собой. Омытый дождём и её смехом лес дышал на них весельем и чистотой… Тени из его прошлого, чьи-то предсмертные крики и искажённые муками лица как-то потускнели и отошли куда-то вдаль…