Научи любить (СИ) - Черная Лана. Страница 4

ГЛАВА 2

ДВУМЯ НЕДЕЛЯМИ РАНЕЕ

Уходить тяжело. Катя долго не решается выйти за дверь. Снова и снова возвращается в спальню, где до сих пор пахнет Корфом. Смятые простыни, сброшенное одеяло, разбросанная по полу одежда. Только его. Свою она затолкала в чемодан. Потом, наверное, придется выбросить. Потом. Все потом. Уже через неделю она будет далеко. Снова сбежит. Начнет новую жизнь, пока прошлое вновь не оставит в покое. Если оставит. Нашло же спустя столько лет. Катя встряхивает головой, отгоняя тягостные мысли. Потом. Сейчас ей хочется курить. Возвращается в коридор, в куртке находит примятую пачку, зажигалку и обратно в спальню. Садится на разобранную постель, прикуривает сигарету. Сизый дымок вьется тонкой струйкой, по щеке ползет слеза, а перед глазами — урывки прошлой ночи.

Благотворительный вечер. Приятная музыка. Ловкие руки, ведущие в танце. Не такие сильные, как у Корфа. Не такие обжигающие, как его бешеный взгляд, не отпускающий весь вечер. И хотелось спрятаться, сбежать, но нельзя — ее выступление важно. Она поднялась на сцену, говорила что-то. Потом много пила, и в голове шумело от шампанского и коктейлей. Улыбалась, старательно избегая хищного прищура серых глаз. Любовно смотрела на сокурсника Мишу, не отказавшего ей в маленькой услуге. Он прекрасно подыгрывал. Но ему не противостоять Корфу. Поэтому ему удалось выкрасть ее: перекинул через плечо и увез в ночь. И двое его «бульдогов» остались на приеме караулить ее «жениха», чтобы она вела себя правильно. Она вела. И терпела тихое помешательство Корфа на грани безумия. Покорно принимала его крик, разорванную одежду, обвинения. И не обращала внимания, как хитрой крысой прокрадывалось в сознание прошлое. И как ее начинало потряхивать от давно забытых воспоминаний. А она лишь улыбалась полубезумно, по-прежнему молча и покорно принимая его уже далеко не тихое бешенство. И уже не видела, что остановило Корфа. Не чувствовала, как он прижал ее к себе, прошептал что-то. А потом ушел, оставив ее одну. Она не помнила, как провалилась в болезненный сон. Проснулась затемно, долго слонялась по квартире, не находя себе места. Позвонила Мише. Тот долго не брал трубку и она начала нервничать, что Корф убил его или покалечил. И когда она почти довела себя до безумия, Миша сонно ответил. И Катя едва не разревелась от облегчения. Оделась, хотела уйти, но ее тоже караулили. До утра.

А теперь она сидит и не может уйти, вспоминая все в мельчайших подробностях. Докуривает сигарету, сминает окурок о зажигалку. Подхватывает чемодан и, оставив ключи на кровати, уходит, захлопнув за собой дверь.

Сразу на работу. Связывается с нотариусом, готовит документы на продажу салона. И начинает поиски покупателя. К обеду, измотанная переговорами и отказами, выходит подышать свежим осенним воздухом.

Машину она замечает сразу.

Старый «Фольксваген» грязного цвета стоит у моста. Утром Катя курила на крыльце, наблюдая, как по мосту бегут люди, и никакой машины она не видела. А теперь та стоит. К тому же, очень удобно. С его точки открывается отличный вид на ее салон — водитель мог видеть оба выхода: парадный и служебный. Слежка? Вполне вероятно. Катя спускается по полукруглым ступеням парадного крыльца и направляется в сторону моста. Это наблюдение не сулит беды, потому что она знает хозяина старенького «гольфа». И знает, кто сидит за рулем, слушая джаз. Подходит к машине и стучит в водительское окно. Но не ждет, пока оно откроется. Присаживается на капот, закуривая. Хлопает дверца. Рядом приседает мужчина. От него пахнет лесом и лошадьми.

— Гонца прислал с прощальным подарком? Или с уговорами вернуться? — выдыхает вместе с облачком дыма. Перед ее глазами появляется широкая загорелая ладонь с пухлым конвертом. — Фантазия иссякла? Я разочарована, — с трудом подавляет подкатившие слезы. Нет уж, плакать она не станет. Сама все затеяла, знала, что будет хреново. Теперь будет терпеть. Медленно поворачивает голову в сторону мужчины. Рыжие волосы зачесаны назад, легкая небритость и тоска в слегка прищуренных голубых глазах.

— Почему ты, Егор?

— Взгляни, — предлагает он, кивая на конверт. — И расскажи, с тобой ничего не происходило в последние несколько дней?

— Твой друг решил, что я его собственность. Унизил меня, — «а я отплатила ему его же монетой», добавляет Катя мысленно. — Этого достаточно?

— Катя, ты умная и красивая женщина. Но сейчас в тебе говорят эмоции…

— В психологи заделался? Тебе это не идет, Плахотский, — она качает головой и все-таки берет конверт. Толстоват для денежной благодарности. Или Корф так дорого ее оценил? Заглядывает внутрь. Фотографии? Катя озадаченно смотрит на Егора. Тот молчит, предлагая самой найти ответы. Фотографий много. И на всех она. Кафе, театр, клуб. Разные люди, разные мужчины и она везде. Боль скользит по венам горьким ядом, выбивает дыхание. Фотографии выскальзывают из пальцев, рассыпаются по влажной брусчатке, подхватываются ветром. Катя безучастно смотрит на яркие картинки, запечатлевшие отрезки ее жизни. Жизни без Корфа. Он где-то за кадром. Там, где нет места искренним чувствам. Там, где осталась свистящая ветром скорость и ярость в стальном взгляде. Там, где ей казалось, что она снова научилась любить.

— Неужели Корфу нечем…

— Крис не следил за тобой, — перебивает Егор.

— А кто? – спрашиваю, и дрожь сводит позвоночник.

— Я думал, ты подскажешь…

Подсказать? И на мгновение появляется желание рассказать Егору о записке и прошлом, которое вернулось. О том, что мне страшно. Впервые за столько лет страшно ошибиться и потерять все. Снова потерять Корфа. На мгновение остро захотелось, чтобы хоть кто-то знал, что сейчас творится в моей душе. Как тяжело принимать решения и делать каждый шаг. Как по минному полю. Всего на мгновение. Потому что спустя пару ударов сердца я понимаю: он не станет присылать фотографии Корфу. Даже если следит – никто его не увидит. Я уверена: он уже все знает обо мне. И теперь выжидает. Он придет за мной – даже не сомневаюсь. И никто не спасет, потому что от него нельзя спастись. Никто не поможет, потому что я никому не нужна. Потому что тот, кому принадлежит сердце – не хочет, чтобы я его любила.

— Катя…

— Извини, Егор, но мне нужно идти.

И не дожидаясь, пока Плахотский решит меня остановить, ухожу. Прячусь в салоне за фальшивой улыбкой, встречающей новую клиентку. Но неспешная беседа не помогает забыться. Боль противно тянет прочь из душного салона в прохладу осени. И я сбегаю, сбросив дела на ассистентку. Ветер радостно обнимает за талию, скользит холодом под распахнутым пальто, подталкивает вперед, будто приглашает. Хохочу, запахивая пальто. Принимаю приглашение. Из кармана выуживаю телефон, набираю номер.

— Зацепина, привет, – одноклассница звонко отвечает, радуясь моему звонку, как девчонка. А ведь в школе мы никогда не дружили. Время меняет людей, наверное.

— Ямпольская, какими судьбами? – и ни тени наигранности или недовольства, только искреннее непонимание. Сколько мы не виделись? Много. Почти что целую жизнь. Не мою.

— Лизка, хочу расслабиться, – выдыхаю, остановившись напротив своей машины.

— Напиться, что ли, не с кем? – язвит Зацепина.

— Я хочу танцевать, Лиз. Можно?

— Когда будешь? – уже деловым тоном спрашивает бизнес-леди.

— Часа через два домчу, – улыбаюсь, плюхаясь в водительское кресло, завожу мотор.

— Я жду, – короткий ответ, – если не передумаешь.

Не передумаю, потому что не вижу другого выхода стряхнуть с себя выворачивающие наизнанку воспоминания. Выдрать сжигающую нутро боль.

И дорога сама стелется под колесами моей машинки, торопит, возвращает в город детства. Город разросся высотками и сложенными из сплошного стекла офисными центрами, заматерел торговыми центрами и пестрыми клубами, заковался в бетонную броню, потеснив некогда роскошные парки и зеленые аллеи. И я чувствую себя инопланетянкой в некогда родном городе.