Огонь его ладоней (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 34

С диким криком, цепляясь за все, что попадало под руки, я полетела вниз, где и приложилась башкой о что-то твердое. Мир померк, и только в ушах стоял дикий Таськин крик:

— Элька-а-а!

Я очнулась с дикой болью в затылке и бешеным изумлением от того факта, что жива. Повезло. Я со стоном села, обхватила пострадавший затылок ладонями, поскулила от жалости к себе. Подняла голову. Старая, обомшелая, поросшая кустарником стена возвышалась надо мной неприступной махиной. Жуть брала при одной мысли, что я сверзилась с такой высоты. И даже ничего себе не сломала. Голова вот только… ууууууу, как бооольно… О вон тот пенек, наверное. Спасибо, что не о камень.

Склон ощутимо уходил вниз, и где-то там внизу звонко бормотал ручей. А в залежах опавшей листвы следа не было от моего терминала. Я поняла, что буду искать его тут до самой смерти, и впала в жесточайшую тоску.

— Чиуик, чирик, — сказала надо мной тоненькая серенькая, с алым просверком на крыльях, птичка.

А мне послышалось "чисвирикипи". Дословно: "глупая женщина, пролюбившая все свои достоинства". Я мрачно кивнула сама себе. Против фактов не поспоришь. Меня царапало что-то еще, но что…

Потом вломилось в ошалевшее от боли сознание: Таська и Митирув должны были орать со стены в оба голоса, пытаясь понять, жива я еще или уже нет.

Никто не орал.

Вообще.

Сразу вспомнились таммеотские детские ужастики о блуждающих Вратах — упала, провалилась, выкатилась в другом мире. В мире, где вообще, может быть, цивилизацией и разумом даже не пахло. Мама!

— Тася, — неуверенно позвала я. — Таська!

Следующие полчаса я металась под стеной и звала подругу. Никто не откликнулся. Потом я стала звать Криса, Антона, Татьяну, кого-нибудь вообще, — никакого отклика. Голос глох, теряясь среди жидкого туманчика, обнимавшего деревья.

А ведь рано или поздно день закончится, станет темнее. И холоднее. Холод я чувствовала уже сейчас. Здесь, у Зубчатого Вала, природа дышала глубокой осенью, даже запахи были осенними — сырыми, прелыми, грибными.

Внезапно я увидела что-то белое. Подошла ближе — Таськин летний сапожок! Точно ее, она обожает белую обувь.

— Тася! — закричала я в панике. — Та-ся!

Если сорвалась и она тоже… Но Кудрявцеву я нигде не видела. Пошла кругами от места своего приземления, наткнулась на Митирува.

— Сломал, — угрюмо сообщил он мне, рассматривая выгнутую под неестественным углом ногу.

Я выругалась.

— Дайте гляну. Я умею.

Он вдруг вцепился в меня с такой силой, что я вскрикнула: боль от его пальцев отдалась в голову. Здорово меня приложило, все-таки.

— Потом, — быстро сказал Митирув. — Потом посмотрите. Найдите Тасю!

— Вы вместе упали, вы видели, куда?

— Не знаю, — он приложил узкую ладошку к затылку и вдруг расплакался, лицо у него от слез стало совсем детским, кукольным:- Найдите Тасю, Элина! Найдите ее!

— Сейчас, — торопливо сказала я, — сейчас!

Слезы для гентбарца-кисмирув в таком молодом возрасте — это нормально. Он не мужчина, ему не нужно держать покерфэйс, кроме того, слезы у них являются реакцией практически на любое сильное душевное потрясение; старшие — имею в виду, совсем уже в возрасте, — еще могут держать себя в руках, а Митирув… господи, сколько ему, двадцать один, ни о чем.

Я озиралась, пытаясь найти Таську, и вдруг увидела ее. Она лежала в кустах без движения, я с воплем кинулась к ней, увидела закрытые глаза, кровь в уголке рта и был миг, когда я не жила: показалось, будто подруга умерла.

Но нет, она дышала, тяжело, с присвистом, но дышала, и вроде как шея, позвоночник были в порядке, потому что будь они не в порядке, я бы увидела. Но без сознания. И кожа мертвенная, и никакой реакции на голос, и лежит нехорошо.

— Что с ней? — крикнул Митирув, и я отозвалась:

— Жива.

Музыка разорвала тишину леса внезапно — мрачные, тяжелые аккорды, "Перевал семи ветров", чтоб его. С тех пор ненавижу эту музыку, вздрагиваю каждый раз, когда слышу, да, классика, да, золотое наследие Федерации, но в гробу только слышать, в синих тапочках и белой повязке на мертвых глазах!

Мой терминал нашелся в ворохе прошлогодней палой листвы, целый и невредимый.

— Эля, вы где? — спрашивал Антон. — Куда пропали? На площадке вас нет!

Я потрясенно поняла, что с момента нашего сумасшедшего полета на троих прошло очень мало времени. Минут пять-семь. Не больше.

— Мы свалились, — угрюмо сообщила я.

— Как свалились? Где? Я вас не вижу! Все целы?

— Все целы. Почти… Извини, вызываю спасателей. Потом расскажу.

Служба спасения сообщила, дистанционный скан средствами личного терминала не показал угрожающих жизни повреждений, соответственно, приоритет не экстренный, расчетное время прибытия медицинского болида — двадцать-двадцать пять минут, рекомендации по оказанию первой помощи — такие и такие, а так же к вам направлен волонтер-спасатель, расчетное время прибытия — семь минут, ожидайте.

Я вздохнула, пряча терминал в кармашек. Дурища. Полезла за этой ерундой… А если б Таська погибла?!

— Если она умрет, то и я жить не буду, — сообщил Митирув, не оборачиваясь на мои шаги.

Он сидел рядом, держал Таську за руку, и лицо у него было такое… Я вдруг очень остро осознала, что это — любовь. Самая настоящая. Такая, когда без второго невозможно дышать. Митирув влюбился, может быть, впервые в жизни. Не его вина, что в человеческую девчонку влюбился. Если подумать, у него просто не было шансов. Он же вырос в человеческой семье. Там, в локали Новой России, на планете под сказочным названием Новый Китеж…

— Она не умрет, — мягко сказала я, присаживаясь рядом. — Врачи прибудут через двадцать минут, и еще волонтера направили, этот рядом совсем.

Голова нещадно болела, говорить не хотелось, больше всего хотелось убиться о камни — насмерть. Я нещадно ела себя поедом: Таська свалилась из-за меня, Митирув ногу сломал — из-за меня. Если бы не я…

— Вы так ее любите…

Митирув кивнул с несчастным видом. Потом упрямо вскинул голову: ругай, я же вижу. Ну! Давай.

— Я дура, — сообщила я со вздохом. — И что я полезла… Ну, восстановила бы. Не в первый раз… Я виновата.

— Что я слышу, — иронично сказал гентбарец. — Элина Разина кается перед каким-то кисмирувом.

— Ну… — сказала я неловко, отводя взгляд. — Ну да… я это… была с вами невежлива.

— Невыносима! — подсказал он сварливо.

— Невыносима, — смиренно признала я, и с языка сорвалось совсем уже детское:- Я больше не буду!

Митирув только головой покачал.

Из-за кустов раздался хруст — кто-то шел снизу вверх, наверное, обещанный волонтер.

— Эй, — окликнули нас. — Где вы там?

— Мы здесь! — крикнул Митирув.

Если вы владеете навыками оказания первой помощи, диплом спасателя начиная от четвертой степени, то, по желанию, можете регистрироваться в системе планетарной службы спасения. Они включат вас в список тех, к кому можно обращаться за помощью, если что-то случилось в радиусе ста километров от вашего местонахождения. Многие так поступают, даже на курортах, это серьезный плюс в социальный рейтинг; чаще всего их услуги остаются невостребованными, но бывает всякое, вот как с нами. Мы свалились со стены в не очень удачной зоне, от любой станции скорой помощи машине лететь не меньше двадцати минут, а за двадцать минут все, что угодно случиться может. Здесь, рядом, ниже по склону, располагались лесные домики для любителей уединения, домик мог снять любой турист, по желанию. Наш спаситель поступил именно так, полностью оградив себя от цивилизации в любых ее проявлениях. Но в службе спасения все же зарегистрировался, и терминал держал при себе, на всякий случай.

Пригодилось.

Профессионал, судя по тому, как осматривал Таську, составляя протокол первичного наблюдения. И ногу Митируву посмотрел, обругал мою перевязку, перетянул по-своему. А я слушала его голос, и понять не могла, отчего мне он кажется знакомым. Я не могла сказать, где встречалась с этим мужчиной, скорее всего, нигде, и тем не менее, у меня было, было это странное узнавание.