Огонь его ладоней (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 36

— Какого еще мозга, — заворчал доктор, — нет там никакого мозга… половые гормоны его растворили полностью. Лежите уже! Лечитесь.

Я хотела сказать, что не хочу лечиться, зачем мне лечиться, когда там, в коридоре, за дверью, — Январь. Но ничего не успела сказать: уснула.

Проснулась глубокой ночью, какое-то время соображала, кто я и где я, почему не в своей постели. В раскрытое, затянутое лишь тонкой пленочкой силового поля метеозащиты, окно вливались цветные звездные сумерки: ночью на небе Таммееша не бывает темноты. Звезды, звезды, звезды, синие, красные, белые, желтые, сиреневые и алые туманности, коричневые и синие провалы, далекие спирали далеких галактик. Голова не болела, в теле вскипала упругими пузырьками радость.

Январь.

Я вспоминала его в деталях и частностях: как впервые увидела в лесу, как смотрела уже здесь, а потом как мы целовались… и снова жаром прошлось по телу, от макушки до пяток.

Элька, ты влюбилась.

Причем, похоже, что влюбилась взаимно.

Чудо.

И вслед за осознанием свершившегося чуда пришел страх.

Страх потерять его, моего Января. Потерять безвозвратно.

Кажется, я начала понимать Татьяну, и ее ревность.

Какими глупыми кажутся нам чувства других людей, потому что смотрим мы на них со стороны, и даже не примеряем на себя, уверенные в том, что уж нас-то подобная беда не коснется, уж мы-то никогда в жизни и ни за что. А когда попадает в водоворот эмоций сами, куда все девается.

Я вот знала совершенно точно, что сделаю, если Январь вдруг заведет себе другую девушку.

Волосы ей выдеру, вот что.

Я прижала к пылающим щекам холодные влажные ладони. Господи, о чем я думаю! Мы ведь даже еще пока не встречаемся, тот поцелуй — всего лишь аванс, а я уже собралась всерьез драть волосы каким-то гипотетическим девушкам.

Эля, ты обезумела!

Да.

Обезумела.

Не зря любовь в древние времена считали болезнью и даже проклятием.

Я накинула на плечи халат и вышла в коридор. Тишина, приглушенный свет, старинные напольные часы показывают середину ночи… Забавная вещь, кстати, таммеотские напольные маятниковые часы. Хитрый механизм перемещает не стрелки, а шарики — большой, средний, маленький. Вверх, по делениям, затем обратным движением — вниз. Вместо цифр — фигурки, символизирующие людей разных социальных ступеней. Пахарь, Жнец, Воин, Монах, Ходок, Правитель. Швея, Прядильщица, Ведающая, Законоговорительница, Безупречная, Хранительница, Повелевающая. Сутки делятся на семь равных интервалов, каждый интервал — еще на семь малых интервалов, а каждый малый — на тринадцать.

Интересная система, из тех древних времен, когда Аркатамеевтан еще что-то значил. Часы, наверное, все же новодел, а вот сам отсчет времени — любопытен. На Старой Терре в ходу двенадцатичасовые циферблаты, построенные по принципу круга, а здесь — Горы Времени, три изогнутых подковой столбика, по которым ходят шарики, вверх-вниз, вверх-вниз…

Непривычно и странно, но, надо полагать, правильному таммеоту будут казаться непривычными и странными терранские часы.

Горы Времени.

В голове что-то крутилось, какая-то догадка, уже осознанная, но не вышедшая на поверхность. Но я никак не могла уцепить ее за хвост! Обидно. От досады я даже пристукнула себя кулаком по бедру. Но усилить скорость соображения я не могла, хоть плачь. Со мной всегда так, когда приходится решать какую-нибудь нетривиальную задачу. Мучаюсь, мучаюсь, день, два, полгода, а потом хлоп — озарение, зачастую в самый неподходящий момент, лови его. Но до момента прояснения сознания — мучайся, Эля, сходи с ума, бегай по потолку, судьба у тебя такая.

Мне на глаза легли ладони, я сначала испугалась, а потом мгновенно узнала знакомый — до дрожи, до собственной смерти знакомый! — жар.

— Я знаю, кто ты! — объявила я.

— И кто же? — прошептали мне в ухо.

Близко — губы у самой шеи, горячее дыхание, и каждый волосок поднимается дыбом от возникшего электричества.

— Злое инопланетное существо, восставшее из гроба, — сообщила я, оборачиваясь. — Оно пришло похитить мою душу и … эээ…

— Честь, — сурово подсказал Январь. — Злые инопланетные существа похищают у невинных дев именно это.

Он поджал губы, изображая свирепость, но глаза его смеялись, и я поплыла снова, переставая соображать, кто я и что я, и зачем стою здесь, и почему мои губы сами растягиваются аж до ушей — в глупой, дурацкой, огромной улыбке.

Мы снова целовались — до упопомрачения, потом держались за руки, и смотрели, смотрели, смотрели друг на друга, насмотреться не могли.

— У тебя в информе закрытый профиль, — сообщил Январь, отрываясь от моих губ. — Я не мог тебе написать в личное поле…

Меня ожгло стыдом: Январь искал меня, оказывается, искал и — нашел мой профиль, который, к слову говоря, я совсем забросила. Все пишут туда всякую ерунду из серии я проснулся, поел, покатался с горки, снова поел, затем опять заснул. Январь искал меня, и нашел. Вот так, один раз мельком увидев на Нивикии-Орбитальной. А я сдалась сразу. Решила, что ничего не выйдет. И выкинула из головы.

Если бы я хотя бы профиль свой настроила!

Встретились бы гораздо раньше.

— Кхм, — раздался над нами чей-то сердитый голос.

То есть, даже не чей-то, а вполне конкретный. Мой добрый доктор. Конечно, настроил больничную нейросеть следить за мной, вот она ему и прислала аларм: непорядок, Разина целуется!

— Молодой человек, — сказал врач, — почему вы желаете любимой девушке смерти?

— Почему сразу смерти-то? — возмутилась я.

Январь сжал мою руку: молчи, мол. Должно быть, его суровая служба приучила не спорить с врачами.

— Кыш, — велели мне. — В постель. А к вам, Ромео, сейчас применю административный ресурс, если не покинете отделение добровольно. Да, и под окном никаких безобразий, окно зашторю до полной непрозрачности!

Как же трудно оказалось разомкнуть пальцы. Они приклеились к ладони Января намертво. Как же не хотелось расставаться, пусть даже на сутки. Сутки, казалось бы, срок маленький, с момента встречи на Нивикии-Орбитальной прошло куда больше. Но нет, это же целые сутки, вечность, если подумать! Можно умереть и заново родиться, а можно просто умереть.

— Чувствую себя последней сволочью, — без намека на раскаяние сообщил доктор, цепко беря меня под локоть. — Но ведь для вашего же блага, бестолковые!

— Завтра встретимся, — пообещал Январь.

— Вечером, — ехидно ввернул вредный доктор. — Все, Разина, пойдем лечиться.

Невыносимо!

Думала, не усну, но провалилась в сон, едва коснувшись головой подушки, хотя снотворного мне в этот раз не предлагали. Очнулась поздно, почти в полдень. Все-таки, затылком меня тогда приложило серьезно, просто чудо, что обошлось.

Свернуть шею — легко. Умереть, не дождавшись спасения, — тоже. Я вспоминала саангмаковый лес, толстые стволы древних деревьев, старые, в сизой, покрытой трещиной коре, кроны, застилавшие небо, старую замшелую стену Зубчатого Вала, грибные запахи прелой листвы, ужас, ударивший в голову при виде неподвижного Таськиного тела, — и ежилась от запоздалого испуга.

Действительно, по краю прогулялись! Из-за меня…

Я заглянула к Таське, она спала. Меня выгнали оттуда мгновенно: не мешай лечению. Прогноз? Благоприятный. Вылечим. До свидания.

В конце коридора я обнаружила «каффиой» — перекочевавшее в таммеотский язык “kafejo”, кафе, место, где можно добыть себе еды и эту еду приговорить под кружечку горячего кофе.

Видно, я пришла в неурочный час, в кафе никого не было, кроме Митирува, который радостно помахал мне ручкой.

Раз он не включил приват, в числе прочего отсекающий и запахи, значит, ел стандартное либо то, от чего человека не тошнит. И точно. Кофе, какой-то салатик, печеные рулетики с рыбой.

— Удивлены? — с ехидцей спросил этот недомерок, заметив мою реакцию.

— А как же мативичис? — вернула я ему ехидину. — Хотя бы.

Мативичис — основное блюдо традиционной гентбарской кухни, короткие, толстые, в два пальца диаметром, личинки, тошнотворного цвета детской неожиданности. Есть их полагалось после основательной ферментной обработки. Красиво звучит, ферментная обработка, да? На самом деле, это старое доброе примитивное гниение: личинок погружают в соус из полуразложившихся листьев особого растения, квасят несколько дней на открытом воздухе, потом добавляют по вкусу разное всякое вроде кристалликов аммиака, он у гентбарцев вместо нашей соли, и кушают. Ароматы божественные. Обоняние отбивают на год вперед.