Мир в моих руках (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 67

Франциск подобрал новый камень. И ещё один.

Их осталось шестеро. И они вызовут новых, если кто-то из них уйдёт. Они не должны ничего рассказывать, никому.

Следующий камень ударил по рукам единственного лучника. Третий — сломал ему нос. Лучник временно скрючился, прикрывая лицо, заливаемое кровью. Новый камень — врезавшийся ему в голову, распластал его по земле. Четверо, вооружённые мечами, медленно двинулись к нему. Пятый остался наблюдать поодаль.

Краткий взгляд вокруг. Он подобрал лежащее на земле платье Анжелы, сжал в руках и, не отрывая взгляда от медленно приближающихся воинов, быстро скрутил одежду в жгут.

Это было чистое безумие — выступать против мечника с тряпкой. Но жажда жизни и победы несла его за собой. Он каким-то чудом умудрился накинуть жгут пётлёй на шею самого первого, подходившего к нему с насмешливой улыбкой, стянул концы и пнул того в живот. Тот покачнулся, хрипя и задыхаясь. Франциск успел вывернуться и выхватить у него из рук меч. Снёс ему голову. И встретил оставшихся троих уже вооружённый мечом.

Это был бой, которого он никогда не забудет. Бой, которого он никогда не вспомнит. Ярость затуманила его разум. Сила, древняя и отчаянная тяга к жизни, влилась в его сердце, потекла по его рукам. Тело, сколько-то вымученное тренировками, как-то следило за движениями противников, а рука с мечом летала как надо. Да и глаза его, глаза горевшие безумным огнём, подхлестнули соперников и расшатали состояние третьего из них.

Просто ему было чего защищать, в отличие от них. И совесть его была чиста. И душа единодушно пела вместе с его разумом.

И они не смогли его победить.

Он выхватил кинжал из тела четвёртого мечника, из чьего рассечённого плеча кровь хлестала в ручей, окрашивая его воды и её ноги в красный цвет, и метнул в сторону последнего убегающего врага. Тот пошатнулся, но ещё бежал. К счастью, у убитых кинжал был не один. Тогда он поднял меч и прошёлся по месту схватки, отсекая головы всем поверженным — и тем, кто ещё дёргался, и тем, кто уже затих — на всякий случай.

А потом Франциск устало опустился на берег ручья, ногами в воду, рядом с телом поверженного воина. Когда-то они трудились вдвоём, но теперь это осталось в прошлом. Шмыгая носом, его ангел, его прекрасная ведьма, прошлёпала по берегу ручья к нему. И, рыдая от испуга и от радости, шлёпнулась на колени, в воду, возле него. Молодой мужчина обнял её окровавленными руками и притянул к себе. Осторожно и нежно прикоснулся к её виску, скрытому пушистыми волосами, с запахом ила, которым она отмывала кожу.

— Я тебя никому не отдам, — прошептал он, гладя её волосы и её плечи, — Никому.

— Я верю, — она улыбнулась и скользнула по его щеке нежной рукой — шрамы от пыток с её кожи уже почти сошли. Только палец, с которого содрали ноготь, всё ещё навевал страх и иглами протыкал его сердце.

Они ещё какое-то время, ещё сколько-то неуловимых хрупких мгновений провели вдвоём. Потом взгляд её соскользнул на изрезанные безголовые тела. Женщина задрожала. И, скрючившись, ногами в ручье, руками на берег, вывалила на берег и ноги одного из убитых содержимое своего желудка.

— Иди умойся, — приказал он. — А я закопаю их.

Землю копать приходилось руками, местами помогая себя кинжалом, но он вырыл для них могилу. Одну, большую, глубокую, чтобы их не нашли и их оружие почти всё похоронил вместе с ними, себе оставил немного, исцарапал, чтоб сложнее было узнать. И, в том числе, лук и оставшиеся стрелы, чтобы часть новых преследователей и их псов не успела до них даже добежать. Анжела порывалась помочь копать могилу, ещё в начале, но он осторожно отодвинул её.

— Не твоё дело, — проворчал.

Она хотя и ангел, но не пристало ангелу собственноручно рыть кому-то могилу, марать своё чистое красивое тело в чьей-то крови и кишках. А он… он давно уже запятнал свою душу грехом убийства, не раз. Но, впрочем, это не сильно волновало его. Ведь ему было кого защищать. Ведь была где-то впереди, где-то далеко, далёкая северная страна, до которой ему хотелось дойти и укрыться там с ней. Он не верил, что они сумеют сбежать, но иногда он очень этого хотел. А что до ада… ад распахнёт свои объятия ему уже после его смерти. До ада надо было ещё дожить.

— Иди! — глухо сказал Франциск, отталкивая её.

— Н-но…

— Спрячься. Я справлюсь. Я ведь уже не раз справлялся раньше, верно?..

Собачий лай становился всё громче и громче… Мужчина, едва слышно выругавшись, подсадил её, помогая забраться на дерево. Отдал ей запасной лук и стрелы. Пригрозил ей кулаком, как и прежде, когда приближалась погоня, мол, сама не высовывайся. Отступил шагов на двадцать в сторону. Спрятался за куст — и застрелил всех их лучников — кому стрелой украсил глаз, а кому — пробил грудь.

Взял меч, напрягся, выжидая, когда люди и собаки приблизятся. Рванулся вперёд… Не очень рассчитал, поэтому сначала его ногу пронзили собачьи клыки и только потом сверкнуло лезвие его кинжала, распарывая звериную глотку. Франциск оторвал обмякшее тело и, обернувшись, швырнул на подбегающих псов. На сей раз их было несколько дюжин… и из-за деревьев медленно выскользнули несколько десятков человек…

«Глава ордена так жаждет запалить подо мной костёр?» — подумал сбежавший инквизитор и криво усмехнулся. Переложил кинжал в другую руку и в правую достал меч.

Собаки кидались на него стаями — и разлетались кровавыми кусками вокруг. Кровь стекала по его лицу, по волосам, по одежде… спокойный, уверенно и чётко рассекающих живых существ мечом, он походил на какое-то создание из огненной страны…

Стрела пролетела у его уха. Мечом он разрезал другую. Вскрикнули вдалеке и захрипели — Анжела подстрелила лучника, сидевшего в засаде. И, судя по тому, что новых стрел не пришло, она убила всех его напарников. На грешной земле даже ангелу иногда приходится марать свою душу грязью, а руки — кровью. Он сначала не хотел, чтобы она вообще вмешивалась, потом, когда она успела спрыгнуть с дерева и, подхватив чей-то кинжал, зарезала целившегося в него со стороны, был вынужден признать, что на этой охоте им проще выстоять вдвоём. И драться ей разрешил, научил её стрелять из лука и хоть как-то пользоваться кинжалом и мечом.

На сей раз его даже не пытались укорять и вообще не пробовали уговорить вернуться, не говорили: «А ведьму, одурманившую тебя, вместе сожжём». Им уже надоело. Ему уже надоело. Когда собаки закончились, а улыбка вдруг промелькнула на его губах, люди окружили его и стали сжимать кольцо. Женщина, прячущаяся на дереве, отчаянно кусала руку, которой зажимала рот.

Они кидались на него по нескольку человек сразу. Он хладнокровно взмахивал мечом. Ему, в отличие от них, было что защищать. И он был уверен в своей правоте…

Вот, в живых осталось только трое преследователей… Он тяжело дышал, но продолжал уверенно взмахивать мечом… двое осталось… один… У Франциска заканчивались силы, а у этого воина сил ещё было достаточно… впрочем, у беглеца и злости ещё осталось много… на тех, кто обманул его, заставив обагрить руки в крови невинных… на тех, кто сказал, что так оно и должно быть… на тех, кто пытался отобрать у него его женщину… его Анжелу…

Удар меча попал таки по нему… он схватил лезвие свободной рукой, дёрнул на себя что есть силы… противник, растерявшись на мгновение, невольно подался вперёд… и упал, хлестая кровью из отсечённой руки. Беглец спокойно взмахнул мечом ещё раз, обрывая его муки.

— Свобода! — радостно вскрикнули на дереве.

Анжела торопливо спускалась, чтобы обнять своего любимого и героя.

Его меч уткнулся лезвием в землю. Он упал на колени. И устало завалился на бок.

«Это был последний» — мелькнуло в голове — и он довольно улыбнулся.

Молодая женщина выскользнула из-за плотных кустов, дрожа, огляделась. Заметила распростёртое тело у молодого дуба, рванулась к нему, опустилась подле него на колени, осторожно коснулась его плеча рукой. Молодой мужчина не шелохнулся. Когда она подняла руку, та вся была в крови… Тогда она заплакала, закричала. Стала трясти его, но всё было напрасно. И когда девушка подняла к небу несчастное лицо…