Дурная кровь (СИ) - Тараторина Даха. Страница 48

Талла закрылась локтями от яркого света, а Верд только теперь рванул к мечу.

Поскуливая, вытирая кровь и сопли, Хорь на четвереньках отполз к углу, тем только и сумев спастись. Пробегая мимо, Верд не преминул бы угостить его мечом.

— Великие благодетели! — Санторий махнул рукавами рясы, так вовремя натянутой с утра потому лишь, что вся остальная одёжа ушла в стирку, закрыл свободной тканью обзор угрожающему ему солдату и, воспользовавшись суматохой, вдарил того промеж ног.

— Не обижай Божьего человека! — провозгласил он склонившемуся в три погибели, но тот виниться не собирался. Напротив, нашёл в себе силы разогнуться и с разворота приложить Сантория клинком. Благо, от боли туго соображал и получилось плашмя, но служитель всё одно отвесил ответный поклон сопернику.

— И где ж это твои воображаемые друзья теперь? — издевательски поинтересовался солдат. — А вот король туточки! — и отвесил Санторию такого хорошего пенделя сапогом, украшенным королевским гербом, что толстячок прокатился через открытую дверь до самой кухни, вписался в стену и лишь чудом поймал свалившийся с гвоздика символ Богов. А унизительно раненый воин, придерживая ценное, чтобы ненароком ещё раз не повредить, пошёл добивать.

Но не тут-то было!

— Ах ты ж паскуда! — возмутился Санни, разом вспомнив, что Боги не только награждать горазды, но и карать. — Божьего человека да по заднице?!

Ловко пнул подошедшего по голени и, не найдя оружия более достойного и более подходящего к случаю, огрел мерзавца Триединым символом. Приносящее удачу перекрестье Ключа и Ножа отделилось от Котла, развалилось на две неравные половинки, но определённо заставило безбожника зауважать как Троицу благодетелей, так и беззащитных служителей в лице Сантория.

А вот у Верда дела шли куда хуже. Помощи ждать не приходилось: кто же встанет супротив закона на защиту его нарушителей?! Все разбежались, попрятались по углам, как тараканы… Сам Хорь тщетно пытался забиться под тяжёлую софу, чтобы ненароком не попасть под раздачу.

Наёмник кувыркнулся вперёд, уворачиваясь сразу от трёх пик, проткнувших пустоту в том месте, где он только что стоял, неловко задел ножку кресла мизинцем ноги и взвыл так, словно металлические наконечники всё же достигли цели. Зато меч вернул, а то точно голый без него…

Кратко раздав команды подчинённым, десятник взялся за сладкое — съёжившуюся растерянную беловолосую девушку, вида столь беззащитного и невинного, что растерзать её, порвать на кусочки стало вдруг для него самым важным на свете. Рыбьи глаза выпучились пуще прежнего, налились жадностью…

— А вы что это, дяденька-а-а-а! Вы что делаете?! Верд! Верд! — девушка вцепилась в край тайника, срывая ногти. — Пусти-и-и!

Десятник оскалился, поймал лодыжку колдуньи, пока та пыталась наугад пнуть обидчика, пополз грязными пальцами выше, задирая юбку, пытаясь одновременно выхватить нож. Останутся ведь синяки, кровавые подтёки, шрамы, что станут до конца дней напоминать о боли и позоре. Мужчина с рыбьими глазами постарается, чтобы шрамы остались, он же постарается, чтобы конец дней наступил поскорее.

Никогда прежде охотник не умел так прыгать. Хорошо скакал, бойко, уворачиваясь от ударов кинжалов, а иногда, когда шибко везло, и от быстрых стрел. Но так прыгать он не умел никогда. Сам, точно спущенный арбалетный болт, не ударил — сшиб, снёс с места десятника с такой силой, что тот отлетел через полкомнаты к стене и с грохотом дополнил своей скрючившейся тушей две аляповатые картины с изображением скачущих по полям коровок, почему-то осёдланных, как кобылы.

Талла с трудом оторвала от дверцы люка ладони, намертво прилипшие к ней от страха и, на всякий случай, уточнила:

— Это же ты злодея побил, да?

Верд только сердито запыхтел: сама, дескать, как думаешь?!

Он выдернул девушку из лаза, обнимая одной рукой словно герой тех самых модных цветных картинок, что в городе барышни скупают пачками. Ещё бы волосы развевались, да рубашку до пупа расстегнуть… Хотя чего уж? Зверская рожа и порхающий меч всё одно бы испортили весь образ.

Однако не строить же из себя героя вечно? Верд отбился от одного, от второго, чудом оттолкнул Таллу и сам метнулся в противоположную сторону, чтобы не напороться вдвоём на пику, превратившись в шашлычок… Врагов много, а он один. Когда-то давно дюжина солдат искалечила его играючи. Теперь охотник возмужал, поумнел (сомнительно) и приноровился сражаться и убивать. А врагов не двенадцать, а поменьше… Десятник попытался отлепить своё тело от стены и завизжал, как собачонка, наступив на ногу, вывернутую под углом, под которым её выворачивать не принято. Без него девять. Девять искусных врагов и один Верд… Тяжело, но ведь есть хоть небольшенький шанс?

— Я борюсь за добро и справедливость! — вдохновлённый первой победой Санторий не пожелал оставаться в стороне.

Явив свой светлый лик в кухонных дверях, он сходу припечатал «добром», то есть увесистой половинкой оберега с Котлом, врага справа; «справедливостью» довелось приложить неповоротливого детину слева. Перекрещенные Ключ и Нож колоритно отпечатались на его физиономии. Сам же служитель, подхватив полы рясы, бойким колобком перекатился к друзьям — только пухлые ляжки замелькали.

Наверняка в голове у дурной колдуньи в этот миг играла мелодия, что сопровождает в поход доблестных воинов. По крайней мере, Верд хотел надеяться, что не та пошлая песенка про доярку и мельника, которую вчера со смаком распевала Дарая. Талла выпрямила спину, сурово, явно подражая наёмнику, сдвинула брови. Жилы её засветились неподвластной простому человеку магией. Она резко сжала кулаки, будто хватая поводья, и заступила дорогу солдатам:

— Я спасу нас всех! — заявила хрупкая, нежная девушка, хлестая по полу лентами серебристого света — один в один разозлившаяся кошка лупит хвостом!

Дурная надменно подняла подбородок. «Разумеете ли, с кем связались, глупцы?» — говорил весь её уверенный вид. И воины действительно усомнились, чуть отступили: ну как и правда дурная девка проклянёт?

Жаль, один умный среди них всё ж нашёлся.

— Идиоты! — десятник сам проковылял на передовую, опираясь на ножны, как на костыль. — Её колдовство не способно навредить людям!

— Да что ты говоришь? — подбоченился Санторий. — Небось и проверить вызовешься, а?

— Да легко! — он кинулся вперёд, занося меч, наверняка испытывая жуткую боль при каждом движении.

Талла взвизгнула, вхолостую опутав воина светящимися верёвками и, бросив их, спряталась за спину мужчинам:

— Я передумала! Лучше вы меня спасайте!

Друзья переглянулись. Понимающе так, нехорошо. Как в старые-добрые… Тьфу, что такое творится? Словно место опытного наёмника занял лихой мальчишка, постучавшийся когда-то в ворота дружинного дома в Крепости, встретивший там друга, названного побратимом.

— Ну? — вопросительно буркнул Верд, едва сдерживаясь, чтобы с боевым кличем не броситься вперёд.

Санторий окинул деловитым взглядом отряд врагов.

— Что «ну»? Вон тот меч возьму только, — указал он на щуплого мужичка с широким и коротким клинком. И кинулся, улюлюкая похлеще, чем собирался охотник.

Короткий широкий клинок сменил хозяина через четыре секунды, но на том удача и закончилась.

Наёмник сражался ловко, эффектно, внушая уважение даже колдунье, которая за половиной приёмов вовсе не успевала уследить. Словно рыба, глотнувшая, наконец, воды, наслаждался единственным делом, которое умел делать лучше других. А вот Санторий сдавал. Привык всё ж к спокойной жизни, разомлел. И меч держал не так крепко, как раньше, и скакал не так бойко. Одной лишь смелости не отнять. Служитель носился по комнате так, будто противники не мельтешили перед лицом и не норовили пырнуть хоть кого из троицы, а Верду приходилось защищать не только Таллу, но и следить за другом, отбивая недооценённые им удары. Наверное, именно поэтому тот, что был адресован ему, охотник пропустил.

Десятник и правда был хорошим бойцом. Ни сломанная нога, ни суета, ни вышедший из-под контроля набег не могли его запутать. Ясно, кто здесь главный враг. Десятник приметил его сразу и прекрасно понял, что, стоит прирезать наёмника, все остальные сложат оружие. А уж за честь свою он не слишком беспокоился: подумаешь, со спины напасть? На войне и не такое паскудство случалось…